Страница 9 из 40
Мисс Далтон проводит пальцем по стоящему в углу фортепьяно: нет ли там пыли?
Анджела думает, что этот замок своей мрачностью напоминает Тауэр.
«Боже милостивый! Я не знаю, смогу ли когда-нибудь вновь полюбить», — думает прелестная мисс Миллер.
Ведь, как ей мнится, если полюбила, то навечно. Любовь бывает лишь один раз в жизни.
Только раз, встречаясь с кем-то взглядом,
Узнаёшь любви своей глаза,
Узнаёшь: теперь навек быть рядом
Вам двоим велели небеса.
Для развлечения в гостиной есть карты, шахматы, а также фортепьяно.
— С вашего позволения я что-нибудь сыграю, — предлагает Джордж Стивен.
Он молод и хорош собой, красив, как манекен, однако же на лбу как будто бы написано, что бабник. Золотые локоны мужчины достают до плеч.
— Очень признательна вам, мистер Стивен. Поверьте, вы доставите нам большое удовольствие, — говорит Амелия.
— Вы очень любезны, мисс Миллер.
Стивен плотоядным взглядом бесстыдно раздевает присутствующих девушек. На губах — самодовольная улыбка. Блондиночка, конечно, хороша, фигурка и грудь у неё восхитительные, однако ему, Стивену, больше нравится брюнетка.
Он начинает играть. Пальцы его бегают по клавишам, и комнату тотчас же наполняют волшебные, чарующие звуки вальса Шуберта. Чарльз Саймон подходит к Анджеле.
— Вы позволите пригласить вас, мисс Эванс? — спрашивает он.
Анджела встречается с ним взглядом. Судя по самоуверенной усмешке, Саймон нимало не сомневается, что она готова с ним не только танцевать. Ей почему-то кажется, что этот человек походит на разбойника в костюме джентльмена.
— А разве, мистер Саймон, вам можно отказать? — намеренно громко произносит она, обворожительно улыбаясь.
Анджела подаёт ему руку, встаёт с кресла, в котором сидела, и они кружатся в вальсе. Но не к партнёру по танцу прикован взгляд Анджелы. Она смотрит на Артура.
— Не согласитесь ли потанцевать со мной, мисс Миллер? — приглашает тот Амелию.
Коротко подстрижены его светлые волосы. Миловидное лицо с правильными чертами можно было бы даже назвать прекрасным, если б не безвольный рот, который портит впечатление.
— Конечно, мистер Андерсон.
— На этот остров стоило приехать хотя бы для того, чтобы повстречать такую восхитительную девушку, как вы, — шепчет Артур ей на ухо.
— Благодарю вас, мистер Андерсон, — несколько смущённо шепчет в ответ мисс Миллер.
От глаз Анджелы, конечно, не укрывается поведение Артура.
— Нет, мистер Саймон, ну вы это видели? — возмущается она.
— Что именно, мисс Эванс?
— Да он что-то шептал ей на ухо!
— Кто он, мисс Эванс? — спрашивает Саймон.
— Мистер Андерсон! Боже мой, мистер Саймон, неужели вы ничего не заметили?
— Нет, — улыбается Саймон. — Зато, как я вижу, мисс Эванс, заметили вы.
— Нет, ну ни стыда ни совести! Это просто-напросто неприлично!
— Да, вижу, голубушка, вопросы приличия вас очень волнуют! — Реакция девушки явно его забавляет.
Анджела смотрит в улыбающиеся глаза Саймона.
— Да вы надо мною смеётесь! — восклицает она полувесело-полусердито.
— Разумеется, — подтверждает Чарльз Саймон, и в глазах его пляшут чёртики.
— По-моему, я не сказала ничего забавного.
— Думаю, мисс Эванс, вас сердит только то, — с ухмылкой на губах отвечает Саймон, — что в этом «вопиющем безобразии» участвует мисс Миллер, а не вы.
Он, как говорится, попал не в бровь, а в глаз. Однако Анджела не хочет признаваться в своих чувствах.
— Что за бессмыслица, честное слово! — произносит она, гордо вскидывая голову. — Да будет вам известно, мне вовсе нет дела до мистера Андерсона. Да пускай он хоть целуется с мисс Миллер, мне будет всё равно.
— Что-то, голубушка, я не очень вам верю, — усмехается Саймон.
— Ну и не верьте, — Анджела сердито надувает губы.
— А быть злюкой, мисс Эванс, вам не идёт. Я не хотел вас обидеть.
— Вряд ли это вообще может быть к лицу, — улыбается Анджела.
Танцуя с Амелией Миллер, Артур тоже украдкою смотрит на Анджелу. Мисс Миллер замечает это.
— Думаю, мистер Андерсон, — говорит она, — вы бы гораздо охотней танцевали с мисс Эванс.
— Вовсе нет, — возражает Артур. — Поверьте, мисс Миллер, вы здесь единственная девушка, достойная моего внимания.
— А мисс Эванс? Она очень красива.
— Мисс Эванс, конечно, не безобразна, но недостаточно привлекательна, чтобы обаять меня.
Позже Анджела рассказывает о новой постановке «Гамлета».
— По-моему, — замечает девушка, завершая свой рассказ, — Гамлету было бы лучше смириться. Тогда бы всё обошлось смертью прежнего короля. Нет, принц намекнул дяде, что знает его тайну, и пошло-поехало! Сам принц тоже хорош: случайно убил Полония, хладнокровно обрёк на смерть двух человек, с которыми раньше был дружен. А ведь они, может быть, даже не знали, что письмо, которое они везут, — приказ о его казни. Сделал несчастной Офелию.
Артур Андерсон, чьи серые глаза полны печали, пристально смотрит на Анджелу.
— Значит, по-вашему, мисс Эванс, надо было оставить убийство отца безнаказанным, пусть преступники творят, что хотят?
— Я просто не считаю, что восстановление справедливости стоит таких жертв, — отвечает Анджела, не думая смущаться.
И почему она всё-таки счастлива, что вновь видит Артура? Радуется просто оттого, что он рядом, хоть осознаёт, насколько это неразумно.
Лоуренс Гилсон по привычке скрещивает руки на груди.
— Bonum intentio, bonum methods, дражайшая, — говорит он.
— Что это означает? — спрашивает Блер.
— В переводе с латыни, — отвечает мистер Гилсон, — это значит «цель оправдывает средства», молодой человек. Как сам Гамлет говорил, «из жалости я должен быть жесток».
Неужели он когда-то был мальчишкой, которого так сильно восхищал сумасбродный рыцарь Дон Кихот? Мальчишкой, чья гордость не позволяла заплакать, когда учитель бил его тростью. Но из-за четвёрки, полученной вместо пятёрки, Лоуренс мог расплакаться от злости на себя. У него — и что-то не получилось! При этом он охотней получил бы двойку, чем у кого-нибудь списал. Да и сам списывать не давал.
«Сирена, — думает Лоуренс Гилсон об Анджеле. — Прелестна, как белая роза, как сама любовь. Но стоит оборвать у розы лепестки, и останется лишь стебель с листьями и острыми шипами. Анджела Эванс… Как же она похожа на Аманду! Такие же голубые глаза, светлые, как белое вино, волосы. Та же привычка подпирать рукой правую щёку. Даже её платье такого же оттенка, какого было платье Аманды при нашей первой встрече. Я любил Аманду, только она изменила мне. Я не хотел ей зла, но и слушать оправдания не собирался».
— Мне больше по душе Ромео, — молвит мисс Миллер.
— У бурных чувств неистовый конец,
Он совпадает с мнимой их победой,
Распадом слиты порох и огонь,
Так сладок мёд, что, наконец, и гадок,[4] — говорит Анджела, намекая, чем кончается подобная любовь.
— Но ведь, не правда ли, ради любви можно отдать жизнь? — возражает Амелия Миллер.