Страница 4 из 40
Страх огромным безобразным пауком опутывает паутиной душу Анджелы. Сердце трепещет будто крылья у пойманной бабочки. Хочется уехать прочь из жуткого места!
«Прекрати, ты воображаешь бог знает что. Наверняка здесь нечего бояться. Чудачества хозяев замка, только и всего. Ты разволновалась из-за ничего не значащих пустяков», — говорит себе Анджела, чувствуя, как по спине холодною волной бегут мурашки страха.
Но беспокойство, неясное предчувствие грядущего несчастья никак не покидают её сердца. Нет, что-то здесь не так! И какие всё-таки странные эти мистер и миссис Джастис. Жаль, что она не познакомилась с ними до того, как приехать на остров.
Впрочем, лодка, к сожалению, уплыла. К тому же, если страх вызывает у неё желание покинуть остров, то другое чувство — страстное желание остаться. Здесь рядом с ней Артур.
Артур… Её милый, любимый Артур. Как давно они не виделись? Четыре года? И если бы не случай, она бы его больше не увидела. Она не уберегла Генри, и мальчик погиб.
Тут Анджела с досадой смахивает слёзы: нет, не хватало ей сейчас расплакаться! Как же больно ей думать о Генри! Но эта боль дороже некоторых радостей.
Сразу после дознания Артур уехал. Сколько было страдания, сколько пролитых слёз! Анджела вдруг вспоминает, как они с Артуром познакомились. Когда она давала своему воспитаннику Генри урок музыки, в комнату вошла миссис Андерсон, а с ней красивый молодой мужчина.
— Дядя Артур! — радостно кинулся к нему Генри.
— Генри, — мягко укорила сына миссис Андерсон, — веди себя прилично! — И, обратившись к Анджеле, произнесла: — Мисс Эванс, это Артур, брат моего покойного мужа. Артур, — сказала она деверю, — это мисс Эванс, гувернантка Генри.
С этими словами миссис Андерсон удалилась.
— Рад знакомству, мисс Эванс, — произнёс Артур.
— Я тоже, мистер Андерсон, — отозвалась Анджела.
— Однако моя невестка назвала только вашу фамилию.
— Меня зовут Анджела.
Дружелюбная улыбка нового знакомого, его взгляд, одновременно несколько смущённый и заинтересованный, Анджеле понравились.
Артур приходил почти каждый день. Мужчина оказался умным и приятным собеседником, Анджела понимала, что всё больше влюбляется. Один из таких вечеров она никогда не забудет.
— До завтра, мистер Андерсон, — как обычно сказала она на прощание.
— До завтра, мисс Эванс, — ответил ей Артур.
— Генри будет ждать вас, — произнесла она и, посмотрев в его глаза, добавила чуть слышно: — И я тоже.
— Я буду счастлив снова вас увидеть, — улыбнулся он, и как тепло ей стало на душе от его улыбки!
И вот однажды Артур признался Анджеле в любви.
— Мисс Эванс… Анджела, — произнёс он, смотря на неё с обожанием.
— Да, мистер Андерсон, — Анджела сердцем поняла, что он хочет сказать.
— Я люблю вас, Анджела. Не знаю, могу ли на что-то надеяться, но я вас люблю!
— Я тоже люблю вас.
И вот сегодня Анджела снова увидела Артура. Хоть сердце неистово заколотилось, душа замурлыкала, свои чувства она постаралась сдержать.
Взгляды Анджелы и Артура встретились. Но если её глаза светились радостью, то его — сверкали гневом.
— Здравствуйте, мистер Андерсон, — сказала она.
— Здравствуйте, мисс Эванс.
— Не ожидала встретить вас здесь.
— Так же, как и я вас, — произнёс Артур.
— Но я очень рада вас видеть, — сказала Анджела, стараясь, чтобы это прозвучало как можно равнодушней.
«Нет, ну здесь же нет ничего такого, — подумала она. — Обычная, ничего не значащая любезность».
— Боюсь, не могу сказать то же самое. Хотелось бы знать, каким ветром вас сюда занесло. Тоже пригласили Джастисы?
— Да, — сказала Анджела. — Секретарь миссис Джастис заболела, и я временно буду её заменять.
— Мы очень давно не виделись.
— Да. С тех пор как… — начала Анджела и осеклась.
— Договаривай. С тех самых пор, как погиб Генри, — яда в тоне Артура хватило бы на десять кобр.
— Идиот! — прошептала она.
Чего больше было в её тоне: гнева или же печали? Анджела отвернулась от Артура. Тут к ней подошёл незнакомый молодой человек, тоже приглашённый Джастисами.
— Не позволите ли представиться, мисс? Меня зовут Чарльз Саймон, — сказал он.
— Анджела Эванс, — представилась она, хотя сейчас была не слишком расположена к общению.
— Кажется, вы хорошо знакомы с этим джентльменом?
— Нет, мистер Саймон, я бы так не сказала, — проговорила Анджела сердито. — Ровно настолько, чтобы сожалеть об этом знакомстве.
— Боюсь, что он расстроил вас?
— Вам, должно быть, показалось, — солгала Анджела. — У меня с ним не такие отношения, чтобы бессмыслица, которую он сказал, могла всерьёз меня расстроить.
Мысленно вернувшись к настоящему моменту, девушка в который раз велит себе быть благоразумной. Не унижаться перед тем, кто знать её не хочет. Оставаться верной своему решению. Если Артуру она не нужна, то и он ей тоже.
Артур теперь для неё — мистер Андерсон. Давний знакомый, который отнюдь не волнует ей сердце. Питать насчёт него какие-то иллюзии, надежды безрассудно, просто глупо. Что было, то было. Минувшего не вернёшь. Ведь в одну реку, как говорится, дважды не входят.
Анджела вздыхает: если б только Артур захотел, они бы снова были вместе. Но ведь их разрыв — его вина. Значит, первый шаг должен сделать Артур. Пока же она притворится равнодушной к нему. Назло начнёт кокетничать, к примеру, с этим Саймоном, которому она, как видно, нравится. Пусть Артур видит: ей и без него прекрасно жить на свете, пусть ревнует. Тут Анджела усмехается собственным мыслям.
«Не слишком ли много я о себе возомнила, решив, что всё ещё могу вызывать в нём ревность? Во всяком случае, Артур приехал сюда не с женой. И другой любимой женщины у него, как видно, тоже нет», — думает она.
Близится время обеда, и Анджела думает, что бы надеть? Выбирает лазурное платье. Оно ей идёт, к тому же в таком она некогда очень нравилась Артуру.
Одиннадцать гостей и двое слуг. Тринадцать. Их тринадцать.
Тринадцать — число с дурной славой, называется также «чёртова дюжина». Есть примета: если за одним столом собирается тринадцать человек, то не пройдёт и года, как один из них умрёт. Как видно, это связано с последней трапезой Христа. Из двенадцати учеников, которые с ним тогда были, один оказался предателем.
Если же тринадцатое число месяца выпадает на пятницу, то такой день многие считают несчастливым. Даже величайшие умы не чужды были этому. Гёте, например, пятницу тринадцатое проводил в постели, а Наполеон на данный день не назначал сражений.