Страница 26 из 51
Ветка, ветка, ямка, пригорок, ветка. Снова ямка, спящий бялт, ой, простите, пожалуйста, наступила на хвост, ветка, ветка.
Я вылетела на окраину леса, вдали желтым светом горели окна ельнясских домов. Сердце было готово выпрыгнуть из груди, дыхание разрывало грудную клетку. Я хватала воздух ртом и понимала, что нельзя останавливаться. Звуки за спиной хоть и притихли, но не исчезли. Или же исчезли?
Перепрыгнув через канал, чудом удержала равновесие, сзади что-то ухнуло. Я повернула голову и… заорала.
Глава 11. Одно старое проклятие
На другом краю Ельняса
За окном было темно и тихо, а в комнате тепло и уютно.
Седовласый мужчина, приспустив очки на кончик носа, задумчиво смотрел на цветные иллюстрации в большой книге. Временами свет падал на его волосы, и тогда среди седины виднелись поблекшие рыжие пряди.
Морщины давно прочертили бороздами лицо, но глаза не утратили зоркости.
Он сидел, вытянув ноги в домашних туфлях, и перелистывал «Сказки Янтарного Союза». С кухни тянуло ароматом печенья, но лакомиться было ещё рано. Поэтому ничего не оставалось, как ждать и пересматривать любимую книгу.
Временами старому пану Локису Раудису казалось, что боги — такие же люди. Просто они нашли возможность перебраться на небо, под землю, в море… Оставили тут своих младших братьев неразумных, которые не обладали такими способностями. И теперь лишь временами возвращаются, чтобы убедиться, что тут все нормально. Или относительно нормально.
Локис откинулся на спинку кресла, уперся затылком в мягкий подголовник, покрытый вязаным чехлом. Интересно, какой он, лучший мир?
Нет-нет, Локис думал совсем не о Потусторони. А о том месте, где и правда можно жить и не боятся, что в какой-то момент случиться нечто непоправимое, при этом просто потому, что кто-то не может удержать собственную злобу.
Дверь в комнату тихонько приоткрылась, и вошел Хенрик с подносом, на котором возвышалась горка печенья, стеклянная вазочка с орехами в меду, розетка с вареньем и кофейник.
— Папа, ты ещё не спишь? — поинтересовался он, подходя к столику и опуская туда поднос.
— Возраст позволяет мне спать в любое время, — сварливо отозвался тот, изображая из себя древнего старика.
Хендрик хмыкнул:
— Я за чашками и бальзамом. Тебе какой?
— С латрийским оленем на этикетке, — тут же ответил Локис, устраиваясь поближе к столу. Сын прекрасно знал, что он любит. Впрочем, сам тоже любит, поэтому все сходится.
Они с Хендриком до ужаса похожи. Куда бы ни пошли, сразу понимают, что отец и сын. Одинаково смотрят, одинаково говорят, одинаково призывают Ловкорукого в свидетели.
А вот Линас немного другой. Нет, не скажешь, что кукушонок, это слишком. Кровь Раудисов в нем чувствуется на большом расстоянии. Но все же немало взял от своей матери. Вот это железное упорство, которое входит в любую преграду, как сталь в горячее масло… А ещё вот это быть себе на уме. Старших-то уважает, может, конечно, огрызаться да характер показывать, но при этом никогда не проявляет неуважения. Выслушает, помолчит, кивнет и… сделает все по-своему.
Хендрик вернулся с чашками и бутылкой. Да-да, с той самой, именно с оленем.
— Где твой сын? — поинтересовался Локис, глядя, как темно-коричневая ароматная жидкость наполняет чашки.
— Прилетел, разорался, после чего собрал свои заготовки и снова поехал в столицу, — хмыкнул Хендрик, откручивая крышку бальзама. — Тебе сколько?
— Сколько не жалко. Только, прошу тебя, не превращай кофе с бальзамом в бальзам с кофе.
Хендрик хмыкнул. Он всегда считал, что в последнем варианте кофе вообще не нужен. Но сегодня у них не пьянка, а культурная домашняя беседа. Поэтому надо вести себя прилично. Ну… хотя бы попытаться.
Локис проследил за сыном, потом подтянул к себе чашку.
— Понятно. Чем опять недоволен?
— Не понравилось, что я отдал горшок без него Ядвиге.
Локис приподнял брови:
— Ничего себе! То есть теперь на это ещё разрешения спрашивать? Вернется он мне…
Хендрик задумчиво посмотрел на печенье, потом — на орешки. В темно-серых глазах мелькнула какая-то тень.
— Частично я его понимаю. Если бы кто-то сделал так без моего ведома, тоже взбеленился бы.
Локис замер, глянул на сына поверх очков:
— Так. Это уже интересно. Рассказывай.
Хендрик хмыкнул, обхватил чашку двумя руками и устроился в кресле удобнее.
— Да… есть момент. Я нарочно не все объяснил Ядвиге. Естественно, горшок начал капризничать. Сам знаешь, как они себя ведут в самом начале.
Локис молчал, ожидая, что сын скажет дальше. Говорящие горшки и правда… Порой хуже бялта. Ведут себя как малые дети. Если не найти правильного подхода, то будет еще и шкодить. С этим ничего не поделаешь, только быть начеку.
— Вот и горшок Ядвиги тоже не оказался исключением, — хмыкнул Хендрик. — Я по магическим отпечаткам сразу увидел, что будет выпендриваться.
— И-и-и? — поторопил Локис. — Почему ты не сказал ей? Захотел потерять девочку как клиентку?
Хендрик рассмеялся:
— О, пап, поверь, эту не потеряешь. Она не будет рыдать в платочек, она просто придет и разнесет контору, которая продала некачественный товар. За что, кстати, она мне и нравится. Мне нужно было, чтобы Линас пошел к ней.
— Но зачем? — Локис отхлебнул кофе. О-о-о, крепко! Ловкорукий, как же хорошо!
— Чтобы твой внук пошел… нет, помчался спасать прекрасную панночку! Это же очевидно!
Очевидно… ну, в целом, да. Линас определенно не остался бы стороне. Но все же…
— Думаешь, тут бы они не смогли бы поговорить?
— Именно! — фыркнул Хендрик. — Поговорить! Но ты же сам говорил, что тут давно пора не говорить, а переходить к другим действиям.
Локис не смог ничего сказать. И правда, говорил. К тоже больше того, он этих действий ждал. ----
С семьей Раудис произошло то, чего и врагу не пожелаешь, ещё при отце Локиса. Казалось бы, ничего такого, обычная история. Отец встретил красивую девушку, они полюбили друг друга, даже начали готовиться к свадьбе. Ровно до того, как отец чисто случайно обнаружил, что любимая занимается призывом сущностей Потусторони. Да не безобидных, а тех, кто выпивает жизненные силы из людей.
Красавица Гедре поняла, что не смогла скрыть свои колдовские дела икинулась к нему уговаривать забыть увиденное. Мол, никогда больше не повторится, просто ведьминская суть позвала, больше — ни-ни.
Ведьмы-то они что? Бывают разные. Есть такие вот, как Ядвига, которая занимается зельеварением и никому не делает плохого, а есть раганы, которые не видят разницы между плохим и хорошим. Их просто зовут из Потусторони, они и выполняют все, что говорят. Только некоторые могут побороть себя и бросить пагубное занятие, а есть те… кто входит во вкус.
Вот и Гедре… вошла. Нравилось ей управлять помыслами и желаниями людей. Там расстроить свадьбу купчихи, там соседа запугать, там— богатого торговца оставить посреди леса ни с чем.
Чем дальше шло время, тем сильнее она становилась. Тем всё больше и больше затягивало на глубину, из которой не выбраться.
Отец понял это и бросил Гедре, понимая, что дальше им не по пути. В первое время она даже не отреагировала, а потом затаила злобу. Особенно, когда отец начал встречаться с матушкой. Ох, как только не пыталась она извести соперницу, но, осознав, что назад ничего не вернуться, явилась перед храмом, из которого выходили счастливые молодожены, и наложила проклятие на три поколения Раудисов. Именно на их избранниц. Да так, что дрогнула земля, а вокруг все затянуло туманом.
Отец и матушка пришли в себя в лекарне. Ходили по целителям, по всем, кто мог бы снять проклятие, но те только разводили руками.
В какой-то момент жизнь устаканилась. Отец с матушкой жили душа в душу, дела шли хорошо, имение Раудисов расцветало. Да, именно имение. В Лиритве они были уважаемыми людьми. За талант и умелые руки щедро платили. Однажды узнали, что Гедре уехала куда-то, да и бялт с ней. Наконец-то сглаз долой. Может, все и обойдется, ибо здоровье ни у кого из молодых не подкосилось. Может, только зрелищным тот туман и был?