Страница 3 из 9
Эта идея настолько овладела мной, что я начал действовать в автоматическом режиме. Я стянул со своей постели простыню, собрал из моих художественных принадлежностей все красные краски, выдавил их в ванну, растворил в тёплой воде и, окунув простыню в густую кровавую смесь, пошёл за шваброй и верёвкой. Прикрепил мокрую алую простыню к швабре и понёс её через коридор в свою комнату, а оттуда уже на балкон, где привязал к балконной решётке.
– То-то я не мог понять, когда утром бежал открывать дверь, откуда взялись в коридоре эти «кровавые» лужи, – сказал отец.
– Да, да, – продолжил дед, – а когда красный флаг уже был над Парижем, я оделся – надел пальто и шляпу, спустился вниз и вышел на тротуар. Надо мной развевалось знамя русской Победы! Я встал по стойке «смирно» и отдал ему честь.
Дед умолк, отвернув лицо в сторону, чтобы никто не увидел набежавших на его глаза слёз… А отец открыл дверцу шкафа и вынул оттуда четыре рюмки вместе с графином недопитой накануне настойки.
Впервые в фамильной истории семья принялась чокаться и пить, не дождавшись обеда – сразу после завтрака! У этих пламенных русских патриотов надежда на победу в войне с ненавистным врагом сменилась на неколебимую уверенность…
Вскоре новость о вывешенном красном флаге обошла «русский Париж», и дед был вызван «на ковёр» в полковое объединение улан Ея Величества. Там сразу и прямо заявили, что намереваются исключить его из объединения за то, что он посмел выкрасить флаг в цвет, который символизирует власть тех, «кто поработил Россию и зверски убил Царскую Семью».
Негодованию деда не было предела. Он с яростным возмущением отверг эти обвинения, заявив, что с 22 июня 1941 года красный цвет стал символизировать только лишь реки жертвенной крови, героически проливаемой русским народом во имя Отечества, и что к большевистской власти он уже не имеет ровно никакого отношения. Точно так же, как, например, цвет пасхальных яиц или священнических облачений на Пасху. Уланы, тоже в душе переживавшие за советскую армию, посчитали выдвинутый дедом контраргумент смягчающим обстоятельством и ограничились объявлением ему выговора.
Таким образом, волнительная история с водружением знамени Победы в оккупированном немцами Париже завершилась благополучно во всех отношениях. Понятно, что, в отличие от моих домочадцев, мне лично в ту ночь переживать не пришлось вовсе. Но в сознательном возрасте, конечно, я обо всём узнал. И всегда восхищался дедовским поступком, несмотря на всё его сумасбродство и безрассудство. А к Пусу Толстому испытывал неизменное и глубокое благодарное чувство за своевременность его ночного появления на нашей улице.
Но вот ровно тридцать лет спустя – в 1973 году – Пус приехал в качестве англо-франко-русского синхронного переводчика на какой-то международный конгресс в Тбилиси, где я тогда проживал. И попал здесь в серьёзный «переплёт», детально рассказывать о котором я не стану. Он позвонил мне домой поздно ночью и встревоженным голосом попросил приехать к нему в гостиницу. Когда я подъехал, он уже ждал меня в вестибюле. Мы погуляли по проспекту Руставели, он ввёл меня в курс дела, и мы выработали план действий. Честно скажу, что без моего содействия Пусу пришлось бы туго. Через два дня он благополучно добрался до Москвы, позвонил мне из Шереметьево перед самой посадкой в парижский самолёт и слёзно благодарил.
– Дорогой Пус, – ответил я, – мне удалось помочь тебе избавиться хоть и от крупных, но всё же только лишь неприятностей. А мне ты однажды сберёг целую жизнь. Так что я всё ещё твой должник…
Предки
О Чавчавадзе
Княжеский род Чавчавадзе упоминается в грузинских летописях с древних времён. Сравнительно недавно в энциклопедии Русской Православной Церкви на страницах, посвящённых Грузинской Церкви, появилась информация о некоем католикосе по фамилии Чавчавадзе, возглавлявшем грузинскую Церковь в XV веке. Поскольку до прихода советской власти (разрешавшей в течение короткого периода всем желающим менять свои фамилии на любые другие) у нас никогда не существовало никаких однофамильцев, и все Чавчавадзе между собой всегда были родственниками, эту информацию можно считать документально подтверждённым свидетельством того, что и этот католикос был нашим предком.
Родословная семьи Чавчавадзе с подробными поимёнными сведениями по всем ветвям восстановлена вплоть до XV столетия. Родовое генеалогическое древо зафиксировано во многих исторических изданиях как в Грузии, так и в России. В Грузии и поныне многие исследователи продолжают делать новые открытия о прошлых носителях нашей фамилии.
Фамильный герб князей Чавчавадзе.
Малая родина Чавчавадзе находится в Кахетии (Восточная Грузия), а их первое родовое гнездо – в имении Кварели, имеющем ныне статус города и районного центра. Во второй половине XVII века род кахетинских князей Чавчавадзе разделился на две ветви, когда одной из них было пожаловано имение в Цинандали. Так образовался второй родовой очаг, расположенный примерно в нескольких десятках километров от Кварели. С этого времени появляются цинандальские и кварельские Чавчавадзе, происходящие, однако, от одного корня и поэтому состоящие между собой в родстве.
Эту генеалогическую ситуацию хорошо иллюстрирует один любопытный пример. У меня был троюродный брат, известный в Грузии Михаил Чавчавадзе – художник, прославившийся своими работами в театральной сфере. Все были уверены, что мы близкая родня, поскольку носили одну фамилию. Однако принадлежали мы к разным ветвям Чавчавадзе – я к кварельской, а он к цинандальской. И в троюродном братстве мы состояли исключительно по материнской линии, а если бы высчитывали своё родство по отцовской, то ушли бы в какую-нибудь 12-ю его степень. И оказались бы друг по отношению к другу, как говорится, «седьмой водой на киселе».
Традиционно практически все мужчины, носители нашей фамилии, получали военное образование, и военное дело всегда было их первым и главным – многие становились известными военачальниками и знаменитыми генералами. Но это не мешало некоторым из них проявлять себя и на других поприщах. Среди таковых вырастали и дипломаты, и поэты, и писатели, и общественные деятели. Но все они изначально были всё-таки людьми ратными.
Из этого правила случались, однако, редкие исключения. Одно из них связано с выдающимся представителем нашего рода Ильёй Чавчавадзе (1837–1907), канонизированным в 1980-х годах грузинской Церковью в лике праведных. Современники называли Илью отцом нации, её вождём и совестью. Всей своей многогранной деятельностью великого просветителя, крупного писателя, поэта, публициста и общественного деятеля он отстаивал насущные интересы грузин и защищал их самобытную культуру.
Грузинскими делами в его время заправлял аппарат Наместника на Кавказе, в котором работали русские чиновники. Некоторые из них старались «тихой сапой» проводить политику неразумной унификации и русификации. Например, давались распоряжения забеливать в местных церквах фрески извёсткой, потому что в восприятии русского человека храм должен был быть чистым и светлым, а тут вдруг какие-то древние, плохо сохранившиеся фрески. В результате извёстка их вконец разъедала.
Не обходилось и без курьёзных случаев. Сваны, говорившие на собственном диалекте и сохранявшие в своём православии немало пережитков языческой древности, веками тщетно добивались от разных католикосов перевода богослужебных текстов на сванское наречие, поскольку древнегрузинский церковный язык плохо ими понимался. Когда Грузия перешла под протекторат России, они стали о том же просить уже русские власти. Результат оказался ошеломляющим: им предложили проводить службы… на церковно-славянском языке!
Бывали случаи, когда делались попытки необоснованно преобразовывать отдельные грузинские школы в русские. Одно дело, когда открывалась русская школа в местах компактного проживания русского населения, но, когда подобные шаги предпринимались только для того, чтобы грузинские дети учились на русском языке, это вызывало естественное возмущение.