Победитель

– Виндзор Хорн Локвуд? – вновь спрашивает женщина.

Это мое имя. Если быть точным, мое полное имя звучит так: Виндзор Хорн Локвуд III. По имени видно, что я принадлежу к династии тех, кого называют «старые деньги». Я и выгляжу соответственно: румяное лицо, светлые с проседью волосы, тонкие патрицианские черты и величественная осанка. Я не скрываю, кем являюсь. Да и с чего бы мне скрывать?

«Неужели я вляпался с Большим Т.?» – проносится у меня в голове. Я опытен в подобных делах. Даже очень опытен. Но и мне свойственно допускать ошибки.

Сейди уже почти рядом со мной. Я жду, даю ей возможность задать свой вопрос:

– А кто им интересуется?

– Спецагент ФБР Карен Янг, – представляется женщина.

Янг – чернокожая. На ней облегающая кожаная куртка коньячного цвета. Под курткой – темно-синяя рубашка, застегнутая на все пуговицы. Слишком уж модный прикид для спецагента.

– А это – мой партнер, спецагент Хорхе Лопес.

Лопес одет более традиционно. Костюм цвета мокрого асфальта, унылый красно-коричневый галстук.

Оба предъявляют нам жетоны.

– Чем вызван ваш приход? – спрашивает Сейди.

– Мы хотели бы поговорить с мистером Локвудом.

– Это я поняла, – с долей язвительности произносит Сейди. – О чем?

Янг улыбается и прячет жетон в карман:

– Об убийстве.

Глава 2

Мы заходим в тупик. Янг и Лопес намерены меня куда-то увезти, причем без объяснений.

Сейди категорически против. Наконец я вмешиваюсь, и мы приходим к некоему соглашению. Я поеду с ними, но меня не будут ни допрашивать, ни даже расспрашивать без присутствия адвоката.

Сейди, которая куда мудрее своих тридцати лет, это не нравится. Она отводит меня в сторону и говорит:

– Они так и так будут вас расспрашивать.

– Знаю. Это не первое мое столкновение с властями.

Не второе, не третье и… но Сейди подобное не касается. Я не собираюсь упираться, но и ее «адвокатская поддержка» мне не нужна. На это у меня три причины. Во-первых, Сейди должна ехать в суд, и мне неловко ее задерживать. Во-вторых, если дело касается Тедди Лайонса – Большого Т., – Сейди незачем об этом знать, особенно прямо сейчас. И в-третьих, это убийство вызывает у меня любопытство. Я чувствую себя на редкость уверенным. Попробуйте привлечь меня к ответу.

Я покидаю офис и сажусь с ними в машину. Мы едем в северном направлении. Машину ведет Лопес. Янг сидит рядом с ним. Я устроился на заднем сиденье. Странно, но я почти физически ощущаю беспокойство обоих. Оба пытаются вести себя профессионально, и это им удается, но под слоем профессионализма я ощущаю некое подводное течение. Убийство явно не из категории обычных. Есть в нем какая-то закавыка. Спецагенты пытаются это скрыть, но их волнение действует как феромон, и мой нос улавливает соответствующий «запах».

Обработку меня Лопес и Янг начинают с традиционной молчанки. Теоретически это очень простой прием: большинство людей не выносят молчания и любым способом пытаются его нарушить, порой говоря такое, что потом может быть поставлено им в вину.

И теперь парочка спецагентов пробует эту тактику на мне. Чувствую себя почти оскорбленным.

Разумеется, я не поддаюсь на их уловку. Разваливаюсь на сиденье, сцепляю пальцы и смотрю в окно машины, словно турист, впервые приехавший в этот большой дрянной город.

– Мы знаем, кто вы, – наконец произносит Янг.

Я сую руку в карман пиджака и нажимаю кнопку на мобильном телефоне. Теперь наш разговор записывается, и запись пойдет прямиком в облачное хранилище на случай, если мои новые друзья из ФБР обнаружат, что я вел запись, и предпочтут ее стереть или сломать мобильник.

Я всегда готов к неожиданностям.

Янг поворачивается ко мне:

– Я сказала, что мы знаем, кто вы. – (Я продолжаю молчать.) – В свое время вы работали на ФБР.

Итак, они знают о моих связях с Федеральным бюро расследований. Это меня удивляет, хотя я и не показываю своего удивления. Я действительно работал на ФБР сразу после окончания Дьюкского университета, однако моя работа была строго засекречена. Кто-то им рассказал, причем кто-то наверху. Еще одно доказательство, что убийство не из обычных.

– Слышали о вашей успешной работе, – говорит Лопес, встретившись со мной взглядом в зеркале заднего вида.

Быстро же они перешли от игры в молчанку к лести. Я по-прежнему не говорю ни слова.

Мы едем по Сентрал-Парк-Вест – улице, на которой я живу. Вероятность того, что убийство как-то связано с Большим Т., значительно уменьшается. Во-первых, я знаю, что Большой Т. жив, хотя и не сказать, чтобы невредим. Во-вторых, если бы федералы хотели допросить меня по инциденту с ним, мы бы отправились на юг, в их штаб-квартиру на Федерал-плаза, 26. Но мы едем в противоположном направлении, приближаясь к «Дакоте», фешенебельному жилому дому на углу Сентрал-Парк-Вест и Семьдесят второй улицы.

Принимаю это к сведению. Сейчас я живу один, значит жертва не из числа дорогих мне людей. Возможно, суд выдал ордер на обыск моей квартиры и нашел какой-то компромат, который они собираются использовать против меня. Но это тоже маловероятно. Один из швейцаров «Дакоты» сразу бы сообщил мне о вторжении. И потом, сработала бы скрытая сигнализация и мне на мобильник поступил бы сигнал. К тому же я не отличаюсь беспечностью и не держу у себя дома ничего такого, что могло бы навлечь подозрение властей.

К моему удивлению, Лопес везет меня мимо «Дакоты». Мы едем дальше. Проехав шесть кварталов, мы приближаемся к Музею естественной истории. Замечаю две служебные машины нью-йоркской полиции, стоящие напротив «Бересфорда», еще одного знаменитого довоенного многоквартирного дома на Восемьдесят первой улице.

Лопес внимательно разглядывает меня в зеркале заднего вида. Я смотрю на него и хмурюсь.

Униформа швейцаров «Бересфорда», похоже, навеяна формой советских генералов конца тысяча девятьсот семидесятых. Лопес подъезжает к тротуару и останавливается. Янг поворачивается ко мне:

– У вас есть знакомые в этом доме?

В ответ я молча улыбаюсь.

– Хорошо, тогда я прошу вас выйти из машины, – качая головой, говорит она.

Лопес справа, Янг слева – в таком порядке мы входим в мраморный вестибюль и идем к приветливо распахнутым дверям лифта. Кабина отделана деревянными панелями. Когда Лопес нажимает на кнопку верхнего этажа, я понимаю, что мы отправляемся в «разреженный слой атмосферы», выражаясь фигурально, буквально и, главным образом, финансово. Один из моих сотрудников, вице-президент «Лок-Хорн секьюритиз», владеет в «Бересфорде» классической шестикомнатной квартирой на четвертом этаже, из окон которой открывается ограниченный вид на парк. Он заплатил за нее более пяти миллионов долларов.

– Вы хоть догадываетесь, куда мы едем? – спрашивает меня Янг.

– Вверх, – отвечаю я.

– Забавный ответ.

Я хлопаю ресницами, изображая скромность.

– Мы едем на самый верхний этаж, – поясняет она. – Вы когда-нибудь там бывали?

– Полагаю, что нет.

– Вы знаете, кто там живет?

– Полагаю, что нет.

– А я-то думала, богачи знакомы друг с другом.

– Это стереотипное мнение и вдобавок ошибочное.

– Но ведь вы все-таки уже бывали в этом доме?

Я предпочитаю молчать. В этот момент двери лифта со звоном открываются. Я думал, мы попадем прямо в прихожую роскошной многокомнатной квартиры. В панорамных квартирах выход из лифта часто устраивается внутри. Однако мы оказываемся в темном коридоре. Обои здесь тканевые, насыщенного красно-бурого цвета. Дверь справа распахнута, за ней видна чугунная винтовая лестница. Лопес идет первым. Янг кивком предлагает мне следовать за ним. Я подчиняюсь.

Все окружающее пространство забито хламом.

По обеим сторонам ступенек громоздятся шестифутовые стопки старых журналов, газет и книг. Я замечаю журнал «Тайм» – номер за 1998 год. Нам приходится идти боком, иначе не протиснуться сквозь узкий проход.

В воздухе разлито удушающее зловоние.