Страница 52 из 57
Глава 25
После столовой поехали в угро, день намечался длинный и многообещающий. И я, и Паша, и Пётр — все мы чувствовали себя триумфаторами и были на подъёме.
Мне выпало допрашивать предводителя шайки — Корнея. Он оказался обладателем замечательной русской фамилии Иванов.
— Почему вы свою фамилию опозорили? Что же подвигло вас на преступление, гражданин Иванов? — спросил я, разглядывая оператора.
Сложно поверить, что этот интеллигентного, я бы даже сказал — профессорского, вида мужчина, сколотит шайку и пойдёт грабить банк. А если учесть его сугубо гуманитарную профессию…
— Любовь к искусству, — безрадостно протянул он.
— А при чём здесь искусство?
— Вы не поймёте!
— Так вы снизойдите к нашему уровню развития. Глядишь, и допетрим тогда, — усмехнулся я. — Римского от Корсакова отличаем, и вас, даст бог, поймём.
— Издеваетесь?
— Да уж куда нам с нашими мужицкими рожами да в вашем калашном ряду…
— Можно водички, — попросил он.
Я налил ему полный стакан из графина.
— Пожалуйста.
— Благодарю вас, — руки его тряслись, зубы стучались об край стакана, вода стекала по лицу и капала на одежду.
— Напились?
— Да.
— Тогда продолжим.
— Отстаньте от меня! — с надрывом выпалил он.
— С какой стати? Иванов, вы на допросе, а не в кабаке. Извольте отвечать, когда вас спрашивают, — нарочито добавил суровости в голосе я.
Не хватало ещё, чтобы он впал в истерику.
Приём подействовал.
— Узнаю Россию-матушку, — шмыгнул носом Иванов. — Может ещё и кулаком в лицо мне заедете, как при старой власти?
— А что — доставалось? — на всякий пожарный я убрал руки со стола, а ну как этому малахольному и впрямь подумается, будто я решил выбить из него показания.
— Спрашиваете, — с горечью произнёс арестованный. — Я ведь в прошлом большевикам сочувствовал, помогал чем мог: прокламации в университете распространял, укрывал сбежавших с каторги.
— И как же вы после столь героического начала докатились до откровенного грабежа?
— Я же сказал — из любви искусству.
— Звучит туманно.
— Боже мой — это просто невозможно объяснить словами!
— А вы всё равно попробуйте.
Иванов собрался и заговорил.
— Я столько лет бредил волшебным миром кино, мечтал, что сам когда-нибудь сниму фильму. Мечта сбылась, я стал оператором, а потом…. — Он вздохнул. — Потом мне стало тесно в вашем большевистском мирке. Постепенно всё стало скатываться к каким-то агиткам, примитиву, я потерял свободу творчества, понял, что задыхаюсь тут и больше не могу… А ведь я хотел делать кино с большой буквы! И тут мой взор упал на Америку, на Голливуд.
— Вы сейчас серьёзно?
— Да. Будущее мирового синематографа за океаном.
Понятно, и этому в Голливуд захотелось. Наивность некоторых людей порой меня умиляла. Можно подумать, там не диктат продюсеров в кино, а сущий рай для творческого человека. Ну и сплошной воздух свободы, чтоб два раза не вставать.
— Так кто вас не пускал в Америку? — недоумённо поинтересовался я.
Он с шумом выпустил воздух из ноздрей.
— А кому я там нужен без гроша в кармане?! Безработным можно быть и дома. Зачем ехать в какую-то Америку, чтобы жить под мостом?
— И тогда вы решили разбогатеть преступным путём.
— Как вы красиво формулируете, гражданин начальник. Много читаете?
— Здесь я задаю вопросы.
— Извините. Да, пришлось пойти на преступление. В любом деле необходим начальный капитал. Честным путём заработать его в нашей стране невозможно, и тогда я придумал этот план.
— Как нашли сообщников?
— Однажды я поделился своими мыслями с Майечкой Гуревич… Очень осторожно, как бы между прочим. А она не просто меня выслушала, но и поддержала. К тому же Майи нашлись очень хорошие знакомые в… скажем так, преступных кругах.
— То есть сообщников вербовала Майя Гуревич?
— Да, она умеет работать с людьми.
— Хорошо, так и запишем, — склонился я над протоколом. — Гражданин Иванов, насколько я понимаю, вашей целью было ограбление банка, желательно провинциального. Но зачем понадобилось обворовывать Филькенштейнов, вскрывать сейф в редакции «Донской бедноты»? Ведь это же дополнительный риск…
Он с грустью поглядел на меня.
— Всему виной Майины знакомые. Их не устраивала официальная зарплата, они не могли просто набраться терпения и подождать, а Майечка им потакала.
— Вопросов больше нет. — кивнул я. — Вот тут поставьте подпись и напишите «С моих слов записано верно, мною прочитано». Сейчас вас отвезут в камеру.
— Скажите, гражданин начальник, а что мне грозит? Какое наказание?
— Это уже определит суд. На ваше счастье вы никого не убили и не покалечили, гражданин Иванов.
После допроса меня неожиданно вызвали в кабинет начальника угро. Народу там было полно, едва удалось найти свободное место за столом.
— Как дела, как Иванов — колется? — сразу спросил Пётр.
— А что ему ещё остаётся делать? Мы ж его взяли прямо на месте преступления…
Я уже успел привыкнуть, что товарищ Мышанский присутствует чуть ли не на всех наших оперативных совещаниях — ГПУ всерьёз занялось проблемой бандитизма, и очень удивился, когда не увидел его в кабинете Художникова.
— А где смежники? — поинтересовался я.
— Мамонта ловят, — сообщил начальник угро.
— И что: крокодил не ловится, не растёт кокос? — случайно вырвалось у меня из уст.
— Какой крокодил, какой кокос? — удивлённо вскинул правую бровь Художников.
— Песня такая, товарищ начальник. К слову пришлось.
— Одно радует, товарищ Быстров: вы не только песни поёте, но и работать не разучились. Звонили из руководства банка, выражали вам свою признательность.
— Вы бы из них, товарищ Художников, не только слова благодарности, но и кое-что существенней бы выбили, — произнёс Паша. — После недавнего налёта во всём здании ремонт требуется — перед бандитами неловко.
Сыщики засмеялись. Художников тоже не выдержал и улыбнулся.
— Вопрос с ремонтом закроем, исполком обещал выделить средства. А что касается благодарности — я попросил, чтобы банк помог детскому дому. Ребятишкам нужней, не так ли товарищи?
— Всё так, товарищ Художников, — дружно загалдели ребята. — Мы, если что, и сами им поможем.
— В общем, у меня две приятных новости и одна не очень. С какой начнём?
— Давайте с плохой что ли, а потом подсластите пилюлю сразу двумя хорошими, — предложил Пётр.