Письма на воде

Не укрылась от проницательного взгляда звездочёта и хитрая насмешка в шакальих глазах наместника Кана, и явное беспокойство девятого принца.

Осталось чуть-чуть.

– Для предстоящей охоты позвольте подарить вам сокола, Ваше Величество, – торжественно изрёк Ван Ук, за спиной которого слуга держал большую клетку, покрытую дорогим золотым шёлком.

– Я очень люблю соколиную охоту, – благосклонно улыбнулся Кванджон, жестом призывая слугу с подарком приблизиться.

Однако от его улыбки астроному стало плохо, и он невольно порадовался тому, что не стоит на месте восьмого принца и император отвечает не ему.

Чжи Мон знал, что Ук, как ни старался, не мог уяснить себе целей Кванджона, хотя и понимал, что тот неспроста изучает по управлению государством. И, разумеется, чтобы выиграть время, хотел отвлечь Его Величество от этого подозрительного чтения, подарив охотничьего сокола.

Вот только Ван Ук не учёл, что Кванджон был на две головы дальновиднее и, что греха таить, коварнее его, и Ван Вон, на которого самонадеянно полагался восьмой принц, теперь действует не на его стороне.

– Это проявление братской любви! – тут же воскликнул девятый принц, словно мысли о нём звездочёта подтолкнули его произнести напыщенную и свойственную его глупости речь. – Говорят, что она является основой добродетели. Братья – это лучшее, что есть в нашей жизни. Когда в императорской семье мир и согласие, в государстве царит гармония.

Чжи Мон едва не скривился от этого льстивого пафоса, удивляясь тому, как удаётся правителю так искренне улыбаться девятому брату. Ведь Кванджону, как и астроному, уже было известно, что в дополнение к своим прежним преступлениям именно Ван Вон предложил Ван Уку лишить императора последнего близкого ему человека, оставив его в полном одиночестве. Именно с подачи девятого принца, заручившись поддержкой министров и глав влиятельных семей, Ван Ук потребовал, чтобы Бэк А возглавил подавление восстания в Хупэкче, и таким подлым образом убрал тринадцатого принца из дворца с помощью У Хи.

Кванджон это знал. И сейчас улыбался Ван Вону.

Но Чжи Мон не сомневался, что этот гадкий лизоблюд станет следующим. Император не прощал подобные удары, тем более в спину.

А между тем слуга поставил клетку прямо перед троном и сдёрнул с неё золочёный покров. Переполненный зал охватила гробовая тишина, и слышно было, как на кого-то ближе к выходу напала нервная икота.

Потому что птица в клетке была мертва.

Улыбка сошла с лица императора.

– Это мёртвый сокол? – нахмурился он, впиваясь взглядом в побледневшего восьмого принца.

– Вы даровали императору мёртвого сокола? – взвизгнул наместник Кан, и от его противного голоса у Чжи Мона мгновенно заломило в висках, но сейчас он готов был стерпеть от мерзкого старикашки и это. – Вы прокляли императора! Мы не сможем пренебречь содеянным!

Кванджон навис над Ван Уком обнажённым для удара чёрным клинком, и восьмой принц съёжился под его уничтожающим взглядом.

– Ваше Величество, это недоразумение, – пролепетал Ван Ук, с которого мигом слетела вся спесь. – Что-то произошло, пока мы добирались сюда.

– Ты лично принёс и вручил мёртвую птицу Его Величеству, – громко возмутился Ван Вон. – Так кого пытаешься обвинить?

– Осмелился проклясть императора? – угрожающе протянул Кванджон, перекрывая тревожный гул в зале. – Значит, это измена?

– Все видят мёртвого сокола! – заголосил наместник Кан, и Чжи Мон, не сдержавшись, всё-таки сморщился.

– Мы все свидетели, Ваше Величество!

Нестройный хор голосов вывел Ван Ука из шокового состояния. Он окинул расшумевшихся министров каким-то шальным, безрассудным взглядом и рухнул на колени:

– Ваше Величество, всё не так! Это чьи-то козни, Ваше Величество!

Пока он бормотал оправдания, император бросал короткие колкие взгляды на министров, убеждаясь в том, что его цель достигнута. А потом посмотрел на распростёртого у подножия трона восьмого принца, и лицо его исказила зловещая усмешка, а глаза заблестели злым торжеством:

– Если это измена, – по-прежнему медленно и веско проговорил он. – Ты поплатишься жизнью!

Чжи Мону уже давно не было так жутко. Он смотрел на Кванджона, и ему до рези в животе хотелось оказаться подальше отсюда, пусть он и не стоял сейчас на коленях перед тем, кто являл собой саму беспощадную тьму и небесное правосудие в одном лице.

Звездочёт не сомневался: это лицо будет сниться Ван Уку в навязчивых кошмарах до конца его дней, сколько бы их ни осталось.

***

Если свершившаяся месть может окрылять, то именно на её аспидных крылах Ван Со летел по коридорам дворца, упиваясь глубочайшим мрачным удовлетворением от произошедшего накануне. Чтобы уничтожить Ван Ука, ему осталось только выбрать, каким образом восьмой принц попрощается с жизнью, и подписать указ о казни. Однако всё, что приходило в голову императору, казалось ему недостаточно справедливым за все те злодеяния, которые совершил Ук, и Ван Со испытывал какое-то зверское наслаждение, перебирая в уме пытки и возможные варианты смерти восьмого принца.

В его душе не было ни капли жалости, ни крохи сомнения. Он карал за содеянное зло и не чувствовал угрызений совести. Наоборот, по его лицу змеилась довольная улыбка. Но улыбка эта была настолько жуткой, что встречные придворные и слуги шарахались в стороны. А может, они каким-то образом ощущали на себе ледяную тень тех самых крыльев возмездия, что несли Ван Со прочь от тронного зала.

Он не заходил туда сегодня, однако ему доложили, что восьмой принц по-прежнему остаётся там коленопреклонённым, уповая на милость императора. И Ван Со тут же захотелось повременить с подписанием смертного приговора: пусть постоит, полюбуется на трон, который он так мечтал занять и к подножию которого бросил столько невинных душ! Как стояла под дождём на каменных плитах искалеченная Хэ Су, умолявшая императора Тхэджо помиловать наложницу О, которую струсивший восьмой принц отправил к отцу вместо того, чтобы пойти к нему лично. Как стоял умирающий, отравленный ртутью Ван Му, цепляясь за Ван Ё, как за соломинку. Как стоял перед третьим принцем сам Ван Со, признавая его власть в обмен на жизнь Су. Как стоял, мучаясь в предсмертной агонии, Ван Ын, которого Ван Ук оклеветал и отдал в руки безумца вместе со всей его семьёй. Как стоял, прощаясь с погибшей любимой, рыдающий Бэк А…

Каждый из них – на коленях. Перед неизбежным. Из-за Ван Ука, будь он проклят!

Так пусть напоследок почувствует боль и отчаяние всех тех, кого сделал несчастными и чьи жизни отнял в погоне за властью.

Злодеяниям Ука пришёл конец. Ван Со удалось красиво подставить восьмого принца и обличить его измену перед лицом министров и глав влиятельных кланов, как он и планировал когда-то. Теперь никто не назовёт его месть жестокой расправой. Это будет справедливое наказание за покушение на жизнь правителя, которое карается смертью.

И никто не поможет Ван Уку. Некому помогать.

Ван Вон теперь лижет пятки Ван Со. Жалкая, презренная тварь…

Ён Хва приняла сторону императора и отказалась от своей семьи в обмен на возможность родить наследника престола. Она не станет поддерживать брата, совершившего такое тяжкое государственное преступление. А клан Хванбо затаится, пока с него не сойдёт тень проступка его сына.

Мятежный Чжон – в пожизненной ссылке в отдалённой провинции.

Бэк А давно покинул дворец и неприкаянно скитается с каягымом{?}[Каягым – корейский струнный щипковый музыкальный инструмент.] по стране в поисках забвения и покоя.

Помогать некому. Ван Ук остался совершенно один. Неужели Небеса расщедрились на справедливость?

– Ваше Величество! – раздался за спиной Ван Со родной желанный голос, и, выбежав вперед, дорогу ему преградила взволнованная Хэ Су. – Пощадите Ван Ука! Я уверена, его оговорили! Позвольте ему жить!

Император окинул её разочарованным взглядом и, отвернувшись, устремился прочь. Неужели она прервала свою пытку молчанием из-за восьмого принца? Только ради этого отринула свою собственную обиду и заговорила с ним? Немыслимо!