Дочь Моргота

— Не трать зря время, Саруман. Делай, что задумал, и поторопись, — будничным тоном, словно заговорив для приличия о погоде или ином подходящем для светской беседы никому не интересном пустяке произнесла Галадриэль.

— Ты не можешь знать, что я задумал, Галадриэль. — Глаза не сумевшего скрыть откровенного замешательства Сарумана раздраженно вспыхнули, а опустевший кубок неприятно хрустнул в сжавшихся пальцах.

— Это неважно, хотя и нетрудно догадаться… — невозмутимо ответила Владычица, казалось, не обращая ни малейшего внимания на с трудом сдерживаемое бешенство мага. — Главное — что случится в итоге.

— Ты не слишком много глядишься в свое проклятое Зеркало, Галадриэль? Вдруг оно тоже… способно свести с ума, если не знать меры, как Палантир?

Хотя Владычица не обратила почти никакого внимания на колкость, лишь слегка передернула плечом и, повинуясь невысказанному пожеланию, вышла вслед за Гэндальфом, Саруману стало заметно легче — яркий, как свежий след ожога, гневный румянец сменился почти естественным и судорожно сжимающие ни в чем не повинный кубок пальцы ослабили хватку. Нельзя поддаваться эмоциям, когда так многое зависит от воли обращенного в свою пользу случая… но как же невыносимо, о Эру!

Делай, что задумал, и поторопись…

В этом лотлориэнская ведьма (ничего, ее золотым мэллорнам недолго осталось расти в Средиземье) всецело права. Она спокойно и без тени сомнения оставила его наедине с Силмэриэль… и тоже не ошиблась. Чувствуя вновь готовое неудержимо вскипеть опасное и ненужное раздражение, маг глубоко вздохнул, на пару мгновений прикрыв глаза — успокоившие бурю картинки очень не понравились бы Галадриэль, но насильственно копаться в его сознании она все же пока не могла.

— Папа!

Услышать привычное и долгое время лишь раздражавшее обращение оказалось неизмеримо приятнее, чем речи Галадриэль, а на Гэндальфа после поражения в Ортханке даже смотреть не хотелось. Приятно, что специально мстить святоше в сером плаще — и за осаду Изенгарда проклятыми ходячими деревяшками тоже — не придется, все получится само. Если не попадет под горячую руку Морготу — уберется навсегда в Валинор.

Затуманенный остаточным действием эликсиров — поборники света накачали ее ими не задумываясь о последствиях — вполне осмысленный взгляд отчаянно желал зацепиться за что-то знакомое и безопасное, осветившись откровенной радостью при виде него. Все оказалось не так плохо — приводить Силмэриэль в чувство новой порцией зелья не пришлось, она даже попыталась встать, опираясь на стену.

— О! Ты… — Она широко открыла глаза, скользнув ладонью по гладкой, как у смазливых роханских конников, щеке и не тронутым сединой черным прядям. Горести на мгновение отступили перед промелькнувшим слабой улыбкой по потрескавшимся губам детским удивлением.

— Ты уже знаешь, кто твой папа, — не удержался Саруман, преувеличено сладко улыбаясь. — Прости! — поспешил сочувственно добавить он, ласково обнимая снова опасно побледневшую приемную дочь, — не хотел тебя огорчать. Можешь называть меня, как тебе нравится… в этом даже что-то есть.

— Папа! — всхлипнула Силмэриэль, прижимаясь к груди успокаивающе нежно поглаживающего ее по волосам волшебника. — Забери меня отсюда… в Изенгард.

— Да, — серьезно пообещал Саруман, помогая ей удержаться на еще плохо слушающихся ногах. — Но не сейчас. Присядь, осторожнее… — Он помрачнел, до боли стиснув в ладони пробку от флакона. — Выпей, это поможет.

Силмэриэль охотно отпила из кубка, не спрашивая, что названный папочка добавил в вино.

— Тебе придется пока остаться здесь, с ними. Ненадолго, пока я не вернусь. — Саруман поцеловал ее в лоб, аккуратно убрав назад спутавшиеся волосы. — Они совсем не такие светлые, как им кажется… ты сама уже поняла, — маг коснулся забинтованного пальца, — хотя до твоего настоящего отца им далеко. — Он остановился, заглядывая в наполнившиеся слезами глаза… благодаря эликсиру или усталости исчерпавшей многодневный лимит страданий души реакция воспитанницы оказалась не такой бурной, как он опасался.

Словно она признала в глубине души справедливость его слов… или скоро признает.

— Ты только не спорь с Артанис… Галадриэль, у тебя нет сил противостоять ей, и она может… — Саруман мягко разжал неосознанно ухватившиеся за рукав пальцы, на миг задержав руку девушки в своей. — Ведьма скоро отправится туда, где ей самое место — в Чертоги Мандоса, или хотя бы в Валинор, вот увидишь. А твой отец — назад, в Пустоту.

— Нет! Он не…

Саруман крепче сжал ладонь Силмэриэль и притянул ее ближе к себе, чтобы не дать возмущенно отстраниться, но она лишь спрятала лицо у него на груди, ища поддержки и утешения.

— Он да, Силмэриэль. И не может стать другим, как бы тебе ни хотелось. Он хуже и страшнее Саурона, — маг сочувственно вздохнул, прижимая воспитанницу к себе, — потому что хочет не властвовать над миром, и даже не осквернить его, а уничтожить, разрушить до основания. Не станет ни Мглистых гор, ни облаков, ни дубов с белками, ни Изенгарда. Ибо он не чувствует к творениям Эру ничего, кроме ненависти. Я же рассказывал тебе о Морготе, и ты прекрасно помнишь, посмотри еще…

— Не надо па… Курумо, — Силмэриэль оттолкнула легшую на лоб руку, безуспешно стараясь вдохнуть побольше воздуха — нос распух и покраснел от слез, как в далеком детстве. — Я помню, но он же мог… измениться, хотя бы немного. Он не… не ненавидит меня и…

— Я заметил. — Саруман неприязненно скривил губы. — Жаль разрушать твои иллюзии огорчительной правдой. Ты не творение Эру, а скорее уж его. Новизна и острота ощущений в человеческом теле может… временно закружить голову, но пресыщение и жажда большего неизбежно наступят… уже вот-вот. Ты повторишь судьбу всех его врагов, если пойдешь против него — с тобой не будет иначе. И узнаешь цену того, что кажется тебе любовью.

Саруман замолчал, прислушиваясь к чему-то доступному лишь ему… продолжать затянувшийся разговор уже не было возможности, и необходимости тоже.

— Но этого не произойдет, не плачь… выпей еще немного. Судьба все расставит по своим местам, время поможет понять истину и исцелит боль. — Маг помог воспитаннице сесть на скамейку, вновь положив руку на лоб. — Изенгард теперь больше понравится тебе — там нет больше дыма, скоро вырастут твои розы и дубы с белочками — энты разрушили мои мастерские. — Саруман поджал губы, беззлобно усмехнувшись, не стихающая досада от крайне огорчительного происшествия смешалась с невольным умилением от ее по-детски радостной улыбки. — Знал, что не найду у тебя сочувствия. Я построю другие… в горах, с моими новыми фильтрами, дым не будет портить вид с площадки, не бойся.

— Ты уходишь? — Силмэриэль вновь попыталась схватить за руку направившегося к двери волшебника. — Куда? Ты… ты будешь осторожен?

— Да! — Саруман мимолетно погладил воспитанницу по щеке, глядя поверх ее головы. — Все скоро закончится, вот увидишь.

========== Часть 27 ==========

Силмэриэль малодушно зажмурилась, ощутив пустоту в еще миг назад судорожно вцепившейся в плечо приемного отца руке. Он мягко, но без тени сомнения отстранил ее, и ушел… она не хочет знать и понимать, куда и зачем. Пусть отец… Саруман просто вернется к ней, и все будет как раньше, почти, но не сумеет сделать то, чего задумал.

Свет набирающего силу жаркого дня пробился сквозь сомкнутые веки расплывающимися по краям красными пятнами. Сколько раз она уже боялась открыть глаза и оказаться в Ортханке, когда еще ничего не произошло и не могло произойти — с вечно недовольным Саруманом, изрытым мерзкими дымными шахтами двором, ненавистными орками и обманчиво близкими к овеваемой свежими ветрами вершине башни заснеженными пиками Мглистых гор… сотворенными ее настоящим отцом. Как прежде уже не сможет стать никогда, о Эру… это навсегда останется с ней, и не только горы.

— Па…

Глупо звать его папой теперь, но назвать так — она не будет произносить, кого, хотя уже и все равно — не получится еще долго… или никогда. Как и понять и облечь в слова свои чувства — погребенную под завалами страха и потрясения болезненную темную радость… то, что стало бы ею, если бы можно было верить в сбывшуюся человеческую сказку, как совсем еще недавно.