Страница 41 из 50
Я надеюсь, что вы поймете меня правильно и пойдете мне навстречу, если снимете часть приговора народного суда, то вы поможете мне найти правильный путь в светлое будущее быстрей, чем оно может прийти самое.
Заключенный Баландин.
ЖАЛОБА ОСУЖДЕННОГО РЯБИНИНА В.Д.
Вы ежедневно рассматриваете дела уголовных преступников по их жалобам на приговор суда. Есть среди жалоб всякие, лишь бы выгородить себя. Но у меня просьба очень откровенная и чистосердечная. Прошу вас устранить ошибки, допущенные следствием судом и мной самим. Я вам опишу коротко о себе и постараюсь сказать только правду. Я родился в семье, мать и отец были неграмотные. Из родства у меня сестры. Они окончили все институты и смогли правильно понять жизнь и нашу Партию. Я же один рос, мальчик рано лишился отца, а мать, верующая в бога, тащила меня в церковь. Я не был пионером, а вязался большинство с уличными ребятами, которые тоже не были заинтересованы в чем-либо полезном для общества и для своего правильного воспитания. Вот мой результат жизни. Я имею фактически 7 судимостей с 1949 г. Отсидел 11 лет в исправительных трудовых лагерях. Очень много пережил, ибо с 18 лет я попал в лагерь. Но все годы я работал на общих, самых тяжелых работах. Благодаря здоровью и работе я остался жив. Теперь настал мой через именно обратиться к вам, в ЦК КПСС, с просьбой о пересмотре моего дела, которое было рассмотрено 10 апреля 1964 года. На суд я скажу прямо, что я попал к жестокой судье, и она вынесла очень жестокий приговор, не взял ничего хорошего. Я ведь был членом бригады коммунистического труда, и это для меня было святое. Это было самое дорогое, о чем я мог мечтать, а теперь об этом коллективе я могу быть только во сне.
Я освободился в 1964 г., 5 января, сидел по Указу от 4.06.47 г. ст. 1 ч. 1, был приговорен к 5 годам. ИТК отбыл календарно, ибо имел нарушения лагерного режима и ни под какие льготы не попал. Вам долго описывать. Нов 1958 г. я уже решил не быть больше на скамье подсудимых и не быть за колючей проволокой и в презрении у народа. Я с 1958 г. был бригадиром, отбывал на повале леса и строительстве железной дороги.
Виноват мой характер, но он уже полностью изменился.
Главное в жизни труд. Именно труд отливает металл и человеческий характер. Так сказал Гагарин, и это я постиг. Я освободился, прописался в городе, устроился в СМУ-8 разнорабочим и начал трудовую жизнь. Стал сварщиком. За хорошую работу был послан учиться на повышение квалификации, т. е. стал дипломированным сварщиком. Учился только на «хорошо» и «отлично», ибо дорожил доверием коллектива и изо всех сил стремился быть человеком.
Однажды встретил старого товарища, мы с ним разговорились, и в конечном разговоре он даже стукнул меня ножом, но не сильно за то, что я с ним не согласился в жизненных взглядах. Об этом знают только мать и жена. Кличка его Колдай.
19.02.64 г. я ехал из больницы от честного парня. Мы с ним выпили, а мне много пить нельзя, ибо я очень слабо пью. Ехал на 221-м автобусе домой, мне надо было сходить. Я прошел вперед, с правой стороны стояла гражданка Любезнова, и в руке у нее была сумка, и, проходя мимо, народу было много, я влез к ней в сумку. Как это произошло, даю вам слово, сам не пойму. Но рука, мол, была в сумке. Любезнова дернула сумку и обратилась ко мне: «Положи на место». Я сам оторопел и бросил на пол. Передо мной были только уже проволока и лай собак. Я был задержан на месте преступления. Меня доставили в 100-е о/м, посадили в камеру. Не буду высказывать, что у меня было на душе, но я сам ненавидел себя, ибо знал, что одна дорога — тюрьма, не было никаких сомнений. И вот в 10 часов вечера меня вызвал следователь. В милиции меня не знает следователь, но он старый, хорошо опытный. Вызвал меня на откровенный разговор, и я ему все честно рассказал, как случилось. Причем рассказал ему все честно, ничего не скрывая. Он посидел, подумал и стал составлять протокол допроса. Я его попросил, чтобы он не писал правды в протокол, т. е. что в сумку я не лазил. Мне делали очные ставки и отправили в тюрьму. Защитника наняли мать и жена, и он мне сказал, что меня будет судить выездная сессия.
Придя на суд, я увидел жену, которая ждала 5 лет, мать-старушку и партийного работника СМУ — главного инженера, т. к. коллектив и постройком постановили ходатайствовать перед нарсудом о смягчении меры наказания. Откуда я мог знать в тюрьме, что коллектив не бросил меня, а идет мне на помощь, и не признавался. Все знали, что я ранее судим, но поверили мне, и мне очень тяжело, что я не оправдал доверия коллектива.
У нас есть воспитатели, которые нам дают правильные понятия, ведут массовые политбеседы и хотят выпустить на волю хороших людей.
Прошу помочь мне снизить срок наказания. Жена не сможет ждать вторично, мать умрет, не увидев сына. Проверьте все сами, и вы убедитесь, что я вам написал только правду.
Мне посоветовали писать жалобу в горсуд, не признаваться, доказывая, что не имеют права судить по одной потерпевшей (в процессе следствия по делу были допрошены 6 человек свидетелей, видевших кражу), что я и сделал. Даю слово — больше не буду врать нигде и никогда.
Суд начался, опросили потерпевшую, сказала всю правду, свидетели Новожилов и Коган врали самым наглым образом — выгораживали меня, тем самым заводили и меня в блудное. Я отнекивался и не сказал правды. И в последнем слове я не сказал правды.
Но я хочу быть человеком, ибо четыре годы пропали в тюрьме, и я не хочу, чтобы вся жизнь прошла в тюрьме.
Прошу вас пересмотреть мое дело и снизить мне меру наказания.
Подпись: Рябинин.
ЖЕСТОКОСТЬ
— Ты — бездельник и шалопай! Заниматься уроками не хочет, а с этой тварью готов возиться с утра до вечера! Чтоб не было этой гадости. Понял? Не то я сам с ним разделаюсь, — Юрий знал, что отец говорит правду, он действительно может запросто разделаться с щенком: возьмет за ноги, стукнет о стену живого Кузьку и отбросит его труп в сторону, как мусор. Такое уже было. Юра сам видел это. Отец так разделался с бездомной кошкой. Сначала он стукнул ее камнем, а потом схватил за ноги. Юра до сих пор слышит ее утробный вздох или стон. Он представил себе, как отец бьет головой об угол дома Кузьку. Нет, только не это. «Я его подарю кому-нибудь», — решил он.
В школе Юра спрашивал ребят, кто бы хотел иметь Кузьку. Но щенок не был никому нужен.
— А почему ты его даришь? — спросил Коля Иванов, в семье которого всегда была собака.
— Отец не разрешает его держать дома. Я даже не знаю, что теперь делать, — грустно ответил Юра.
— А ты его утопи, — подсказал Коля. — Отец всегда так делает. У нас бывает много щенят. Так он их соберет в сумку, пойдет на речку, и все. Я сам видал. Очень даже просто. Они слепые, ничего не видят и плавать не умеют. А твой умеет плавать?
— Не знаю, может, и умеет. Он уже смотрит и даже лает.
— Ну и что, все равно. Ты ему камень привяжи на шею. И все. Утонет.
После школы Юра не находил себе места. Он знал, что скоро придет с работы отец, и Кузьку нельзя было оставлять до его прихода. Будет скандал. Достанется и Юрию. Отец запросто может его побить, а Кузьке — не жить. Это точно.
Когда до прихода отца осталось меньше получаса, Юра, взяв Кузьку на руки, вышел со двора. Река текла за огородами. Юрий направился туда. Опустив Кузьку на землю, он сел на берегу. Щенок, весело повизгивая, носился по берегу, прыгал, наскакивал на Юрия, маленькими мокрыми зубами небольно кусал его за руку. Река текла плавно, спокойно. Ровная ее поверхность тускло блестела, отражая серое осеннее небо.
— Где Юрка? — услышал он вдруг голос отца, который доносился со двора.
Отец был, кажется, в нетрезвом состоянии. Юрка вздрогнул. У него похолодели руки. Схватив Кузьку, он прижал его к груди. Что делать? Рядом несся бесшумный поток реки. Щенок возился на руках у Юрия, тянул морду к его лицу, пытаясь лизнуть. Дрожащей рукой Юра достал из кармана веревочку, привязал к ней камень, обмотал ее вокруг шеи щенка и, закрыв глаза, бросил его в реку. Послышался всплеск. Когда он открыл глаза, река по-прежнему спокойно и плавно несла свои воды. Поверхность ее была ровной и отражала серое осеннее небо. Юрий понуро побрел домой.