Жуга. Осенний лис

Жуга слушал почти не дыша эти скупые сбивчивые вирши, от которых щемило сердце, и нездоровый холод волной поднимался в душе, и не оставалось после ничего, только один большой неясный вопрос: почему? зачем? за что?

– Силён рифмач… – одними губами прошептал Жуга.

Збых умолк. Покосился на ремешок на запястье. Кожа под ним покраснела и чесалась.

– Жуга, – тихо позвал он.

– Что?

– Что дальше будет?

– С тобой или с ним?

– С нами… с обоими.

Жуга не ответил. Присел у края майны. Сгрёб ладонью снег.

– Смотри. – Он слепил снежок и бросил его в прорубь. С лёгким плеском тот исчез и показался снова еле видным белым пятнышком под тёмной водой. – Вода это как бы твоя душа. А снежок – его. Не плавает, не тонет.

Он умолк, а когда продолжил, голос его звучал странно.

– Вода растопит снег, – говорил Жуга, не глядя на кузнеца. – Пройдёт девять дней, и его душа отправится в путь. Если они смешаются, то и твоя уйдёт следом… Три дня уже прошло.

Збых почувствовал, как замирает сердце. Сглотнул гулко.

– И… ничего нельзя сделать?

Жуга помолчал.

– Девять дней – огромный срок, если знать, что делать, – наконец сказал он, рассеянно глядя в прорубь. Вода в ней уже подёрнулась ледком, и вскоре снежок окончательно вмёрз. – Лёд видишь?

– Ну, вижу, – согласился Збых. – И что?

– Оберег для тебя что лёд для этого снежка. Не даст растаять. – Он повернулся к Збыху: – Почему ты не сказал мне, что до Вайды было ещё трое?

– Те, которые помёрзли? Я о них не подумал. А что, это важно?

– Важнее некуда. – Жуга встал и отряхнулся. – И вот что ещё: кто такая бабка Ниса? В который раз о ней слышу, а ты вроде мне про неё не рассказывал.

– Бабка Ниса? Так она не в деревне живёт.

– А где?

– На выселках…

– Вот как? – Жуга поднял бровь. – Ну что ж, раз так, заглянем завтра на выселки. А сейчас пошли домой. Сестра твоя извелась там вся.

Збых вздохнул и покосился на приятеля.

– Я зря ей всё рассказал? – спросил он.

Жуга покачал головой.

– Пожалуй, это лучшее, что ты мог сделать.

Изба, в которой обитала пресловутая бабка Ниса, оказалась недалеко от деревни – каких-нибудь полчаса ходьбы. То была низкая хибара, донельзя ветхая и до сих пор не упавшая лишь потому, что вросла в землю по самые окна. Воздух над щербатой кирпичной трубой был чист и неподвижен, но Збых заверил друга, что бабка почти всегда дома.

– Она странная и говорит не всегда понятно, – рассказывал кузнец по пути, – но если может, то всегда помогает. Если хворь какая приключится или другая беда, все к ней идут. Помнится, летом корова у тётки Вежбы пропала. Три дня искали, не нашли, потом додумались бабку Нису позвать. Та вышла к лесу, поклонилась на четыре стороны, пошептала. Жива, говорит, скотина ваша, в лесу заплутала. Вернётся к завтрему. И что ты думаешь? Вернулась.

– Она что, так и жила всегда в этой избе?

– Тут раньше Михалек-рыболов жил, да лет шесть назад женился, себе новый дом отгрохал, а этот старухе отдал. А она до того в землянке ютилась.

– А лет ей сколько?

Збых пожал плечами.

– Бог знает… Сколько себя помню, она всегда была.

– Сам бывал у неё?

– Случалось…

Заботливо расчищенная от снега, к дверям вела дорожка. Тут же стояла лопата. Стучать Збых не стал («Не любит она этого, да и на ухо туга…»), пихнул ногой забухшую дверь, шагнул уверенно в полумрак сеней, налетел на бочку, полную воды, и чуть не упал. Лежавший сверху ковшик грохнулся на пол, и почти сразу в глубине избы зашаркали шаги. Жуга покачал головой и улыбнулся: бабка оказалась не так уж и глуха.

– Никак не привыкну, – проворчал Збых, вставая и отряхиваясь. Поднял ковш, повертел в руках и положил на место. – Вечно она переставляет её с места на место, бочку эту дурацкую… И откуда только силы у неё берутся этакую тяжесть ворочать! Не иначе и впрямь колдовство.

Жуга усмехнулся:

– Пустую бочку передвинуть дело нехитрое.

– Пустую? А, ну да…

Друзья прошли в горницу и лицом к лицу столкнулись с деревенской травницей. Збых снял шапку, стряхнул снег. Поклонился.

– Здравствуй, бабка Ниса.

Поклонился и Жуга.

– День добрый.

Та ответила не сразу. Посмотрела на Жугу. Помолчала.

– Здравствуйте, коль пришли, – наконец сказала она.

Голос её был низким и звучным. Жуга присмотрелся. Бабка Ниса была стара. Очень стара, и всё же… Что-то вовсе не старческое невидимкой проступало сквозь маску времени. Годы не согнули спину, артрит не посмел тронуть тонкие, всё ещё сильные пальцы, и где-то в глубине живых, ярко-зелёных глаз до сих пор мерцал затаённый блеск ранней юности. Жуга сморгнул: на миг перед взором возникло и исчезло юное девичье лицо в сиянии золотистых вьющихся волос, тонкое, неуловимое. Много лет назад это была красивая женщина, и время оказалось не в силах стереть некогда прекрасные черты.

Збых откашлялся, прочищая горло.

– По делу мы, бабка Ниса, – сказал он. – Выслушай, помоги советом, подскажи, как быть.

Бабка пожевала губами, прищурилась. Вздохнула.

– Три тени от двух дураков… – пробормотала она, словно бы про себя. – Век живу, а такого не упомню. Как звать тебя, горец?

Жуга вздрогнул, нахмурился, пригладил пятернёй растрёпанные волосы. Шрам на его виске побелел.

– Жуга.

Травница помолчала. Покачала головой.

– Не надо ничего рассказывать, – наконец сказала она. – Знаю и так: и про лес, и про церковь. – Она взглянула на Збыха – тот стоял тише воды ниже травы. – Не могу я вам помочь. Ничем. Уходите.

Збых кивнул и попятился к двери, но Жуга остался стоять, нахмурив лоб, как будто чего вспоминал. Молчание затягивалось, Збых уже хотел поторопить его, но тут Жуга шагнул вперёд. Пальцы его рук сложились в непонятную плетёнку, он дважды обернулся вкруг себя и вдруг подпрыгнул, коснувшись рукою потолка, после чего замер недвижим. Посмотрел вопросительно бабке в глаза.

Впалые губы травницы тронула улыбка.

– Правильно, – со вздохом кивнула она. – Ну что ж, раз так… Слушай, горец, всё, что я могу тебе сказать, слушай и запоминай:

Травница умолкла.

Жуга некоторое время обдумывал сказанное, потом поднял взгляд.

– Какого из двоих, бабка Ниса? – хрипло спросил он.

Та молча покачала головой и отвернулась.

– Уходи, горец, – с затаённой болью сказала она. – Остальное только помеха тебе, здесь я ничего поделать не могу. Уходи.

Жуга промолчал.

Попрощавшись, оба вышли и долго стояли на улице, вдыхая чистый морозный воздух и заново привыкая к дневному свету.

– Збых, – сдавленно сказал Жуга, не поднимая головы. – Скажи, что я – дурак.

– Это ещё почему?

– Хочу исправить одну ошибку, заместо этого делаю две новые.

– Ты о чём?

– О чём, о чём, – огрызнулся травник. – Ни о чём! Теперь я ещё и бабке Нисе должен помочь.

Ни слова более не говоря, он повернулся и зашагал обратно в деревню. Збых не придумал ничего лучшего, как пойти следом.

Оставшийся день до вечера Жуга рылся в сарае у Збыха, перебирая хлам, пока не откопал две старые, подбитые оленьим мехом охотничьи лыжины, а утром следующего дня смазал их салом, прихватил посох, топор и котомку и отправился в лес. Был он угрюм и молчалив, а когда Збых вызвался идти с ним, покачал головою в ответ, и кузнец остался дома.

День выдался пасмурным. Лежалый снег мягко поскрипывал. Жуга шёл весь день, почти не отдыхая, шёл на юг, пока не добрался к вечеру до памятной старой стоянки, ставшей для Вайды последней. Здесь он сбросил лыжи и осмотрел окрестности, ничего особенного, впрочем, не приметив. Поляна мало изменилась, лишь снег замёл кострище да толще стала белая шуба на деревьях. Жуга насобирал дров, расчистил кострище и разжёг огонь. Расстелил одеяло, распаковал провизию и, подкрепившись, стал ждать.