Лиловые лепестки

Виктория Журавлёва

Лиловые лепестки

Глава 1

В стародавние времена в одном далёком краю, за высокими седыми горами и вековым лесом, среди цветущих лугов стоял городок. И не сыскалось бы ни в прежние годы, ни ныне другого подобного ему. Городок тот не мог похвастать ни величественными строениями, от одного взгляда на которые захватывает дух, ни знаменитыми жителями, слава о которых гремит на весь мир. Был он совсем невелик: почти каждый живший там, ничуть не покривив душой, мог заявить, что хорошо знаком с доброй половиной горожан, а о другой половине наслышан от знакомых.

Кто-то счёл бы жизнь в подобном месте скучной и незавидной, но только не сами горожане. Все как один сходились они во мнении, что нет на свете города прекрасней. Горожане вовсе не слыли домоседами и многие нередко пускались в дальние странствия, желая повидать мир. И всё же всякий раз, возвращаясь домой и делясь с роднёй и соседями яркими впечатлениями, путешественники неизменно добавляли к своему рассказу, что ни за какие сокровища не согласились бы они оставить родной город и перебраться в другой край, каким бы чудесным он ни был. Всей душой любили жители городка его тихие ровные улочки, уютные белокаменные дома и тенистые зелёные сады. С радостью и удовольствием они холили и лелеяли свой город, и тот отвечал им взаимностью: печали и невзгоды обходили их стороной, и жизнь текла мирно и спокойно. И не было ни одного чужеземца, который, побывав здесь, не отметил бы добрый нрав местных жителей.

Жители городка во многом умели находить радость. Любили они сытно поесть, поболтать с соседями, послушать бродячих музыкантов, что нередко наведывались в приветливый край, а порой и просто не спеша погулять по окрестностям в солнечный день.

Природу, прекрасные её творения и щедрые дары, ценили они превыше всего на свете и потому стремились подражать ей во всём, что создавали сами. Женщины любили носить платья цвета молодой весенней травы, нежных маргариток и солнечных лютиков, мужчины предпочитали оттенки бархатного мха и тёплой древесной коры, а детям шились наряды всех цветов радуги.

На большой круглой площади, в самом сердце города, прямо перед башней с часами выстроен был чудесный мраморный фонтан, в середине которого будто бы росло стройное дерево. Мастера-каменщики постарались на славу, и дерево тянуло к солнцу искусно вырезанные мраморные веточки совсем как настоящее. А вечерами, сразу после захода солнца, на нём загорались сотни огоньков. Они светились и мерцали, словно стайки светлячков. Поговаривали, будто тут не обошлось без волшебства, ведь на дереве не было видно ни единой свечки, и огоньки вспыхивали сами по себе, словно из воздуха.

То тут, то там на улицах виднелись пёстрые цветочные клумбы, изящные деревянные скамейки, по спинкам которых вились затейливые узоры из листьев, и стройные фонари, оплетённые коваными лозами плюща и винограда.

Всё вокруг радовало и восхищало горожан, но больше всего любили они диковинные деревья, что росли неподалеку от города, на невысоком холме за тонкой речкой.

Деревья эти были совершенно необыкновенными: нигде больше, обойди хоть весь белый свет, не встретить было их сородичей, и отчего так – люди не знали. Говорили, будто некогда, в незапамятные времена, подобных деревьев было куда больше, и пусть росли они не в таком изобилии, как другие, и всегда почитались редкостью, всё же нет-нет да и попадалась на глаза путникам небольшая рощица этих чудесных растений. Теперь же они почти исчезли и те, что росли на холме, можно было перечесть по пальцам, а потому жители городка относились к ним с особым трепетом и даже никогда не подходили слишком близко, боясь ненароком навредить.

Исключительной своей красотой чудо-деревья завораживали всякого, кто приходил к холму посмотреть на них. Каждое растение, что живёт на свете, прекрасно по-своему, однако в этих было нечто исключительное, и в памяти любого, кому хоть раз посчастливилось увидеть их, навсегда оставался их дивный облик, а в душе – радость и восхищение.

Высокими и стройными были те деревья. По гладкой коре цвета топлёного молока вились тончайшие золотые жилки. Они причудливо переплетались, мерцая в лучах солнца, и казалось, будто от деревьев исходит мягкое нежное сияние. Изящные гибкие ветви были усеяны простыми зелёными листьями, которые на первый взгляд ничем особенным не выделялись, разве что по самому их краю вилась тонкая золотая кайма. Однако, когда часы на городской башне били полдень, а солнце, что стояло высоко в небе, не было скрыто тучами, кроны деревьев как по волшебству преображались: листья словно стряхивали с себя зелёную краску и взамен покрывались блестящей позолотой. В таком роскошном наряде стояли деревья около четверти часа, а затем возвращали себе прежний вид.

Когда же случалось так, что день выдавался ненастным, кроны оставались зелёными, однако после дождя люди могли увидеть ещё одно чудо: стоило хмурым тучам рассеяться, как над рощицей вспыхивала радуга и была она куда ярче тех, что обычно появляются в таких случаях. В воздухе при этом разливалась мелодия, нежная, словно перезвон колокольчиков, и птицы вторили ей. Говорили, будто это деревья поют, радуясь возвращению солнца.

По весне удивительные растения покрывались тысячами цветков с лиловыми лепестками и жёлтой сердцевинкой, и вся округа наполнялась тонким медовым ароматом. А в самом конце осени, словно втайне сговорившись между собой, они за один-единственный день разом сбрасывали зелёные одежды, и листья почти тотчас делались бурыми и засыхали. А назавтра, с рассветом, к роще неизменно являлись диковинные чёрные, словно уголь, пауки. Каждый величиной почти с кошку, поблёскивая в лучах солнца серебристыми спинками, неторопливо тянулись они вверх по холму. Добравшись до вершины, пауки принимались заботливо, не пропуская ни единой веточки, сверху донизу опутывать деревья мягкой, но прочной паутиной, чтобы уберечь нежные создания от зимней стужи.

Всякий раз посмотреть на это собиралось немало людей. Держась на почтительном расстоянии и тихо переговариваясь, горожане следили за тем, как ловкие мохнатые лапки обвивают паутиной ветви деревьев. Подходить близко люди не решались – одни опасались спугнуть пауков, другие сами их побаивались. Однако ни на тех, ни на других пауки не обращали ни малейшего внимания, всецело поглощённые своим занятием. Завершив труды, они спускались на землю и не спеша отправлялись в обратный путь. Тепло укутанные, чудо-деревья оставались ждать первого снега, а люди шли праздновать начало зимы.

Ах, что за праздник тогда устраивали! Готовились к нему заранее, и каждое семейство старалось превзойти остальные – кто в причудливости праздничных блюд, кто – в украшении жилища, а кто – в том и другом сразу.

На улицах городка развешивались гирлянды из серебристых снежинок, в витринах местных лавочек вырастали горы снежков из сахарной ваты, а на мраморном дереве фонтана появлялись игрушечные паучки, которые то деловито сновали по стволу, то раскачивались на верёвочках, свесившись с веток.

Днём горожане отправлялись к соседям с угощением: они несли с собой политые глазурью пышные кексы, хрустящее печенье с карамельной паутинкой, пузатые баночки с ароматным вареньем и нежнейшие зефирные облачка. Вечером же в городке устраивалось грандиозное представление с фейерверками: искрясь и шипя, взмывали они в тёмное небо и оборачивались то целым лугом огненных цветов, то стайками нарядных бабочек и птиц, то причудливыми узорами, а то россыпью сверкающих звёзд. Когда гасла последняя искра, горожане поздравляли друг друга и расходились по домам поужинать в тепле и уюте.

В ту пору, когда началась эта история, до зимнего праздника было ещё далеко. Весёлое добродушное лето царило в городке, радуя всё живое теплом и яркими красками. Задорное солнце щедро дарило земле ласковые лучи, а в кронах деревьев плясал лёгкий ветерок.

И вот в один из таких чудесных дней, в послеобеденную пору, по небу бежали лёгкие облака-барашки, а по улице шла девочка. Светлые, почти белые волосы её пушились и забавно торчали во все стороны, отчего девочка походила на ещё одно облачко, которому будто наскучило гулять по небу и вздумалось пройтись по земле. Но, разумеется, ни у одного облака не было такого яркого румянца, увидев который в день, когда девочка появилась на свет – а было то в самом начале лета, когда из сада доносился дивный аромат роз, – счастливая мама без раздумий нарекла дочку Розалетой. Чаще всего, впрочем, все вокруг именовали девочку попросту Летой. Так будем звать её и мы.