Страница 45 из 50
Мысленно желая епископу подавиться своим «добрым чаем», я шла за слугой.
— Покои Его Преосвященства в другой стороне.
Парень обернулся.
— Сегодня епископ принимает в другом зале, — сказал он.
Мы свернули в восточную галерею, спустились вниз и оказались у тяжелых дубовых дверей. По обе стороны дежурили гвардейцы. Мальчишка постучал и, не дожидаясь ответа, пропустил меня внутрь.
— Входите, миледи.
Он закрыл за мной двери.
Еще с самого начала, когда мы пошли другим путем, меня не оставляло липкое и крайне неприятное чувство, но я приказала себе успокоиться. В моем нынешнем состоянии волнения крайне нежелательны.
Но теперь, оказавшись в душном и полутемном помещении (интересно, есть здесь вообще окна, или нет?), я напряглась. Ничего угрожающего пока не случилось, но интуиция редко обманывала меня.
— Ваше Преосвященство.
Он сидел за массивным столом, и свет двух свечей в резных подсвечниках по обе стороны выхватывал только темно-фиолетовую мантию, отороченную черным горностаем и желтоватую кожу. Глубоко сидящие глаза тонули в темноте, и были похожи на черные дыры.
— Подойди, дитя мое. — Он ласково поманил меня рукой.
На ватных ногах я подошла к нему. Обычно во время наших встреч он всегда ставил для меня кресло напротив, но сегодня его не было.
— Чем я обязана чести видеть Вас?
Сухие потрескавшиеся губы изогнулись в подобии улыбки.
— Я надеялся услышать это от вас, леди Стенсбери.
То, что это не просто беседа, было уже совершенно ясно. Значит, очередной донос. Очередной — потому что за последние два месяца их было три. Интересно, кто на сей раз? Опять Изабелла?
— Полагаю, некто снова обвинил меня в ереси или государственной измене. А, может, и том, и другом.
Епископ не спешил отвечать. Я не видела его глаз, но знала, что он изучает меня. Прощупывает, как опытный рыбак прощупывает багром дно озера.
— Это письмо позавчера попало в мои руки.
Грациозным жестом он вынул из темноты конверт и толкнул мне через стол. Я с ужасом узнала в нем свое послание Инилее.
— Я был очень огорчен, когда получил его.
Ага, огорчен, как же. Небось, радовался, как ребенок новогоднему подарку. Я чувствовала, как пол уходит из-под ног. Нужно было сохранять лицо, не показывать страха, но меня резко качнуло, и, чтобы не упасть, я схватилась за край стола.
Епископ снова улыбнулся. На сей раз, как хищник.
— Полагаю, вы знаете, что за этим последует.
Он поднялся, обошел стол и встал рядом. Я чувствовала запах его дыхания — кисловатый, отдающий испорченными продуктами. К горлу подступила тошнота.
— Позвольте мне увидеть королеву.
Шанс, что мне удастся убедить ее, минимален, но это последняя возможность.
— Королева уже в курсе и не желает вас видеть.
Епископ сделал короткий жест рукой, и из темноты явились двое гвардейцев. Я инстинктивно отступила на шаг, но сзади на плечи опустились сильные руки.
— Ну, право же, это бесполезно, миледи. Вы ведь умная женщина. — Епископ подошел вплотную. — Умеренно умная.
Из его рта пахло так, что я закашлялась. Еще секунда — и меня вывернет наизнанку. Живот скрутило. В темном помещении было душно, просто невыносимо душно. Мне хотелось выскочить на улицу, и жадно глотать весенний воздух, пока не закружится голова и не заболит горло.
— Вы арестованы по обвинению в государственной измене. — Он обратился к гвардейцам. — Позаботьтесь о том, чтобы леди Стенсбери доставили в темницу немедленно.
Меня взяли под руки и повели к выходу.
— Ах, да, — словно бы невзначай напомнил епископ, — ваш муж тоже арестован. Мы знаем, что он тайно укрывал еретиков в Фитфилд-Холле.
ГЛАВА 32
Я с трудом понимала, что происходит. Точнее, осознавала. Все было как в тумане: гвардейцы, обступившие меня с двух сторон, безучастное лицо епископа и его равнодушное «вы арестованы, миледи».
Из логова Костера я вышла в сопровождении стражи. Не знаю, специально ли, но меня провели по длинному пути, и всякий, кто встречался нам, становился свидетелем моего сокрушительного падения. Люди глазели, шептались, показывали пальцем, а некоторые злорадно усмехались. В числе последних была и Изабелла, я увидела ее как только мы вышли из покоев епископа — наверняка она подслушивала у дверей. Но рулеонка волновала меня в последнюю очередь: в голове стучало лишь «темница, темница, темница». Я думала о том, где сейчас Ричард — арестовали его, или еще нет? Позволят ли нам видеться в заключении? И главное — что теперь делать?
У меня дрожали руки, я была готова поддаться панике, но каким-то чудом умудрялась держать лицо. Наивно полагать, что мой страх может кого-то разжалобить, скорее, наоборот, именно этого они и ждут.
Без всякой надежды на успех я еще раз попросила разрешения увидеться с королевой, на что, конечно, получила отказ.
— Я должна поговорить с ней!
Неважно, что улик и доказательств у меня не было. Неважно, что Беренгария наверняка в ярости от новости, что мы с Ричардом работаем на Инилею. Плевать. Надо попытаться.
— Невозможно, миледи, — отрезал гвардеец.
— У меня важная информация.
— Вы можете передать ее нам, — бесстрастно отчеканил второй.
— Это дело государственной важности! Прошу вас, — я с надеждой посмотрела ему в глаза. И не увидела ничего. — Всего минуту.
— Приказ есть приказ, леди Стенсбери.
Второй подтолкнул меня в спину, вынуждая идти вперед.
— Вы разрешите мне взять кое-что из вещей?
У всех заключенных было такое право. Даже Молли в день ареста разрешили собрать небольшую котомку.
— Об этом вы поговорите с епископом, миледи, — отрезал гвардеец. — Сейчас нам велено доставить вас в место заключения.
Когда «путь позора» был пройден, меня посадили в экипаж с крошечными окнами, захлопнули дверь, и кучер тронулся. Гвардейцы сидели напротив, и в полумраке я видела их лица — равнодушные, ничего не выражающие. Они будто глядели сквозь меня.
Экипаж трясло на городских ухабах, по ту сторону кипела жизнь, но когда я сделала попытку отодвинуть шторку, меня грубо пресекли.
Арестованных по подозрению в измене, доставляли в крепость через «Ворота Предателей»: мы вышли из экипажа и пересели в лодку. К тому времени уже стемнело, и в сумерках королевская темница выглядела еще более неприступной и зловещей.
Под днищем лодки тихо плескалась черная вода, скрипели доски, а где-то наверху кричали в темноте вороны. Я подняла голову и вдруг ощутила себя невероятно крошечной перед этой древней твердыней, столь гостеприимно распахнувшей передо мной объятия.
Мы приблизились к огромным воротам из железа и дерева. Лодка сбавила ход. Створки медленно разошлись, и я увидела причал — впереди, у самой воды стояли трое человек в черных одеяниях, а по обеим сторонам от них гвардейцы с зажженными факелами.
— Сушить весла!
Лодка теперь двигалась совсем медленно, а мое сердце, напротив, колотилось, как бешеное. Ворота со скрипом сомкнулись. Вот и все. Путь назад отрезан. «Нет ничего проще, чем попасть в королевскую темницу, и ничего сложнее, чем выйти оттуда». Кажется, так говорила Эбигейл. А, может, Маргарет. В тот момент я мало что соображала.
Тем временем мы причалили. Удивительно, но мне даже протянули руку, помогая выбраться из лодки.
— Спасибо, — я нашла силы улыбнуться молодому гвардейцу.
Парень не ответил, смутившись под взглядом одного из одетых в черное мужчин.
— Меня зовут Джон Дэрриш, миледи, — представился один из них. — Я старший комендант.
В его лице не было жестокости или злорадства, он смотрел доброжелательно и, как мне показалось, с искренним сочувствием. Впрочем, первое впечатление не всегда верно.
— Элизабет Стенсбери.
— Я знаю ваше имя, миледи, — Дэрриш мягко улыбнулся.
Двое других, впрочем, оказались менее дружелюбны.
— Епископ ждет вас, — коротко сказал он. — Ни к чему тянуть время.
Я сжала подол платья. Понимала, что нужно держаться, но чувствовала, что силы на исходе — еще чуть-чуть, и я упаду на камни и забьюсь в истерике. Губы предательски дрожали. Хорошо, что уже стемнело.