Колдун 2

— Спасибо… — слабо улыбнулся Мишка, вглядываясь в знакомые и одновременно незнакомые уже черты.

— Всё, иди, — распахнул дверь Федор. — С Тамарой все будет хорошо. Я никому не позволю обидеть ее, — тихо и уверенно проговорил Федор.

Мишка кивнул и шагнул за порог. Спустился на один пролет. Ощущение, что Тамара совсем рядом стало невыносимым. Бросив на ходу взгляд в окно, он словно наткнулся на стену.

Под окном, возле подъезда, стояла стайка девушек с книжками в руках. Они весело о чем-то щебетали, срываясь на смех. Одна девушка в светлом платьице, стоявшая вполоборота к Мишке, казалась чуть старше своих подружек. Из-под распущенных каштановых волос ее от виска к щеке шел большой, хорошо заметный даже на таком расстоянии рваный шрам. Свободной рукой она опиралась на изящную, с любовью выточенную трость.

Мишка буквально прилип к стеклу, впитывая в себя образ подруги. Сейчас он с особой ясностью понял, что едва не совершил огромную, страшную ошибку — Тамара среди подруг держалась уверенно, спокойно. Она была весела и беззаботна, точно яркая птичка.

Вдруг, словно почувствовав его взгляд, Тамара повернулась и подняла голову. Их глаза встретились. Девушка мгновенно посерьезнела и до боли знакомым движением сдвинула бровки, пристальнее вглядываясь в окно.

С забившимся в тревоге сердцем Мишка отскочил от окна. Судорожно оглядевшись, он, перескакивая через ступеньку, рванул наверх. Добежав до площадки верхнего этажа, он замер, сквозь лестничный пролет глядя вниз. Не рискуя больше подходить к окну, он боялся даже дышать. Ему казалось, что стук его сердца громом разносится по всему подъезду.

Открылась входная дверь, послышались девичьи голоса, неровные шаги и легкий стук трости, в пролете мелькнуло светлое платье. Парень затаил дыхание.

— Том, да ты чего? Голова заболела? — раздался незнакомый голос.

— Нет, ничего… Надюш, не волнуйся, все в порядке… — Томкин голос стал более глубоким, в нем появились новые нотки. Теперь его невозможно было спутать с полудетским голоском, к которому привык Мишка, но это все равно был ее, родной для него голос, пусть и повзрослевший.

Шаги приближались. На площадке третьего этажа они замерли. На стук открылась дверь. Снова стукнула трость, нерешительные, неровные шаги в сторону лестницы… Мишка отпрянул от пролета. Стараясь не издать ни звука, слился со стеной.

— Тамара? Что там? — раздался взволнованный голос Федора. — Тамара? Что-то случилось, дочь?

— Нет, пап, все хорошо… Показалось. Кошка, наверное… — растерянный голос девушки, поспешный стук трости… Наконец хлопнула дверь.

Мишка перевел дыхание и сполз по стеночке. Отерев со лба выступивший пот, он дождался, пока сердце чуть успокоится, поднялся и тихо, на цыпочках, стараясь не издать и звука, спустился вниз. Выйдя из подъезда, он неспеша пошагал к вокзалу.

Глава 10

— Как съездил, сынок? — обняла его Наталья Петровна, едва Мишка шагнул в дом. Его тут же обдало волной облегчения, затаенной тревоги, искренней радости и беспокойства за него. — Долго тебя не было, — покачала она головой, держась за его плечи и оглядывая со всех сторон. — Отец уж извелся весь, тебя ожидаючи… Похудел-то как… Повзрослел… — выдала она свой вердикт и, быстро смахнув выступившие слезы радости, засуетилась. — Ты руки-то вона вымой, да за стол сядай скорее, я тебя хоть покормлю с дороги-то… — тараторила женщина, быстро освобождая стол и тщательно натирая его чистой тряпицей. — Устал небось…

Мишка, в ответ крепко обняв и поцеловав в щеку названную мать, послушно отправился мыть руки и умываться.

— Хорошо съездил, мам, — гремя рукомойником и отфыркиваясь от воды, отозвался Мишка.

Уже с полгода прошло, как он стал звать Наталью Петровну матерью. Сперва-то он называл ее так только в разговорах с Иринкой и Андрейкой, а после, зимой, как-то так получилось, что однажды обратился к ней, как к матери. Потом снова назвал Натальей Петровной и заметил, как у женщины горько поджались губы. Не желая огорчать ее, он и стал звать ее матерью. А вот с Павлом Константиновичем не сложилось. И хотя Мишка искренне любил и уважал его как сын, а вот назвать отцом язык не поворачивался.

— Тамару нашел. Жива она. Сейчас фотографию покажу, — принимая полотенце из рук матери, принялся он рассказывать. — Ее один солдат удочерил, с которым она в госпитале познакомилась. Хороший дядька, и действительно ее любит, заботится о ней. Вылечил ее, на ноги поставил. Тамара учится, правда, шрамы остались и хромает она сильно, ходит с палочкой, но уже одно то, что на ноги встала после тех ран — уже чудо. Врачи-то до последнего не верили, что она вообще двигаться и говорить сможет. А она благодаря дядьке Федору и его жене выкарабкалась, — широко улыбнулся Мишка, усаживаясь за стол.

В ту же минуту хлопнула дверь, и в дом влетел светловолосый вихрь по имени Андрейка. С разбегу наскочив на Мишку, обнял его и, повиснув на шее, затараторил в ухо:

— Ура!!! Ты вернулся! А где ты был? А что видел? А ты правда на самолете прямо по небу летел? А как же облака? Самолет в них не врезался? А я так боялся, что твой самолет в облако врежется и упадет! Миш, а почему самолет летает и не падает? Папа сказал, что ты скоро вернешься, а я тебя ждал-ждал, чтобы на рыбалку сходить, а тебя все не было! А еще папка завтра сено косить станет, завтра все на сенокос пойдем, а я хотел на рыбалку, Санька вчерась знаешь какую рыбину поймал… Ой! — подпрыгнул получивший от матери мокрым полотенцем Андрейка, выпустив Мишкину шею. — Больно же!

— А ну геть отсюда, шпана подзаборная! — снова замахнулась полотенцем мать. — Брат тока приехать успел, так он ему роздыху никакого не дает! И поесть ведь парню не даст, паршивец!

— Тихо, тихо! — засмеялся Мишка, притягивая к себе Андрейку и прикрывая его руками от матери. — Я тоже соскучился по этому постреленышу! Мам, пусть он со мной побудет, ладно?

— Да он же тебе поесть спокойно не даст! — всплеснула руками Наталья Петровна. — Ни отдохнуть, ничего!

— Да я и не сильно устал, — заступился он за Андрейку. — И Андрейка молча кушать будет, правда? — взъерошил он волосы мальчишке. Тот поспешно закивал и ангелочком взгромоздился на табуретку, сложив на столе руки. И лишь взгляд, метавшийся по кухне, и быстро-быстро болтавшиеся ноги выдавали его нетерпение.

Мишка, заговорщицки подмигнув пацаненку, продолжил разговор с соскучившейся по нему матерью.

Когда он поел и рассказал о своей поездке, а Наталья Петровна о том, что произошло в его отсутствие на селе и у всех соседей, Андрейка наконец потащил его на улицу. Сославшись на то, что хочет поразмяться, Мишка схватил колун и отправился вслед за мальчишкой. В процессе колки и складывания дров пацаненок успел прожужжать парню все уши, засыпал его кучей вопросов, практически не слушая ответов, получил от него обещание сходить на рыбалку и, бросив надоевшие дрова, умчался гулять.

Вечером, когда вся семья собралась за столом, Мишка кратко, уже без подробностей, выпытанных матерью, рассказал о своей поездке. После того, как были розданы все подарки, Павел Константинович поднялся:

— Спасибо за ужин, мать. Что-то я сегодня сидеть устал, пойдем мы с Мишей прогуляемся маленько, — и выразительно взглянул на приемного сына.

— Я с вами! — рванулся и Андрейка, не выпускавший из рук искусно вырезанный из дерева автомат, привезенный ему Мишкой.

— Я тебе вот сейчас как дам «с вами»! — развернулась в сторону сына Наталья Петровна и, уперев руки в бока, нависла над мальчишкой. — Кто нынче весь день прошлындал где ни попадя? Ну-ка марш за водой! И садись читать! Учительница вона сколько книг на лето прочесть задала, а ты что? Вот покуда книгу не прочтешь, никуда из дома боле не выпущу!

Мужчины, переглянувшись и старательно пряча расползавшиеся по лицам улыбки, выскользнули из дома.

До реки дошли молча, и лишь усевшись на высоком берегу, Павел Константинович строго проговорил: