Страница 2 из 12
Не прошло и нескольких секунд, как из кабинета раздался добродушный хохот:
– Ванька, ты, наконец, невинности лишился.
– Это не моё, Михаил Андреевич.
– Ясно, что не твоё. Ну а чьё тогда? Лизочка, я знаю, девчушка приличная, постоянного мужа себе ищет.
– Фу, буду я ещё какого-то мужика обслуживать.
– Да брось, тебе скоро сорок лет. Бери пример с того же Ваньки, он у нас, оказывается, скоро замуж выходит.
– Женюсь, – процедил сквозь зубы Коновальцев.
Прибрежный сел на стул и тяжело выдохнул – пронесло. Он уже хотел возвращаться к себе в кабинет, как вдруг его взгляд столкнулся со взглядом Козинцева, и Прибрежный понял – сейчас грянет буря.
– Минуточку, а вы чем тут занимались всё это время? – прозвучал грозный голос Михаила Андреевича. – Вот так сидели и обсуждали, кто у нас вещами разбрасывается? В последний раз вам говорю, я никому не позволю проедать партийные деньги, уволю всех к чёртовой матери!
Он перевёл дыхание и продолжил:
– Я не для того вам это говорю, чтобы кого-то обидеть или запугать. У нас впереди серьёзная избирательная кампания. Если мы будем так расхлябанно себя вести, то всё закончится позором.
– Ох, – всплакнула Белоусова.
Козинцев обвёл взглядом присутствующих.
– Где Пётр? Какого хрена его до сих пор нет на рабочем месте? – он повернулся к Коновальцеву и погрозил кулаком. – Это раздолбайство мне уже надоело. Вы вдвоём где-то вечно шляетесь и не отчитываетесь.
Вдруг на улице раздался грохот мотора. Через окно стало видно, как обклеенная серпами и молотами «Газель» въехала на тротуар. Машина дала задний ход, распугала прохожих, яростно взвизгнула и припарковалась. Работники аппарата внимательно наблюдали. Хлопнула дверь кабины, затем заскрежетали двери кузова – водитель принялся разгружать «Газель». Потом кто-то толкнул дверь Комитета, и внутрь ввалился юноша, держащий в руках длинный чехол с торчащими железяками. Железяки скрывали его лицо. Юноша поставил чехол к стене, и все увидели улыбающегося Петра Мельниченко. Он был одет в ярко красную, как боевое знамя, футболку.
– Ну и где ты был? – спросила Белоусова.
– Палатки забирал, – невозмутимо ответил Пётр.
Козинцев махнул на работников.
– Вот видите, один Мельниченко тут работает. А вы, бездельники, полдня штаны просиживали.
Пётр ускользнул обратно на улицу.
– Останови его, – крикнула Белоусова и дёрнула Лизу за рукав.
Но на старуху уже не обращали внимания – Коновальцев спрятался, наконец, в своей коморке, Прибрежный убежал вымучивать статью, а Штепа, встревоженная словами начальника об увольнении, бросила подругу и пошла вслед за Козинцевым в его большой кабинет, чтобы умаслить.
Пётр таскал чехлы из «Газели» в актовый зал, когда из коморки выглянул Коновальцев и сказал:
– Закончишь, зайди, пожалуйста, ко мне.
– Обязательно, – ответил Мельниченко раздражённо.
Перетаскав все палатки, он подошёл к осквернённому столу, подобрал лифчик и выкинул в мусорку.
– Всего делов, – крикнул в актовый зал, где по-прежнему сидела Белоусова.
Вновь из коморки показалась голова Коновальцева:
– Будь добр, зайди, пожалуйста.
– Щас, – так же раздражённо ответил Пётр.
Он вышел на улицу, залез в «Газель» и отогнал машину с тротуара на более удобное место для парковки. Некоторое время сидел неподвижно, думал.
– Ты что-то хотел? – проговорил он, появившись в коморке Ивана.
Медали на американском кителе Коновальцева звякнули. Иван откинулся на спинку стула и попытался принять вид человека, знающего себе цену.
– Я не выдаю товарищей, – и, подождав немного, добавил. – Не выдаю.
– Понимаю, ты правильный.
– И всё же отдай мне ключ от Комитета.
– А ты имеешь право его от меня требовать?
– Да, чёрт возьми, я имею право.
Пётр продолжал стоять как вкопанный.
– Ну, – гаркнул Коновальцев.
Мельниченко полез в карман, вытащил ключ и швырнул. Ключ цокнул об стол, подскочил и со звоном упал где-то в ногах Коновальцева.
– Спасибо тебе большое, приятного дня, – ответил Иван. За ключом он не потянулся.
Пётр ушёл, хлопнув дверью. Коновальцев достал из ящика стола открытку с изображением двух белых голубков и подписью изящным почерком: «Дорогой Пётр Мельниченко! Иван и Мария приглашают Вас на своё бракосочетание, которое состоится 10 июня в помещении Нахимовского загса в 11.00» – и разорвал приглашение в клочья.
2
Пётр Мельниченко родился 26 декабря 1991 года – в день, когда перестал существовать Советский Союз. Единственным, что связывало его с ушедшим временем, был образ товарища Сухова из фильма «Белое солнце пустыни». Будучи пятилетним мальчиком, Пётр подражал киношному образу – бегал по квартире в фуражке с красной звездой и щёлкал игрушечным револьвером (нагана, как у Сухова в фильме, в ящике с игрушками не нашлось).
Мальчик рос, мужал, вскоре окончил школу и поступил в университет. И хотя порой он ощущал голод к идеям и смыслам, душа его оставалась пустой, подобно ненаполненному сосуду. Однажды на четвёртом курсе, а это уже был конец 2013 года, он вместе с однокурсниками-судомеханиками выпивал в пивнухе. С тяжёлым от влитого пива животом Пётр вышел на улицу перекурить. Сделал несколько затяжек и увидел любопытную картину – парень в чёрном кожаном плаще отмахивался от четверых отморозков, задиравших и толкавших его. Один из отморозков, небось самый отщепенец, маленький, горбатенький, с пышным одуванчиком кучеряшек на голове скакал вокруг, вскидывал кривую ногу, точно собака, желающая справить нужду, и пытался дать парню пинка.
Дело пахло жареным. Четверо на одного – такой расклад вызвал у Петра острый приступ чувства несправедливости. Он спустился с крыльца пивнухи, глубоко затянулся сигаретой, выкинул её и крикнул:
– Ну что ребята, а больше чем с одним поговорить не хотите?
– Пишов геть, – рявкнул отморозок.
– Гы-гы, – отозвался кучерявый.
– Ты мне тут не гыгыкай.
Отморозок повернул к нему лютое лицо.
– Пишов геть, а то гирше будэ.
Пётр свистнул:
– Эй, мужики.
Из пивнухи высыпала ватага судомехаников. Мужики разминали плечи, щёлкали костяшками пальцев, чесали кулаки – пьяные и агрессивные. Кучерявый тут же юркнул в кусты. Остальные трое попятились. Они скалились и рычали от обиды.
– Где ты живёшь, мы знаем, – проговорил один на русском и ткнул пальцем в энкавэдэшника.
Когда трое скрылись, парень пожал Петру руку.
– Благодарю за помощь. Ты сейчас сильно занят? Я живу здесь недалеко, можем зайти, у меня есть к тебе деловое предложение.
– Ну давай, – дыхнул Пётр на него кислым запахом пива. Потом повернулся к однокурсникам. – Щас вернусь.
– Как тебя звать-то? Меня Иван Коновальцев, можно просто товарищ Иван.
Они вошли в подъезд, где на двери ближней квартиры кто-то мелом вывел тонкие буквы: «КОМУНЯКУ НА ГИЛЯКУ».
– В самом деле, знают, где я живу, – проговорил Коновальцев, отпирая дверь.
В коридоре он снял плащ, и Пётр увидел на нём военный китель с маленьким значком выпускника МГУ. Значок выглядел очень скромно. Иван, стуча берцами, протопал в комнату. Зажёг настольную лампу, и комната потонула в полумраке. Пётр очутился в логове. Пыль щекотала ноздри. Её источали два широких ковра на полу и стене, бесчисленное количество книг на полках. Помимо потрёпанных корешков с полустёртыми и нечитаемыми названиями там же стояли и фарфоровые статуэтки: девушка на коньках, балерина, матрос и мальчик с гармонью на плече.
– Вот о чём я хотел с тобой поговорить, – начал Коновальцев. – Вижу, ты парень боевой, а главное, честный. Вступиться за незнакомого человека, когда перевес четыре на одного – это поступок, достойный уважения.
Пётр как чихнул – всю пыль вокруг разогнал.
– Вот, видишь, правду говорю. Кстати, ты заметил мою небольшую коллекцию статуэток. Это, так сказать, искусство ушедшей цивилизации. А ещё у меня есть вот что, – откуда-то из-под стола он извлёк деревянный ящичек, наполненный советскими монетами. – Чего тебе в пивнухе пропадать, с твоими порывами лучше приносить пользу обществу. Как тебе такая идея?