Страница 6 из 18
Главную улику Тори нашла в мусорном ведре. Вообще-то оно было чистое, с новым мешком, только шарик смятой бумажки перекатывался на дне. Тори пребывала по этому поводу в противоречивых чувствах. С одной стороны, радостно: ей не пришлось копаться в многодневных объедках и очистках, но теперь наверняка безвозвратно потеряно что-то, проливающее свет на историю Леськиного исчезновения.
Она осторожно достала скомканный шарик, и развернула его. Бумага была старая, обугленная по краям, и без того выцветшие от времени чернила, из-за мятости стерлись в некоторых словах.
И все же Тори попыталась прочитать текст. Положила на подоконник, туда, где было побольше света, ладонью разгладила листок. Почерк круглый, почти детский, слова выписывались старательно. Только это и помогло разобрать несколько фраз.
Это было письмо. Старое письмо, адресованное непонятно кому, но оно дышало таким отчаянием, такой безнадежной тоской, что все это просочилось сквозь время и безвозвратную потертость.
«… уехала… без тебя…»
«… нормально учусь, но какое значение…»
«… никому не сказал, где ты, но почему я должен… не требую, просто прошу…»
«… он сказал, что бросила, но я не верю»
«…не… звонить, разве не глупо?… услышать твой голос… сладкая нежность»
И одно-единственное предложение, которое Тори смогла прочитать полностью:
«Милая, любимая, даже если между нами все кончено, я найду тебя, потому что ничто не кончается, пока мы живы».
Любовное письмо. Тори вздохнула и присела на табурет. Судя по всему, оно не могло быть адресовано Леське. И кто бы писал сейчас рукописные послания? Отправить смс-ку, и дело с концом. Но Леська явно… Да, этот запах…
Подруга что-то жгла в квартире перед тем, как исчезнуть. И письмо, чуть опаленное по краям. Наверное, Леська торопилась, не стала дожидаться, пока все сгорит окончательно.
Тори вспомнила, что подруга залезла в коробки, которые остались от ее мамы. Дины Егоровны. Долгое время после маминой смерти Леська не могла к ним прикасаться. Говорила, что больно. Может, сожженное и было тем самым содержимым коробок? Не считая платья и заколки-бабочки, с которыми Леська явно не собиралась расставаться?
Кажется, в ванной запах гари был сильнее. Тори сорвалась с места. Обследовала раковину, опустилась на четвереньки и осторожно прошарила чисто вымытый пол. Точно! Около унитаза от ее движения взметнулось несколько темных больших пылинок. Пепел. Леська просыпала обгоревшие остатки бумаги и не заметила, что не все убрала. Но зачем подруга жгла это старое письмо, и почему не довела дело до победного конца, оставив один листок?
Может, Леська хотела, чтобы Тори его нашла? Или Иван?
Ещё из непонятного на кухне почему-то среди чашек ей встретился небольшой блокнотик. Старый, потёртый. Тори открыла его на первой попавшей странице:
«Мне явили отрока в короне
Мальчика с небесными глазами
На секунду показалось – таю
Я была не первая – вторая,
Чья-то тень металась по портьерам
От незнананья истины сгорая,
Но пришел ужасный и великий,
Запретил искать ребенка рая»
Стихи. Написанные явно почерком Дины Егоровны. В последнее время ей становилось говорить всё труднее, она писала записки, и Тори хорошо знала её руку. Но неужели Леськина мама писала ещё и стихи? В это сложно было поверить.
Тори вздохнула и вернула находку на место. Старый девичий блокнот не прояснял абсолютно ничего из поведения Леськи. Просто выпал из той самой коробки, которую подруга наконец-то разобрала через два года после смерти Дины Егоровны.
Глава третья. Нежный шепот, громкий плач
СМС-ка с номера Леськи пришла поздно ночью. Тори пребывала в глубоком сне, когда мобильный тихо булькнул, забытый в сумочке. Одновременно расстроенная, задумчивая и уставшая она вечером бросила сумку на кухне, так что услышать сигнал в любом бы случае не смогла.
Кстати, удивительно: номер высветился без имени. Сначала Тори и не поняла даже, что это Леськин. Просто цифры, вместо привычного «Рыба», как подруга была обозначена в списке контактов.
«Нежная сладость, Заяц, это больно» – спросонья Тори вглядывалась в текст без всякого понятия, что он может означать. Чушь какая-то, промелькнуло одномоментно в голове, а затем Тори чуть не закричала, срочно нажимая на зеленую трубку. Но номер был уже недоступен. Опять. Как и несколько дней до этого.
Тори в отчаянье собиралась швырнуть мобильный об стенку, но тут же поняла самое главное: Леська жива. Черт возьми, по крайней мере, она была жива еще в полчетвертого ночи, и. очевидно, невредима настолько, что смогла набрать текст. Никто, кроме Леськи, не мог написать такое: пусть и совершенно дебильно-ванильное, но открывающее самую суть отношений между ними. Они называли так друг друга: «Рыба» и «Заяц», две великовозрастные дурынды, и никогда никому не сказали бы о милых, но таких глупых прозвищах.
И Леськины слова: «нежная сладость». Те, которыми она выводила Тори из себя накануне исчезновения. Без всякого сомнения.
А это было самое прекрасное, что могло случиться в данных обстоятельствах. Ну, кроме, благополучного возвращения Леськи. Но и смс-ка на безрыбье сойдет.
Переведя дух и отрадовавшись, Тори задумалась, что ей теперь делать с этой информацией. Под наплывом чувств она сначала не заметила резанувшее слово. «Больно»… Тори в который раз пересмотрела короткий текст. Слово «больно» давало понять, что Леська не в таком уж порядке. Это был сигнал о помощи?
В любом случае Тори собралась сделать то, что решила еще вчера. Подать заявление о Леськиной пропаже. Кажется, кроме нее, это никому не нужно. Несмотря на пришедшее от подруги сообщение, тревога не оставила, а только усилилась: с Леськой явно что-то случилось.
Она быстро влезла в джинсы, машинально натянула легкий дождевик поверх футболки, и на улице поняла, что это было правильно: холодные капли дождя расплылись на серой плащевке, как только Тори вышла из подъезда. Она растеряно остановилась: а где может быть ближайшее отделение полиции, и как вообще подают заявление о пропаже людей?
Опять нырнула в подъезд, чтобы не мочить мобильник под дождем, вбила в поиск. Оказалось, что отделение не так уж и далеко от дома. Остановки две, можно пройтись и пешком, если бы не дождь.
Все равно пока Тори ждала троллейбус, успела вымокнуть, и в серое здание ввалилась мокрая, как цуцик. С дождевика на покрытый грязными разводами пол стекали капли, а кроссовки хлюпали и вносили в чужие следы свою нечистую лепту.
Дежурный полицейский за решетчатой конторкой посмотрел на нее с усталым раздражением. Он был полноват, дышал с отдышкой, громко и тяжело.
«Наверное, поэтому он сидит на приеме заявлений», – подумалось Тори. – «Его не берут в засады и погони, от этого он чувствует себя неполноценным и раздражается».
– Моя подруга пропала, – сказала она. – Не появляется ни в своей квартире, ни на работе уже несколько дней. Я не могу с ней связаться.
Дежурный молча смотрел на Тори, словно ожидал от нее чего-то еще.
– Простите, – поперхнулась она словами. – Я не знаю, как… Ну, как заявлять о пропаже человека.
– Совершеннолетняя? – наконец-то спросил дежурный.
– Кто?!
– Ваша подруга?
– Ну, конечно, – Тори совершенно потерялась.
– Вы жили вместе? – он спросил не для того, чтобы помочь, просто понял, что иначе она будет стоять у его конторки немым укором до второго пришествия.
Тори покачала головой.
– Нет, она до недавнего времени жила с мужем. Два месяца назад они развелись, и Лесь… Олеся осталась одна.
– Загуляла? – бесцеремонно, но не без ноты зависти предположил полицейский.
– Исключено, – Тори была готова к такому вопросу. – Ее бывший муж тоже говорит, что она где-то веселится, но Лесь… Это вообще не похоже на нее.
– Так, – пухлые пальцы вдруг забарабанили по невидимому Тори из окошечка столу.
– Я обзвонила все больницы и морги, – пояснила она. – Ее нигде нет. И в квартире ничего…