Страница 6 из 18
Тут раздался визг тормозов, звон и крик. Даже не разберешь, человеческий или нет. Но я и не разбиралась… не успев даже подумать, что именно делаю, рванула на проезжую часть, широко, с оттяжкой, крутанула колесо времени и успела-таки выдернуть из-под колес пятнистую облезлую кототварь. Костистую, худую, испуганную, с большими желтыми глазами и без левого верхнего клыка.
Это у меня фотографическая память в моменты крайнего напряжения и крайней опасности, чтоб ее.
Потом ночами, в моменты бессонницы, перебираю в уме эти «фотокарточки». И никак не получается их стереть, забыть, сделать хотя бы чуть-чуть потусклее.
Снова визг тормозов, звон, ругань водителя… Я перекатилась через плечо, прижимая ободранную кошку к груди, и оказалась на противоположном тротуаре. Выдохнула, подняла голову и сдула с носа прядь волос.
В это мгновение мне показалось, что за спиной кто-то стоит и смотрит… Нет, прямо-таки сверлит злым взглядом, пытаясь проникнуть до самого нутра, вывернуть наизнанку, вскрыть, как консервную банку.
«Зачем ты явилась и что замышляешь?»
Я вздрогнула и резко обернулась.
Сзади никого не было.
Я медленно опустила на асфальт спасенную кошку и встала, вытирая потные грязные ладони о подол футболки. Дернула плечом, отводя от себя взгляды зевак, которые, как это обычно бывает, глазели на воткнувшуюся в бетонный ограничитель машину. Из нее уже выбрался водитель, дрожащими пальцами тыкал в телефон и цедил сквозь зубы ругательства.
Веселые декорации, что и говорить, но с меня хватит. По крайней мере, на сегодняшнее утро.
Когда я вернулась в квартиру, в прихожей меня никто не встречал.
Это было непривычно. Почему Джу не почувствовала, что я близко? Она обычно устраивалась на коврике рядом с дверью и начинала ждать задолго до того, как я поворачивала ключ в двери.
И неожиданно. Почему Сигизмунд не спешил выяснять подробности у того, кто не успел приехать, как уже поучаствовал в дорожном инциденте прямо под окнами дома? Я не сомневалась, что ему уже рассказали о происшедшем. Или расскажут в ближайшее время.
Я склонила голову набок и прислушалась. В квартире было тихо-тихо. Даже слышно было «кап-кап» из неплотно завернутого крана на далекой кухне.
Ну и ладно. Не очень-то и хотелось.
Я нагнулась и медленно расшнуровала кеды. Пальцы все еще дрожали, болела поцарапанная ладонь, ныло ушибленное при кувырке плечо. Я пошла в ванную и уставилась на свое отражение в зеркале. Убрала со лба прядь, которая вечно выбивалась из прически, чем ее ни фиксируй – ни заколки, ни лак не спасали. Если бы не красные пятна на щеках и сузившиеся зрачки, даже и не скажешь, что кому-то пришлось поволноваться, покувыркаться и поколдовать всего несколько минут назад. Я умылась холодной водой, переодела футболку и отправилась на поиски Джу.
Она сидела на кухне и сосредоточенно грызла гигантский стебель кошачьей мяты.
– Джу, ты чего меня не встречаешь?
– Мяффф… – так получилось. Прости.
Я осторожно оглянулась. Сигизмундовых ушей поблизости видно не было, но я все равно перешла на шепот, на всякий случай:
– Вы поговорили?
Джу задумчиво уставилась на потолок. Кончики ушей у нее подрагивали. Медленно кивнула.
– И как успехи?
Джу дернула хвостом. Это как если бы человек пожал плечами. Жест, который может означать что угодно. Что угодно неопределенное.
Я вздохнула:
– Он не захотел с тобой разговаривать?
Джу повернула голову и оскорбленно уставилась на меня. Мол, не захотел разговаривать? Это со мной-то? С самой милой тискательной плюшевой кошкой в этой квартире и всех сопредельных вселенных?
– Тогда почему…
Джу отвернулась. Снова дернула хвостом.
Понятно.
Когда она в таком молчаливом настроении, ее не разговоришь.
При том что Джу всегда меня поддерживает, восхищается, утешает, трогает лапой, греет теплым боком, отгоняет ночные кошмары и готова хоть в огонь, хоть в медные трубы – и даже в воду, если уж очень понадобится, – она всегда себе на уме.
Не захочет говорить – не будет.
Превратится в пушистую «вещь в себе» и будет загадочно молчать. И это не манипуляция. как у некоторых людей, которые держат паузу в надежде, что их начнуть расспрашивать, интересоваться делами, дергать, толкать в бок и всячески одаривать вниманием. Если моя котя молчит, значит, она действительно хочет побыть в тишине.
Поэтому я вздохнула и отправилась на поиски Сигизмунда.
Он обнаружился в противоположном конце квартиры. Сидел на мягком диване перед выключенным телевизором и выглядел так, как будто смотрит новости мировой политики и криминальную сводку в одном кадре.
Я села рядом, положила сцепленные в замок пальцы на колени и сказала:
– Ну, привет.
– Привет, Евгения, – официально отозвался Сигизмунд. На удивление не стал держать паузу. – И чего тебе дома не сиделось?
– Ты не поверишь! Приехала присматривать за тобой!
– Это кто еще за кем в итоге присматривать будет, – вздохнул кот.
– Слушай. Мы оба знаем, что ты прекрасно прожил бы тут и без людей. Просто Инна волнуется, и ты ее не хочешь расстраивать. И что? Ты недоволен, что именно я решила тебе подыграть?
– Слушай, а давай оба хотя бы не будем делать вид, что ты прибыла сюда из альтруистических побуждений? Якобы для помощи коту, которого до этого видела от силы пару раз и не проявляла никакого желания познакомиться поближе.
– Ну, я о тебе наслышана.
– А я – о тебе. Именно поэтому мне хочется выяснить сразу, почему ты здесь. Чтобы потом сюрпризы не разгребать.
И Сигизмунд посмотрел на меня так, как будто видел насквозь. Пфф. Хотя что он там может разглядеть и понять? Если я сама себя иногда не до конца понимаю.
– Кажется, ты предвзят.
– Нет, просто хорошо информирован.
– И что же говорят твои информаторы? – не знаешь, что сказать, просто отвечай вопросом на вопрос.
– Что типичное состояние Евгении – получать от жизни удовольствие, тусуясь со старыми друзьями, знакомясь с новыми людьми и попадая во внештатные ситуации разной степени тяжести. Бары, пьянки, гулянки, ночные клубы, прыжки с парашютом, забраться на шпиль МГУ и в заброшенный коллайдер в Протвино, дискотека на восемьдесят втором этаже в Москва-Сити, сломанный лифт там же, закрытые вечеринки, музыка в стиле underground… Так, кажется, выглядела твоя жизнь в прошлом месяце?
– Ты забыл ночевку в поезде метро, уехавшем в тупик. И подготовку к сессии! Я прилежно учусь, между прочим.
– Прилежно списываешь.
– Это такой способ учебы. Пока списываю – запоминаю.
– Короче, – ухмыльнулся Сигизмунд и встопорщил усы… – Евгения в своем типичном состоянии не едет в другой город просто так.
– Помогать сестре, эй! Ты не веришь в мои родственные чувства?
– Прости, нет. Инна даже не знает о том, что ты ведьма… крайняя степень доверия между родственниками, угумс.
А вот это было больно. Да, я берегу родных и ничего им не рассказываю о своей… хм, тайной стороне жизни. Но, кстати, с детства-то ничего не изменилось. В пять лет мне уже казалось, что сообщать папе, маме и сестре во время отдыха в Кисловодске, как мы с друзьями лазили на развалины деревянного павильона, чтобы проведать кошку с котятами, проломили ветхие доски, свалились орущей кучей в дыру в подвал и полдня выбирались наружу – плохая идея. Потому что потом никуда меня гулять с друзьями не пустят. Так и в пятнадцать лет, когда я стала различать шепот звезд и видеть тени домовых, интуиция подсказала мне – молчи.
Кто знает – тот знает. Компания для похода за котятами или для небольшого шабаша всегда найдется.
А кто не знает – пусть спит крепче. А то волноваться начнет и окружать меня лишней заботой… Которую я терпеть не могу. Душит.
Хотя… если честно, то иногда я жалела, что Инне толком ничего не расскажешь. Мы здорово отдалились друг от друга, когда она уехала из родительской квартиры, а потом я сама отправилась в Москву.
Тут Сигизмунд попал по больному. Но у меня было чем ответить.