Счастливая Женька. Начало

– Что было, то прошло, у меня теперь своя дорога, незачем вам ездить, – и, глянув, на него кокетливо и лукаво, как умела только она одна, со смехом добавила, – Я ведь не назначала вам свидания, Антон Иванович.

После этой встречи он страшно запил. Однажды в декабре, за пять дней до наступления 1965 года, он на рассвете вышел по нужде, в одном белье и валенках и пропал. Нашли его только на второй день, он сидел насмерть замерзший, привалившись к тоненькой березке, в нескольких метрах от той самой опушки, где два с половиной года назад произошло самое яркое и значительное событие, четко разделившее его жизнь, на «до» и «после», и знаменующее для Антона Ивановича начало конца.

Элеоноратак никогда и не узнала об этом, а если бы ей и стало известно, скорей всего, она пожала бы своими точеными плечиками, как бы отказываясьпонимать, какие только глупости не вытворяют люди из-за форменных пустяков. Незадолго до этого из-за перитонита умерла мать Элеоноры, но у девушки настолько лихо закручивалась жизнь, – сумасшедший роман с иностранным студентом политехакубинцем Алехандро, тайный аборт от него, улетные вечеринки, «травка» и алкоголь в неограниченном количестве, – что о полученной телеграмме, все это время валявшейся на подоконнике в общежитии, она вспомнила только через неделю после похорон. Отец публично отрекся от неё, пообещав собственноручно удавить неблагодарную, пустившуюся во все тяжкие, подколодную гадюку-дочь, если та вздумает появиться в отчем доме. Он запретил сестре и двум братьям Эли, даже упоминать её имя, а в случае ослушания угрожал проклятием. Все это ей пытался рассказать Антон Иванович, когда навещал её в последний раз. Элеонора лишь нетерпеливо и раздраженно фыркнула, в том смысле, что она очень сомневается, что ей когда-нибудь придет в голову тащиться в ту глухомань, к этим серым и забитым людям. Не больно-то и нужно!

Игорь Соколовский, молодой человек 29 лет, который расположился недалеко от театра, на лавочке в парковой аллее, и только что с большим удовольствием выпил бутылку рижского пива (то, что нужно после вчерашней попойки), не мог и предположить, какой сюрприз ожидает его за дверью театральной мастерской.

– Откуда ты, прелестное дитя!? – спросил он, с восхищением разглядывая Элеонору.

– Из Ростова, … работать с вами буду…вот …, – вспыхнула Эля, положив на место эскизы, которые до его прихода с любопытством разглядывала, – Очень здорово! – она кивнула на рисунки.

– Это для «Маскарада», обновить кое-что нужно, в сентябревыходим в новом составе, так что подключайся, – Игорь! – шагнул он навстречу к девушке и протянул руку.

– Очень приятно, Элеонора…, – он держал её руку в своей и, по-видимому, не собирался отпускать, Эля не возражала …

– А уж как мне приятно…, – Игорь, не отрываясь, смотрел на неё.

Эльвире стало неуютно под его взглядом:

– Арлекин бесподобен, но такой зловещий, страшнее Неизвестного – сказала она, чтобы сказать хоть что-нибудь, – А у Нины платье великолепное, но уж очень траурное, вы не находите?!

– Так и нужно, детка, – он помедлил, и добавил тихо, – этого и добивался… – он продолжал разглядывать Элю своими прозрачными, бутылочного цвета глазами и нахально посмеиваться. Для неё ситуация была непривычная, искреннее смущение было для неё чем-то новым и волнующим, – почему, интересно? – думала Эля. Прирожденная актриса Элеонора настолько привыкла к ведущей партии и своей всегда главенствующей роли, что сейчас растерялась и не знала, как себя вести. Что-то, безусловно, было в этом парне, который стоял напротив в мятых джинсах и не самых чистых кедах и похоже, вовсе не собирался падать в обморок от Элиной неземной красоты.

«Это будет интересно, – пронеслось у неё в голове, – Достойный противник.»

– А, уже познакомились, – в мастерскую вошел помощник режиссера, – Соколовский, ты во сколько сегодня явился на работу? – он обошел стол, со сваленными на нем обрывками декораций, бумаги, красок, поднял и водрузил на стол ангела с поломанным крылом, несколько упавших разноцветных масок, затем подойдя ближе к Игорю, шумно потянул носом, – А вчера во сколько ушел?

– Геннадий Харитонович, у меня вообще-то среда – библиотечный день – Игорь, незаметно подмигнул Эле.

– Знаю я твою библиотеку, вот она у меня где, твоя библиотека, – он несколько раз энергично постучал по своему загривку, – В общем, у тебя теперь есть помощница, с 25-го начинаем прогоны, в первых числах сентября – генеральная. Чтоб все было готово через две недели, и смотри у меня… без глупостей…

Элеоноре и Игорю предназначено было встретить друг друга. Эти двое настолько органично и естественно смотрелись вместе, что становилось ясно: здесь целенаправленно действовали высшие силы, встреча их была определена Провидением и не зависела от их собственной воли и желания. Пожалуй, здесь можно было бы говорить и о любви, но лишь в той степени, на которую каждый из них мог быть способен. Но то, что это чувство было не только обоюдным, но и самым ярким в их коротких жизнях – это совершенно точно. Игорь – дитя войны, на которой потерял обоих родителей, воспитывался в детском доме села Александровское Ставропольского края. В 1956 году он окончил образованное из бывшей фабрично-заводской школы ставропольское специальное ремесленное училище, которое, впоследствии, станет профессионально-техническим, а затем модифицируется в политехнический колледж. На этом своё образование Игорь посчитал вполне достаточным и был призван в ряды Вооруженных сил СССР. Именно в армии в полной мере раскрылись его сценические таланты. Он не только из бросовых материалов готовил потрясающие декорации к смотрам художественной самодеятельности, но и сам активно в них участвовал. Как-то ещё в первый год службы Игорь всего с двумя бестолковыми помощниками-новобранцами, подготовил все декорации к смотру-конкурсу, где их постановка «Кремлевских курантов» заняла призовое место. А матрос Рыбаков, в его, конечно же, исполнении, вызвал продолжительные овации.С тех пор, а также с легкой руки капитана, а за ним изамполита, рядовой, а перед увольнением в запас, сержантИгорь Соколовский стал бессменным художественным руководителем, гримером, звукорежиссером, декоратором и актером культурно-массовых мероприятий в рамках отдельной воинской части Вооруженных сил СССР. Ему нравилась эта работа гораздо больше, чем армейская муштра, кроме того, она давала ему некоторые поблажки: он всегда мог рассчитывать на увольнительную, ему прощались какие-то дисциплинарные нарушения и т.д. Например, ротный, которого Соколовский убедил сыграть роль Ленина, и весьма талантливо подготовил его и загримировал, вообще считал Игоря выдающимся человеком, этаким героем своего времени, тем более что в следующей постановке, жена этого командира с энтузиазмом играла Катерину в «Грозе» по А.Островскому, бросая на Игоря страстные взгляды. Так что тяготы и лишения армейской службы не особенно коснулись Игорька, он, лениво покуривая, и тщательно отбирая «актеров» для новых смотров, занимался тем, что ему нравилось, и тем, что умел. В армии он хорошо понял две вещи о себе, вытекающие одна из другой: ему нравится театр, а именно работа поего художественно – декоративному оформлению, и для того, чтобы эта работа была ещё масштабнее и приносила ещё больше экзистенциального удовлетворения и радости, ему необходима «травка».Первым его регулярно снабжало командование, а вторым сослуживецУмар, которому время от времениприходили бандероли из Средней Азии, где в числе прочего бывала странно пахнущая трава. Высокий, смуглый, с оливково-безупречной кожей Умар, хитро улыбался белоснежной улыбкой, и на вопрос Игоря, – что это, – подмигивая ему, как заговорщику, отвечал: – «Цай». Красавец таджик с легкой руки Игоря, уже несколько раз играл самого товарища Дзержинского, в которого моментально перевоплощался, как только, Соколовский его заканчивал гримировать и он надевал шинель.Замполит из-за страшного акцента не разрешал ему разговаривать в инсценировках, поэтому Феликс Эдмундович в воплощении Умара, был чрезвычайно молод, статен, хорош собой, но суров и молчалив до крайности. По ходу пьесы он лишь отделывался, изредка, краткими и односложными репликами, – Но какая фактура! – вздыхала исполнительница роли Забелиной, библиотекарь Клавдия Васильевна. До конца службы за ним так и закрепилась кличка «Феликс», что чрезвычайно льстило его восточному самолюбию. Игоря с тех пор он считал не только своим другом, но и учителем, поэтому к его услугам было все, чем располагал сам Умар-Феликс, в том числе и «травка-цай», которую они весьма активно и безнаказанно употребляли, под видом махорки с ещё двумя-тремя приближенными. Что касается Игоря, нужно сказать, что это семя упало в довольно подготовленную почву. Ранняя и почти мгновенная склонность к зависимости любого рода была включена в саму структуру его личности. Курить он начал с одиннадцати лет ещё в детдоме, в училище регулярно сильно напивался. В октябре 1956 года поехал в Москву на выставку Пабло Пикассо, это было одно из самых пронзительных и ярчайших событий его юности. Игорь был настолько потрясен увиденным, что не находил себе места, дневал и ночевал возле ГМИИ, в декабре поехал за выставкой в Ленинград, и стал одним из самых яростных паломников оппозиционной молодежи. Участвовал в митингах, против соцреализма, за свободу слова, был дважды арестован.