Страница 1 из 22
Лариса Порхун
Счастливая Женька. Начало
Истинное призвание одно – отыскать ключ к себе настоящему…
Герман Гёссе
1
Женька тихонько открыла дверь своим ключом и вошла в темную прихожую. Было около шести утра. В коридоре свет включать нельзя, родители спят. Другое дело – ванная! Ей удалось в темноте бесшумно проскользнуть к двери, на которой была прикреплена пластмассовая картинка,с изображением упитанного ребенка, стоящего под душем. На противоположной стене имелась такая же выкрашенная белой масляной краской дверь, все стем же толстым малышом, но только сидящим на горшке. Женька знала, что если прижать выключатель всеми пальцами и равномерно надавить, он практически не издает звука.Ванная комната осветилась мягким светом и первое, что увидела Женька – это свое собственное отражение в зеркале, с полураспустившимися «локонами» (бабушкино словечко), и слегка размазанной под глазами тушью. Еще бы! Больше, чем она, никто из девчонок не танцевал. От приглашающих отбоя не было. Женька только что вернулась с выпускного бала. Окончен десятый класс: позади школа, позади экзамены, а, главное, совсем позади – завуч Татьяна Анатольевна, оставившая Женьку, у которой в аттестате была только одна четверка по русскому языку без серебряной медали.
– Понимаешь, Евгения, иногда твое поведение, некоторым образом,… – как-то начала Татьяна Анатольевна в конце года путаный и витиеватый монолог, который так и не смогла закончить. Но в этом и не было необходимости. Женька, как и все остальные в школе, и так знала, что поведение её, пусть и не безупречное, совершенно не причем. А причина в том, что городской отдел образования не одобрял чрезмерное количество медалистов на отдельно взятый класс и относился к этому вопросу крайне щепетильно. Это казалось подозрительным. Чрезмерным считалось (негласно, разумеется) количество более двух. А в Женькином классе уже и так было двое: безупречный во всех отношениях, к тому же лингвистический и математический вундеркинд – Боря Литвинов:то, что он окончит школу с золотой медалью, причем, абсолютно заслуженной, было ясно уже с первого класса. Ему был обеспечен самый радушный прием, как в МГИМО, так и в «Бауманке». А вторая серебряная медалистка – худая и нервная зубрила Наташка Демина, была родной дочерью завуча Татьяны Анатольевны. Как говорится, – Вопросы есть? – Вопросов – нет! – Все свободны.Конечно, можно было идти добиваться, скандалить, угрожать, писать жалобы, но Женьке было прекрасно известно, что родители её никогда на это не пойдут. Отец не станет этого делать по каким-то недосягаемым, одному ему известным принципам, а у матери всю жизнь невероятно благоговейное отношение к учителям, которое она неустанно, но безуспешно взращивала все десять лет в упрямой и строптивой Женьке. Слово учителя казалось Зинаиде Евгеньевне истиной в последней инстанции, классный руководитель, по её разумению, это – высший судия, а завуч и директор, соответственно, царь и бог.
– Я свободна! Ура! – тихонько захихикала Женька. У неё совершенно прошла обида на школу вообще и на завуча в частности. – А ну, их всех! – подумала она, внимательно разглядывая себя в зеркале. Она вспомнила, как почти все девчонки из её класса плакали и сегодня при расставании, и на последнем звонке, но только не она. Вот ещё! Надо шагать в будущее, а не оплакивать прошлое.Мать и отец тоже совершенно спокойно относились к факту окончания их дочерью средней школы. А некоторые родители одноклассников (бывших, тут же поправила она себя) волновались, ждали своих чад возле школы. А её вон спят себе преспокойно. Правда, им скоро на работу. Мать встает в пять утра, работает поваром в детском садике, в который поочередно ходили и сама Женька, и её младший брат Ярослав.Отец – наборщик в городской типографии, в их доме много самиздатовской литературы самого разного направления: от астрологии, хиромантии и сборника рецептов народной медицины до Козьмы Пруткова и Мандельштама с Ходасевичем.
Девушка боролась с сильным искушением принять душ, но боялась разбудить родителей. Нельзя, чтобы отец её видел сейчас. Как многие абсолютные трезвенники, он мгновенно услышал бы запах спиртного, а этого Валерий Михайлович совершенно не переносил. Встречая рассвет, выпускники распили две бутылки сухого вина, кислый вкус которого совершенно Женьке не понравился, зато очень понравилось ощущение, которое появилось после. Это можно было бы сравнить с расслабленной, снисходительной уверенностью в себе, в своих силах, в своем прекрасном будущем, в своей какой-то исключительности и даже превосходстве. Исчезло вечное недовольство собой, своей внешностью, манерами и походкой. Взгляд утратил свою настороженность и детскую наивность, в серых глазах появился стальной блеск, в поведении – грацияи некая манерность. Даже объект её постоянного недовольства и насмешек младшего брата – маленький курносый нос, казалось, утратил всю свою вздернутую незначительность и смотрел вверх горделиво, с восхитительным чувством собственного достоинства. На редкость приятные ощущения… Женя решила сейчас просто умыться и лечь спать, а когда отец уйдет на работу, залезть в ванную.Входящая в комнату вместе с молодым июньским солнцем, умытая и причесанная юная девушка являла собой всю прелесть семнадцати лет. Как часто в этом возрасте, чтобы выглядеть нежной и обворожительной, бывает достаточно просто смыть косметику! К сожалению, с годами, чтобы добиться похожего результата, часто требуется выполнять противоположные манипуляции.
Покосившись на спящего одиннадцатилетнего брата, Женька с наслаждением вытянулась в своей кровати. Засыпая, она, тем не менее, продолжала любоваться, висящим перед её глазами на дверце шкафа серебристым (под цвет глаз), только что бережно снятым «выпускным» платьем. Женька почувствовала тепло, когда подумала о бабуле, которая нашла и оплатила очень известную, и потому совершенно недоступную портниху, которая милостью Божьей, а также благодаря щедрой бабулиной премии, нашла в своем плотном графике небольшой зазор и сварганила для Женьки это маленькое серебристо-серое чудо. «Надо будет обязательно навестить бабГалю на днях, а то со школой, экзаменами, совсем её забросила» – успела подумать Женька. В следующую минуту она увидела себя, скачущей на вороном коне, у которого почему-то было лицо Витьки Белобородова, с параллельного класса, а он на выпускном, между прочим, совершенно по-хамски вел себя во время медленного танца, елозя по Женькиной спине (и даже ниже) руками и плотно прижимаясь всем телом. Топот копыт становился невыносимым, Женька неслась во весь опор, слева и справа она видела других лошадей: белых, серых в яблоках, рыжих. Она знала, что ей необходимо быть самой ловкой и самой смелой, ведь это её табун. Это она ведет его к какой-то очень важной и значительной цели, вот если бы не этот шум, почти грохот. Ах, да это вода, водопад так шумит. Табун мчится прямо к нему… Но Женьке нисколечко не страшно… Так надо… – Я справлюсь, – беззвучно произносят её губы, и она первая вместе с конем-оборотнем Витькой прыгает в воду. Тут же гул и бешеная скачка прекращаются, наступает долгожданный покой и блаженство. Вода принимает её, укутывает невидимым легчайшим одеялом, покачивая, успокаивая и ласково обнимая… Женька безмятежно и крепко спит уже без всяких сновидений.
2
– Все прошло достойно. Именно так сказала Галина Аркадьевна своей дочери Зинаиде и зятю Валерке, сидя в столовой птицефабрики за поминальным столом. Зина, не глядя на мать, угрюмо кивнула. Валерий, по обыкновению, ничего не ответил и вообще старался не смотреть в сторону тещи. С первого дня знакомства он испытывал жуткий дискомфорт в её присутствии. Как только он видел устремленный на него колючий взгляд маленьких бледно-голубых глаз, темно-каштановую, залитую лаком «Прелесть» вечную «халу»,возвышающуюся над ними, плотно сжатые губы и стекающие вниз, по краям рта, как логическое продолжение скорбной маски уныния, две глубоких борозды, ему становилось не по себе. Будучи образованным и неглупым от природы человеком, в её присутствии, Валерий Михайлович становился косноязычным и запуганным неучем. Имея рост 180 с лишком сантиметров, он был выше тещи на полголовы. Но когда она вставала, шумно выдыхая, расправляя свою щедрую грудь, он сам себе казался ничтожеством и пигмеем. Несмотря на то, что Галина Аркадьевна неизменно была с ним холодно вежлива и немногословна, Валерий знал, что теща его презирает и считает неудачником.