Пепел

– Витя… – прошептала робко я. У меня в груди все содрогнулось от близости, от теплоты, исходящей от рук Шестакова.

– Это так сложно, дать свой номер?

– Да, – через силу ответила я. Сложно забыть, как любимый человек целует другую девушку, как смотрит на нее с жадностью и обнимает. Ревность болезненно укусила под ребрами.

– Почему?

– Женская солидарность.

– В смы… а, – он кивнул, облизнув нижнюю губу, а затем отпустил мои руки. – В Алене дело?

Я ничего не ответила, да и не видела в этом смысла. Зачем бередить сердце, когда впереди нет дороги, нет будущего?..

– Если ты переживал, что меня кто-то обидел из-за тебя, нет, это не так, – произнесла я, натягивая очередную лживую маску. – Глупый бойкот ничем навредить не может. А в школу я не ходила, потому что болела. Так что…

– Хорошо! – резко сказал Витя, смерив меня решительным взглядом.

– Ч-что хорошо?

– Я тебя услышал!

– А? – однако Шестакова не удостоил ответом. Он обошел меня, не сказав даже банального «до свидания», и направился в сторону выхода со двора. Молча. Без объяснений.

Я так и не поняла, что это было…

Глава 30 - Рита

Домой я вернулась какая-то окрыленная, то и дело терла ладошки, вспоминая, как Витя их сжимал. Мне однозначно нравились его прикосновения, и я точно не хотела отталкивать Шестакова. Тем более он так смотрел – с таким желанием и надеждой, что мне невольно хотелось прыгнуть в пропасть вслед за ним. Хотя в голове до сих пор было много вопросов касательно поведения парня. Да и отец никуда не делся.

Мне нужно разобраться в своей жизни… Попытаться разобраться.

В понедельник я узнала, что Витя, действительно, уехал на соревнования. В классе на уроках стало гораздо тише, даже немного скучно: всего один человек создавал вокруг целую атмосферу праздника и тепла. Вспомнить только уборку в спортзале, его улыбку и шутки – там, где был Витя, жизнь лилась водопадом.

Я всегда хотела быть эпицентром этого водопада.

А после третьего урока я стала невольным свидетелем разговора Лены Ильинской с Олей. Хотя, как стала? Они забежали возбужденные в кабинет и давай на весь класс перетирать косточки Алене Смирновой. Да с такой радостью, что даже мне сделалось не по себе.

– Так ей и надо! – хихикала Лена, возбужденно расхаживая по кабинету.

– Ну… – улыбнулась Оля. – На одной Королеве свет клином не сошелся.

– Во-во! – поддакнула Ильинская. Я осторожно глянула на девочек, не особо понимая, чего они злорадствуют. Обе выглядели так, словно одержали победу на соревнованиях. Медали только не хватало за ловкость.

– Вы чего такие счастливые? – спросила Ирка, наша староста. Она вошла в класс, лениво потягивая сок из трубочки.

– Ты не в курсе?

– Насчет чего? – удивилась Зайцева.

– А Шестаков Аленку бросил, – пропела Ленка, играя плечами. Вот теперь и мне стало интересно, подойти бы, разузнать новости, но у них же типа бойкот. С другой стороны, они бы и в обычное время словом со мной не обмолвились. Поэтому выбор был только один – обратиться в слух в надежде не упустить ни единой детали.

– Смирнова сегодня в туалете в три ручья ревела. Девки ее утешали, мол, не переживай, со всеми бывает, вернется твой Витечка, – закатив глаза, вещала Звягина, накручивая на палец светлую прядь.

– Первый раз что ли, – качнула головой Ирка, усаживаясь за свою парту. – Сколько они уже расходились? Шестаков мальчик смазливый, сто пудов просто хочет на соревнованиях сменить юбку.

– Кстати, да, – кивнула Оля.

– Или она его достала, эта мисс Королева, – скривилась Ленка, будто увидела перед собой ведро с помоями. А ведь перед Аленой девчонки вели себя иначе: любезничали, заискивали.

– Достала или нет, он ее бросил, – заключила Звягина. – И теперь его сердце свободно для новых похождений. Вот я бы не отказалась попытать судьбу, говорят, Витя… очень круто целуется, – Оля мечтательно выдохнула, а губы ее растянулись в приторной улыбке.

Смотреть на это зрелище, да и слушать, было выше моих сил. В мыслях вспыхнул наш разговор с Витей во дворе, его странная реплика, брошенная на прощание. А что если он с Аленой расстался из-за меня? Что если таким образом он хотел мне показать свои намерения?

Нет… Разве это возможно? Или же… возможно?

Щеки в момент густо покраснели, и я невольно улыбнулась сама себе, прикусив нижнюю губу. Сердце заходилось – прыгало, едва ли не отбивая чечетку. Наверное, это ужасно – радоваться чужому горю, однако я не могла ничего с собой поделать. Правда, радовалась я недолго, Витя ведь на соревнованиях аж до пятнадцатого декабря. И номера его у меня нет, моего у него тоже. За эти несчастные две недели может все что угодно случиться. Остается только ждать.

А ждать оказалось непросто.

Время превратилось в резиновое. Я просыпалась, шла на занятия, возвращалась домой, ну и доделала проект по истории для Вити. Сдала работу историчке, сказав, что он попросил меня передать ей, так как сам уехал. Не знаю, поверила Анна Дмитриевна или нет, но приняла молча, про оценку тоже промолчала.

Оставшиеся бесконечно долгие дни я пыталась сосредоточиться на учебе. В конце концов поступление в вуз никто не отменял. Нам, как назло, поставили кучу пробников, поэтому я только и делала, что корпела над учебниками, погружаясь в знания.

Выбралась на улицу только в воскресенье, и то потому что отца не было, а с мамой в последние дни мы не могли оставаться наедине. Казалось, между нами повисло какое-то напряжение. После тех воспитательных мер она ходила сама не своя, с опущенной головой, словно на плечах повис неподъемный груз. Возможно, мать поняла больше, чем мне хотелось бы, а возможно, она впервые осознала цену своего выбора. Однако мы не спешили делиться переживаниями, стараясь обходить неудобное прошлое стороной.

Поэтому в воскресенье мать без вопросов позволила мне прогуляться с Наташей, даже дала двести рублей и намекнула на поход в кино. Деньги я приняла, конечно, а насчет кино мыслей не было. Да и у Красновой наверняка были планы.

Ната поджидала на улице, одетая с иголочки: сапоги на высоком толстом каблуке, темные зимние колготки, короткое черное платье и пуховик. Погодка стояла не сказать, что холодная, однако шел дождь, и морозный ветерок прокрадывался под одежду, заставляя ежиться. Так что на фоне модницы подруги я выглядела человеком-мешком: в широких джинсах, зимних кроссовках, дутой куртке и шапке с большим белым помпоном.

– У нас важная миссия, а ты выглядишь, будто дрова рубить вышла, – подметила Краснова.

– А вдруг мы идем рубить дрова? В такую холодину это, в самом деле, очень важная миссия.

– Очень смешно, – хмыкнула подруга, ткнув меня локтем.

– Ну не знаю, мне смешно, – улыбнулась я, перепрыгивая через большую серую лужу.

– Я хочу тебя кое с кем познакомить.

– Меня? Э, нет, – я категорично замахала руками. – Увольте. Ты же знаешь, что у меня клиника дома, какой знакомить?

– Он мне нравится, хочу, чтобы ты его оценила и… сказала свой вердикт.

– Я? Зачем? – мы остановились напротив одного из дворов, на узкой тропинке. Где-то вдали раздался лай собак и голоса детей.

– У меня редко такое бывает, чтобы парень прям запал в душу.

– У тебя каждый раз – запал в душу и все дела, – усмехнулась я, вспоминая, сколько таких парней уже было у Наташи. Она та еще львица.

– Ой, скажешь тоже! Этот особенный, у него такой взгляд, ух, пронзает до косточек! – подруга вздохнула и расплылась в мечтательной глупой улыбке. Вот уж правда, особый случай. Обычно Ната более сдержанная в высказываниях о парнях. Для нее главное их кошелек, а уж никак не взгляд, от которого таешь до последней капельки.

– И как мы с ним познакомимся? Ты хочешь устроить свидание втроем?

– Почти, – Краснова подхватила меня под руку, многозначительно играя бровями. Лисица еще та. – Я выбрала пиццерию, он нас ждет там.