Сквозь божественную ложь

Сердце забилось быстрее. Девушка с непоколебимым взором и дрожащим телом смотрела на меня. Жидкое золото её взгляда отдавало кошачьей хищностью. Ночь, заброшенные развалины, недавние приключения с демоническими волками и неведомой сущностью — всё отошло на второй план. Я ощутил себя на развилке судьбоносного выбора; неважно, была ли то интуиция или подсказка, внедрённая в Систему Эмилией.

— В чём его суть?

— Я буду следовать за тобой, пока ты не обретёшь искомое. Буду помогать советом и действием. Пройду с тобой путь к Милиам от начала до конца, если к ней сохранилась дорога. Не обещаю, что получится, ведь мир изменился. Может статься, Альянс добился своего.

— А что получишь ты?

— Жизнь. Я не умру, и мне не придётся убивать тебя.

Она вымученно ухмыльнулась.

— Как видишь, сплошные плюсы. И контракт — это не так мерзко, как долг. Для меня, по крайней мере. Оставляет пространство для фантазий о равноценности.

Я не знал мотивов девчонки, но замечал, как она увядает с каждым словом. Стояла она на чистой силе воле; на смену дворянской бледности приходила синева трупа. Хотел ли я, чтобы девушка умерла, хотя её легко можно спасти? Притом спасти с прибытком для себя — получить напарницу, которая помогла бы освоиться на Эксдилике.

Не так ли начинает проявлять себя игровой уклон мира? Происходящее здорово смахивало на вербовку союзника. А раз так, бояться нечего.

— Я согласен.

Вспышка белого с золотом — и девушка стоит вплотную ко мне. Я не уловил движения, не понял даже, как она умудрилась сократить расстояние за долю секунды.

Перед собой я видел лицо незнакомки — близко-близко. На спине лежали её руки, голая фигурка беззастенчиво жалась ко мне, неожиданно тёплая; предполагал, что будет холоднее. Сквозь одежду едва ощущалось биение чужого сердца. Вблизи я заметил лёгкую заострённость её ушей.

Требовательные янтарные глаза уставились на меня.

— Наклонись, дурень. Контакт надлежит заверить.

Вспыхнула запоздалая мысль, а не зря ли я это затеял. Но отступать было некуда: девушка слегка сжала объятия, поторапливая. И я решился — почему бы и нет? Никогда не бегал от женщин на Земле, не буду и в новом мире.

Я опустил голову, и наши губы встретились. Я собирался оставить поцелуй в пределах приличий, обстановка не располагала к проявлению страсти. Но у девушки было иное мнение на этот счёт.

Она приникла ко мне, требовательная, жаждущая, и невинное соприкосновение губ превратилось в протяжный, выверенный французский поцелуй. Я обнял её, прижал к себе, пробежался рукой по волосам.

Она не закрывала глаза, и радужки их наливались светом. Не выдержал и зажмурился — слепило.

Воздух в лёгких закончился, грудь сдавило стальным обручем, но первым разорвал поцелуй не я. Незнакомка отстранилась, и тонкий пальчик уткнулся мне в щёку.

— Ну, всё, завязывай.

Голос был более тонким и звенящим, чем до этого. Я поднял веки — и едва удержался от ругани.

В объятиях обмякла, скуксившись, девчонка лет четырнадцати от силы.

Ладони будто обожгло, и я поспешно отпустил её. Девочка, в которой легко угадывалась незнакомка, сбросившая несколько лет, приземлилась на пятки. Покачалась с них на носки и обратно и самодовольно надула щёки.

— Жива, жива, жива!

Покрутилась на месте, исполнив торжествующий танец. Я поднял взгляд к потолку, чтобы не пялиться на тощее недоразумение, в которое превратилась вполне приятная девушка.

— Что, боишься, как бы чего не подумала? — ехидно спросила она. — А тогда не боялся! Не переживай, скоро всё вернётся. А пока — жива, жива, жива! Бр-р-р, холодно же тут! Надеюсь, волна помешала им добраться до стазис-тайников. Хотя я помню, где находится только один.

— Волна чего? — уточнил я, по-прежнему избегая смотреть на напарницу.

— Волшебства! А катализатором выступил мой вспоротый живот. Ух и приложила я скотов. Прокляла так, что даже тела за собой не прибрали. Вот какая я молодец!

Я рискнул бросить взгляд на лицо девчушки, но не нашёл на нём ничего, кроме неприкрытого самолюбования. А не она ли превратила окрестности храма в вымерший лес с кучей монстров? В таком случае она куда сильнее, чем я подозревал.

Осторожно изучил её Истинным Зрением, однако многого оно не показало: по фигурке бегали зеленоватые всполохи.

Девчонка уловила мой интерес и задорно подмигнула.

— Давай знакомиться! Я Энель, ашура из Дома Саэрос.

— Меня зовут…

Я запнулся. А как меня зовут? Сосущая дыра на месте имени; я суматошно пробежался по другим воспоминаниям и обнаружил, что они сохранились в полном объёме. Ничего не пропало… кроме одной-единственной детали.

Энель приложила пальчик к губам. Лизнула его.

— Спасибо за угощение.

Внутренности перекрутило.

— Это ты сделала?

— Выпила твоё имя? Да. Взяла самую малость, чтобы ты не страдал. А то люди бывают ужасно привязаны ко всякой ерунде — первый поцелуй, внешность матери…

Энель заметила выражение на моём лице и вздохнула.

— Обиделся? И совершенно напрасно. Это была необходимая жертва. Мы, ашуры, питаемся смертными — жизненной силой, заключённой в их жидкостях. Кровь, слюна, семя… Если бы я начала пить кровь, то не остановилась бы, пока в тебе ничего не осталось. А для третьего варианта было маловато времени — я и так успела в последний миг. Так что пришлось взять слюну и с ней кусочек твоей памяти. Если подумать, это очень низкая цена за контракт. Ты же спас меня, так что заслужил скидку.

Я моргнул и оторопел — подростка сменила уже знакомая девушка. Преображение вышло мгновенным.

— И я должен подкармливать тебя воспоминаниями в дальнейшем?

— Теперь будет достаточно и крови. Лишь передача слюны отнимает память, так что будь спокоен — на твой разум больше не покусятся.

Детская живость в интонациях Энель сменилась прохладной сосредоточенностью.

Я глубоко вдохнул. Некого винить, кроме себя. Да и стоит ли? Имя взамен на сильную напарницу — хорошая сделка. А для Эксдилики будет новое — старое останется в прошлом, рядом с обожженным молнией телом.

Незачем рыдать над тем, что свершилось. Я заполучил в напарницы могущественное существо, и это стоило потери.

— Меня зовут Роман, — сказал я, и Энель кивнула, запоминая.

Роман — отличное имя. В нём гремит отзвук великой империи. Оно хранит русский след; я умер бы от стыда, назвавшись каким-нибудь Ганимимиэлем или другим фэнтезийно-дурацким прозвищем. И оно намекает на то, что я напишу историю новой жизни.