Страница 13 из 18
– Моё упущение, прынц. Больше не повторится, – жена насупилась и, засунув руки в карманы, ускорила шаг.
– Всё-таки надеюсь, что завтра получу ответы на все вопросы, – вздохнул я и тоже прибавил скорости.
18
На конюшне было тепло и сумрачно. Запах сена и навоза густо стоял в воздухе.
– Слушай, – у меня возникла странная мысль. – Ты всегда такая м-м-м… неумытая… Но вот ведь какая штука – я не чувствую запаха давно не мытого тела.
Василиса улыбнулась и произнесла:
– Ты близок к прорыву, прынц. Работает голова-то.
Тем временем мы прошли мимо лошадей дружины и приблизились к стойлам Тишки и Ницше. Мой ослик с удовольствием принялся хрустеть протянутым мной яблоком. А вот Тишка отвернулся от угощения.
– У Стёпки, поди, взял бы, – с укором произнёс я.
Василиса молча забрала у меня яблоко и, откусив небольшой кусочек, принялась так упоённо чавкать, что мы втроём тут же уставились на неё. Ослик предпринял попытку тоже повторить вызывающие зависть звуки, но в результате уронил своё лакомство на пол, тут же подобрал и продолжил жевать. Тишка некоторое время глядел с укором, а потом потянулся к руке жены. Та сжалилась и протянула ему остатки яблока. К моему удивлению, он не только слизнул угощение с её ладони, но и дал себя погладить. Пока бычок жевал, Василиса прощупала его шею, посмотрела за ушами.
– Никаких следов операции, – констатировала она. – Впрочем, ничего удивительного. Слишком много времени прошло.
– Можешь попробовать разговорить его. С яблоком у тебя ловко получилось.
– Не так-то просто заставить говорить того, кто не хочет разговаривать. Особенно если он не умеет, – пробормотала Василиса.
– Йа-йа! – подал голос ослик.
– Немецкий? – обернулась к нему жена.
– Йа-йа! – подтвердил Ницше.
– А по-английски можешь?
– Йес! – произнёс ослик. Мы дружно сели.
– А по-русски? – пробормотал я.
– Да.
Мы переглянулись, совершенно обалдевшие. А ослик снова произнёс своё коронное «йа-йа», и вид у него был такой, будто он над нами потешается.
Из ступора нас вывел зычный голос Сафона:
– Его царское Величество Никанор Долготерпимый объявляет ткацкий конкурс открытым и приглашает всех участников в течение получаса!
– Ну и работка у человека, – посочувствовала нашему глашатаю Василиса.
– Нормальная, – отозвался я. – Не грязная, не пыльная. Голос поставлен. Знай, ори.
– Я и говорю, – Васька встала, опираясь об ограду загона. – Что-то не того мы проверяли на умение разговаривать. Слушай, там же ещё какой-то безымянный ослик с инвентарным номером присутствовал…
– Что-то не припомню…
– Ладно, ты хватай ковёр и беги на конкурс! А я пока повнимательнее изучу журнал.
– Я воль, майн фюрер! – прокричал я, вскакивая.
– Йа-йа! – донеслось из загона.
– Гитлер капут, – пробормотала Василиса.
19
В тронном зале яблоку было негде упасть. Гвалт стоял невообразимый. Боярчуки и купцы, дружинники и дворовые, все стояли вперемешку, что-то громко обсуждая.
– Что случилось? – спросил я у Якова, ближе всех стоявшего к входу.
– Система безопасности накрылась, – зевнул здоровяк.
– Ну, это я ещё вчера знал. Даже присутствовал.
– Кто-то, пользуясь этим, вломился к Отрыжкиным. Гаврила, если помнишь, в наказание за вчерашний прокол со мной всю ночь патрулировал. Марфа – у Степана. Старики ничего не слышали.
– Что-то своровали?
– Пока не ясно. В кабинетах у Варфоломея Афанасьевича и у Гаврилы всё разбросано, все ящики и сундуки выпотрошены. Так что им сегодня не до конкурса.
– Прогнило что-то в датском королевстве, – пробормотал я.
– Да хрен с ним, с датским-то, – пробасил Яков. – Со своими бы террористами разобраться.
– С кем?
Зычный голос перекрыл гул толпы:
– Несмотря на происки международных террористов, – отец на этот раз начал без объявления Сафона, – мы не сдаёмся и продолжаем политику долготерпения, меценатства и поддержания мира, которая приведёт к процветанию всех граждан нашего государства.
– Вот завернул! – восхитился Яков.
– Мы не позволим всякой нечисти портить нам жизнь! И поэтому вопреки их коварным планам продолжаем придерживаться наших исторических традиций! Конкурсанты, прошу вас!
Толпа кое-как размазалась по стенам, освобождая место в середине. Потянулись рушники, половички и прочие коврики. Закидон еле втащил и расстелил закрывшее половину зала произведение его жены – сшитый из разноцветных кусочков кожи «палас» (как он сам его назвал). Степан с улыбкой выложил носовой платок, на котором разноцветными нитками была вышита смешная рожица. Абрам прикатил на тележке узорчатые разноцветные мешки. Конечно же, с золотом.
Пришла моя очередь удивлять. Я расстелил произведение Василисы, и все ахнули.
– Мать моя, кибернетика! – ахнул Кулиб. А царь, как и в прошлый раз произнёс:
– Гран-при!
Потом подошёл поближе и, встав на четвереньки, принялся разглядывать местность.
– А если увеличительное стекло поднести, я увижу людей? – спросил он. Я улыбнулся:
– Жена про какой-то там зум говорила.
– Ну, Василиса! Ну, лягушка! – промолвил Никанор. – Чтоб завтра пришла на пир и всё мне объяснила!
– Обещала, – заверил я отца.
– Смотри, чтоб своё обещание обратно не забрала, – наставительно произнёс царь. – Женщины – они такие.
Государь поднялся на своё место и объявил:
– Приглашаю всех участников наших состязаний на завтрашний пир в честь моих сыновей и их жён. Приносите ваши подарки моим наследникам. Съестные припасы приветствуются – а то не ровен час, разоримся на этих пирах! Что скажешь, Абрам?
– Не разоримся, – скромно ответил средний брат.
– Ну и славненько. Всем царевичам быть с жёнами обязательно. Особенно тебе, – отец указал на меня. – Страже усилить меры безопасности!
Все двинулись на выход. Степан окликнул меня:
– Вань, не хочешь прогуляться до Шереметевской свалки?
– Какого лешего?
– Хотим Утырка проверить. Что-то пропал совсем, – объяснил подошедший с ним Закидон.
– В свете последних событий всё это подозрительно, – поднял палец старший.
– Не, мужики, не могу, – жутко не хотелось переть в такую даль. К тому же было очень интересно, что откопает Василиса в лабораторном журнале.
– Ты единственный, кто хорошо рассмотрел хлыща, – напомнил Степан.
– И как это связано с нашим Вольдемаром? – не понял я.
– Сердцем чую, связано! – брат ударил себя кулаком в грудь.
– Ладно, чертяки, уболтали! – я с неохотой последовал за ними на конюшню, где нас уже ожидал Яков.
Мы оседлали наших четвероногих и неторопливо отправились на свалку.
– Без меня, пожалуй, быстрее бы добрались! – пробурчал я, намекая на скорость моего ослика.
– Ничего, торопиться не куда, – ответил Степан, прихлопнув жирную муху, севшую на шею Тишки.
– И с чего вы вдруг всполошились? Всего три дня мужика нет! К тому же невеста у него – огонь, судя по всему.
– Тут такое дело, – замялся вдруг Яков. – Есть подозрение, что именно он на хате у Отрыжкиных набедокурил.
– Как? Что за подозрения? – моему изумлению не было предела.
– Мы с Гаврилой патрулировали недалеко от его дома, когда услышали хруст ломающейся ветки, – начал здоровяк. – Поспешили на шум. На нас выскочил Утырок. Гаврила попытался с ним заговорить, но он только отмахнулся и унёсся прочь. А потом оказалось, что сломанная ветка с дерева около ограды дома Отрыжкиных.
– Но зачем ему это? – произнёс я вопрос, на который ни у кого ответа не было.
– И ещё, – продолжил Яков. – На другом конце улицы его ждал долговязый тип в плаще и широкополой шляпе.
20
Рассекая толпу, Степан и Яков вошли в кабак. Мы с Прошкой спокойно следовали в фарватере. Брата здесь хорошо знали, поэтому никто не возмущался. На сцене отплясывала какая-то белобрысая барышня в теле. Явно не та. Подойдя к барной стойке, Степан поманил хозяина пальцем. Тот с опаской придвинулся.