Страница 3 из 6
— Где была ваша воспитанница?
— Не знаю. Она пришла очень поздно.
— Во сколько?
— Примерно в час ночи.
— Вы знаете ее знакомых? — Григория Илларионовича захлестнул азарт.
— Пара подруг из гимназии.
— В этот круг входила Мария Румянцева?
Сомин кивнул:
— Вика часто бывала у наших соседей. Девушки вместе гуляют в городском саду.
— Скажите, может, этот вопрос вам покажется очень странным, но был ли у Енгалычевой любовник?
— Извините, — Василий Павлович вскочил на ноги. — Но я не до такой степени осведомлен. Это очень унизительно — копаться в личной жизни взрослой девицы…
— Я вас понимаю. Господа! — громко произнес следователь. Полицейские оторвали глаза от бумаг. — Дело об убийстве Румянцевых закрыто! Викторию Николаевну Енгалычеву объявить в циркулярный розыск.
========== Глава 6 ==========
Поезд приближался к дебаркадеру. Где-то вдалеке горели костры в полях.
Вика стояла в тамбуре, зажатая между высоким крестьянином и полной купчихой.
В духоте третьего класса на рассвете прокричал петух. И заплакал младенец. Измученная Виктория вылезла из своего угла, закрытая от взора кондуктора нагромождением корзин и прошла в тамбур, лавируя между сонными людьми.
В Серпухове, по слухам, жила тетка. Вика ее ни разу не видела, но решила ехать в чужой город. Без денег, с одним чемоданчиком в руках она ездила зайцем, ужасно боялась обер-кондукторов и станционных жандармов. Сердобольные мамаши и бабушки совали бедной сиротке милостыню, как в душе называла поданный ей пряник или яблоко Вика. Она не просила и никому ни на что не жаловалась.
Енгалычева ночевала на вокзалах в компании босяков, каждое утро ждала нужного поезда и, рискуя жизнью, пробиралась в вагоны.
Она не имела ни календаря, ни часов. Поэтому не знала, что прошел месяц, только видела, как постепенно лето сменяется осенью.
Город встретил ее дождем. Впервые Вика поняла, что не знает, где ей жить и что искать. Она шла по пустой улице. Возможности переодеться в сухое у ней не было: чемодан украли в Коломне.
Енгалычева закашлялась. Перед ее затуманенным взором возникли какие-то фигуры.
Виктория замахала руками, но ноги ее подвели: подогнулись и ослабли. Сквозь шум в ушах она услышала что-то про несчастную нищенку.
Женщина два месяца пролежала в больнице. Ее постоянно навещала пожилая монахиня, подобравшая ее на улице.
Чужая забота о ней тяготила Викторию. Она притворялась немой. В ноябре во время прогулки Енгалычева пролезла через дырку в заборе и бросилась бежать.
На вокзале дворник уныло скреб метлой гнилые листья.
— Дядечка, дядечка, когда поезд в Москву?
— Чего тебе надобно, гулящая? Пошла вон, иначе городового кликну. Срам-то какой!
К ним уже подбегал, дуя в свисток, грузный унтер.
— Отпустите! — Виктория отбивалась как могла. Под конвоем двух рослых жандармов женщина за нарушение общественного порядка была препровождена в камеру мирового судьи.
Полноватый полицейский доверительно склонился к ней:
— Имя, фамилия, род занятий.
— Виктория Николаевна Енгалычева. Учащаяся педагогического класса Первой самарской женской гимназии.
Добродушный следователь на мгновение не поверил своим ушам. Он не мог поверить, что эта миловидная девушка совершила четвертование и ограбила опекуна.
— Вы?!
На стол легла ориентировка.
— Дежурный! Девицу под усиленным конвоем в острог! В одиночные камеры!
========== Глава 7 ==========
Енгалычеву судили в Самаре.
Зал Окружного уголовного суда был забит народом. Дамы прикладывали к глазам лорнеты, выискивая знакомых, мужчины перешептывались и лениво шуршали газетами. Царило оживление.
Всем было любопытно взглянуть на кровожадное чудовище, исчадие ада.
Присяжные сверялись со списками, склонив густо напомаженные головы.
Судебный пристав, низенький человек в очках, вышел вперед и прокричал:
— Суд идет!
Все встали. Незаметно и быстро появились судьи. Председательствующий коротко поклонился аналою. Господа в расшитых золотом воротниках мундиров поспешно сели, открывая появившегося за их спинами прокурора.
Тот бодрой, независимой походкой прошел к своему месту и погрузился в чтение бумаг.
Судебный пристав отряхнул мундир и вытянулся по струнке. Подбежал к своему столу запоздавший секретарь, роняя на бегу листок.
Председательствующий встал. Жужжание в зале стихло.
— Ввести подсудимую!
Скрипнули в конце двери, и в зал вошли два жандарма с саблями наголо. Между ними бледная, с опущенными глазами шла Енгалычева.
Многомесячное тюремное заключение вымотало ее. Она побледнела, осунулась, подурнела. Но хуже всего была грызущая нутро тоска. От которой не было избавления.
От жадных, удивленных и беспощадных взоров ее отделяла деревянная решетка.
Вика забыла про жмущее в подмышках платье, про сползший на плечи платок. Ее обуял страх.
Сколько ненависти, насмешки было в лицах людей! Девушка не выдержала и опустила глаза.
Председатель перечислял фамилии присяжных, вымарывая неявившихся и негромко распекая опоздавших. Священник оправлял епитрахиль.
Виктория молчала, лишь изредка посматривала на свои обгрызенные ногти.
Шарканье ног присяжных отвлекло ее. Зал загудел, Вика испугалась и вжала голову в плечи.
Из-за шума она не сразу сообразила, что ее кличут.
— Подсудимая, встаньте!
Ноги сделались ватными, девушка уцепилась за решетку. Прямо на нее так близко, что сделалось дурно, смотрел Сомин.
— Ваше имя?
— Виктория Николаевна Енгалычева.
— Возраст?
— Семнадцать лет.
— Ваше звание?
— Дворянка Санкт-Петербургской губернии.
— Вероисповедание?
— Лютеранка.
— Род занятий?
— Учащаяся восьмого класса Первой женской гимназии Самары, — с тоской проговорила Вика.
— Под судом и следствием прежде состояли?
— Нет.
— Копию обвинения получили?
— Да.
— Сядьте.
Судья приступил к заслушиванию списка заявленных сторонами свидетелей и экспертов и выяснению вопроса, является ли неявка некоторых из них уважительной и не влечет ли оная неявка невозможность приступить к рассмотрению дела.
Адвокат, представленный Соминым, лениво перебирал карандаши на столе.
Прокурор начал зачитывать длинное обвинительное заключение еще до первого перерыва. Монотонный голос наводил тоску, присяжные морщились, пытаясь разобрать невнятную речь обвинителя.
Не было прочтено и четверти текста, как председательствующий объявил перерыв до трех часов пополудни.
Слушание возобновилось с повторным прочтением обвинения. Наконец, прокурор перечислил пункты и номера статей Уложения о наказаниях и Устава уголовного судопроизводства Российской империи, на основании которых гимназистка Енгалычева оказалась на скамье подсудимых, и сел.
Председатель обратился к Виктории:
— Вы признаете себя виновной?
— Нет, — твердо ответила девушка.
— Расскажите свою версию событий.
— Я поругалась с моим опекуном Василием Павловичем Соминым и в расстроенных чувствах решила бежать.
— Прихватив с собой все деньги! — крикнули из зала. На смельчака зашикали. Председатель позвонил в колокольчик.
— Я… я не знала, куда идти. В нашей квартире нет черного хода. Я увидела открытую дверь и вошла. Я ничего не хотела красть! Думала, что там должен быть черный ход. Я увидела там эти… эти…
Вика захлебнулась в слезах.
— Я не помню, что там было! Не помню! Я выбежала во двор, не помню, как выбежала!
В этот момент адвокат приподнялся со стула и помахал рукой.
— Прошу вас, господин защитник, — кивнул председатель.
— Вы заходили в гостиную?
— Не помню. Наверное, да.
Прокурор тряхнул головой и запросил слова у судей:
— Госпожа Енгалычева, вы подтверждаете кражу денег и столового серебра у вашего опекуна господина Сомина?