Призраки прошлого

Анна молча курила, глядя на Лебедева, а потом тихо сказала:

— Немцы тогда сломались. Это было поражение. Я поняла, что они не выиграют войну.

— Почему вы не сдали нашего резидента штандартенфюрера СС Макса фон Штирлица?

— Я… Я любила его.

Повисло молчание. Роберт Михайлович смотрел в немигающие глаза Анны и про себя грустно усмехнулся. Женщина остается женщиной даже на войне, но вслух сказал совершенно иное:

— Как вы очутились в Ленинграде в сорок третьем году?

— Я попросила Штирлица через его связи с Шелленбергом, а потом с Гиммлером отправить меня вместе с диверсионной группой. В суматохе прорыва нам удалось высадиться. А потом я устроила так, чтобы скомпрометировать группу. Выставляла фонари на окнах, чтобы привлечь внимание контрразведки. Два раза меня чуть не арестовал СМЕРШ. Они арестовали половину личного состава, а командира убила я сама.

— Откуда такая ненависть к бывшим хозяевам?

— Они изнасиловали меня, — голос Анны стал совсем тихим. — Они — эсэсовцы из группы. Я была чужой.

— И поэтому вы сделали аборт? Я видел вашу медицинскую карту.

— А что мне оставалось делать?! — Анна бросила недокуренную папиросу в пепельницу и закрыла лицо руками. — Ненавижу их!

Роберт Михайлович налил из графина в стакан воды и откинулся на спинку стула, пережидая, когда закончится истерика. Женщина взяла себя в руки и, стуча зубами о стакан, заговорила отрывисто:

— Я убила их всех.

— Как вы стали Дорофеевой? Ваша девичья фамилия Седова.

— Я работала гримершей в театре Буфф и жила на квартире вместе с актрисой Анной Дорофеевой. Моя мать и сестра умерли от голода. Театр разбомбили во время представления, я во время налета была в бомбоубежище. У меня остались все документы той Анны и ее квартира. После конца блокады я добровольцем пошла на фронт.

— Но из-за дистрофии вас не взяли. Перевели в тыл, в штаб, в дешифровальный отдел ГРУ. Закончили войну в звании капитана. Что вы делали после войны?

— Жила.

— Где? Не в Германии ли? Что? Молчите? Правильно. Нам все известно про заседания кружка. И про жевачку-конфету тоже. Такую жевачку американцы делают. Где вы ее могли видеть? А вот теперь посмотрите сюда, — Лебедев выложил на стол фотографии. — Эти снимки сделаны наружным наблюдением МГБ ГДР. И это Западный Берлин. Что же вы делали в Западном Берлине в сорок седьмом году? Встречались с высокопоставленными нацистами?

— С кем? — Анна криво улыбнулась.

— С генералом Геленом. Это доподлинно известно. Что вы ему предлагали?

— Контакт с Москвой.

— С кем конкретно из Москвы?

— Начальником Владимирской тюрьмы МГБ, по делу Оскара Нидермайера.

— Нидермайер был убит в сорок восьмом, — заметил Лебедев, морща лоб. — Это было вашей целью?

Анна выпрямилась и кивнула:

— Это было с санкции Меркулова.

— Да, на покойника грех не списать свои грехи. Потом вы вернулись в Москву. Когда это было?

— В пятьдесят третьем.

— Сразу после смерти Сталина и расстрела Берии. Спецотдел ГРУ расформировали, не без вашей помощи. Но у вас были связи. Полковник Елисеев, например. Не просто так вы стали ему чертежи чертить. Это была ваша зацепочка. Последняя ниточка, потому что в пятьдесят четвертом расстреляли Меркулова и Абакумова. Впрочем как и вашего любовника Алексея Яхонтова, замначальника СМЕРШа Балтфлота. И вы стали официанткой ресторана «Горный» с волчьим билетом. Вам повезло.

— Мне может не повезти сейчас.

— Верно. Но я гарантирую вам пожизненное вместо высшей меры.

Анна дернула бровью:

— Вы шутите?

— Нет. Конечно, только если вы пойдете на сотрудничество с КГБ. Или вас больше устраивает ваш майор Проскурин? Неплохо устроились — иметь под боком любовника из МУРа.

Анна резко парировала:

— Не любовника, а гражданского мужа.

— Ваш любовник, — с нажимом повторил Лебедев, — будет очень рад узнать, что живет с немецкой шпионкой и диверсанткой. Он же сам вас обвинял в шпионаже. И как оказалось был недалек от истины. Или вы сами хотите ему об этом сказать?

— Нет!

— Может, об этом хотят узнать ваши фронтовые подруги, капитан Дорофеева? — майор прищурился. — Вы ведь знаете, что это из-за вас и Софьи Теплицкой, то есть Вершининой, подполковник Свиридова отправилась в лагерь? Статья пятьдесят восемь десять, семь лет.

— Что сделала Соня? — воскликнула Анна.

— Вы точно хотите это знать? Как Софья Теплицкая, дочь изменника Родины, попала в ваш засекреченным отдел ГРУ? Феноменальная память, сильная впечатлительность. А это у нее после пыток. Как говорят врачи, легкая форма помешательства и…

— Не надо! — Анна подняла руку, будто защищаясь. — Я не хочу об этом слышать.

— Правильно. Софья Львовна сейчас далеко, в Ханты-Мансийске. Она не расскажет. А вот расскажете ли вы Свиридовой и Зиминой о том, кто вы на самом деле? Расскажете Катерине Петровне, что это из-за вас она была осуждена? — Роберт Михайлович повысил голос. — Вы ведь так близки со всеми подругами…

— Нет. Не расскажу.

— Почему же? Вам нечего терять. Либо пожизненное, либо расстрел. Либо жизнь…

— Жизнь?

— Если вы согласитесь на нас работать, — Лебедев пожал плечами. — Впрочем можете отказаться. И тогда вы отсюда поедете на Лубянку.

— Не пугайте меня, — Анна бросила в пепельницу очередной окурок. — Что вы хотите от меня? Зачем вы разворошили все это гнездо? Зачем я вам?

— Вы, Анна Николаевна, профессиональный разведчик. Неплохой разведчик. К тому же у вас связи. Вы успешно использовали майора Проскурина для вашего же прикрытия. Вы же его не любите. Мы плотно наблюдали за вами все эти годы, поэтому не отпирайтесь. У вас нет выбора.

— Выбор есть всегда.

— Конечно, вы правы. Жизнь есть и в одиночной камере. Но это если вы пойдете в полную несознанку. Не советую вам это делать. Вы же подтверждаете все мои слова касательно вашей работы на абвер?

— Да.

— Значит, у вас есть шанс сохранить себе жизнь.

— В качестве чистосердечного раскаяния? — сказала Дорофеева и покачала головой. — Вы же от меня просто так не отступитесь.

Лебедев поднялся из-за стола:

— Я вам дам время подумать. Взвесить каждое решение, которое вы можете принять. Но вопреки всем правилам я скажу вам о нашем предложении. Вы знаете Авию Хвостову, любовницу Зимина?

— Да. А что?

— Я хочу, чтобы вы пошли с ней на контакт и…

— Нет! — Анна резко встала. — Нет!

Роберт Михайлович захлопнул папку:

— Не советую вам торопиться, Анна Николаевна. Подумайте, взвесьте все тщательно. У вас вся жизнь впереди. Хоть и за решеткой. Но вы подумайте. Хорошенько подумайте.

И протянул ей записку с номером телефона. Анна сглотнула:

— Я могу идти?

А внутри все горело, кипело. И было плохо. Плохо от щемящего страха, прихватывающего за сердце. Анна не помнила, как надела пальто, как села в черный автомобиль. В себя пришла лишь на лестничной площадке перед своей квартирой. Тяжело села на ступеньки лестницы и зарыдала. Ее трясло.

Когда успокоилась, осторожно открыла дверь ключом и на цыпочках прошла в коридор.

Костя спал. Анна прошла мимо него на кухню, налила в чашку воды и выпила залпом. Постепенно отпускало, и дышать стало легче. Но никаких мыслей не было, лишь гнетущая пустота. Призраки прошлого догнали ее.

Она, открыв форточку, закурила. Затягивалась глубоко, до боли в легких. И отпустило вместе со слезами.

Лебедев не оставил ей выбора. Но нужно было жить.

— Костя… — тихо выдохнула Анна, ложась рядом с Константином Ивановичем. Коснулась его ладонью, потом отдернула руку. — Костя.

В ее голосе звучала нежность.

— Спи спокойно. Спокойно…

Утром она позвонила Лебедеву и согласилась работать на него.