Последняя игра

Он думал о Ламаре, об этой глубокой морщине на лбу и о том, что им, да, да, им удалось узнать от него, от молчаливого капитана, не сломленного в подвалах концлагеря. Глухой удар мяча, и Штирлиц опустил ракетку.

Девушка стояла у самой сетки, глядя на него. Ее лицо пересекали веревочные ромбы, и в голубых глазах отражался его силует в белой рубашке и ее тревога. Искренняя, чистая, как небо сейчас у них над головой.

— Простите, Макс, — сказала Ингрид, касаясь пальцами сетки, — вы выглядите нездоровым. Я прерву сет.

— Нет, не делайте этого, фройляйн. Это вы меня простите и не жалейте меня. Гоняйте по корту, это только пойдет на пользу.

Она отстранилась от сетки и пошла на противоположный край корта. Штирлиц глубоко вздохнул, концентрируясь на игре. Ингрид нарочно подавала мяч резко, с силой посылая его через сетку, то отступала назад, увеличивая расстояние, а потом ловко, как змея, брала подачу, в последний миг ударив по мячу. Штирлиц любовался ей, а резкие подачи и неожиданные обманные броски заставили его втянуться в игру. Мысли о службе ушли, он сейчас концентрировался на маленьком белом мяче.

Счет по очкам сравнялся. Ингрид запнулась и остановилась, ее лоб порозовел, а по виску стекла капелька пота, несмотря на то, что после дождя воздух все еще был слишком прохладным. Штирлиц опустил ракетку, но девушка упрямо качнула головой и обезоруживающе улыбнулась:

— Нет, никаких мне послаблений, Макс.

— Я бы не стал оскорблять вас таким образом, поддавшись вам. Но вы устали.

Ингрид вздохнула и кивнула.

— Вы правы, — она поднырнула под сетку и выпрямилась. — Благодарю за игру.

Штирлиц пропустил Ингрид впереди себя, но на полдороге она обернулась к нему с вопросом:

— Вы принимаете декседрин?

— Нет. У нас в РСХА на ходу исключительно снотворное, — усмехнулся Штирлиц. — А держимся на энтузиазме.

— Удивительные люди, — Ингрид рассмеялась.

Неловкого молчания не было. Они шли рядом, хорошо зная друг друга, и пауза в разговоре не тяготила.

«Ей хватает такта не вмешиваться в мою жизнь. Редкое благоразумие для девушки ее возраста, а ведь я ее старше почти на двадцать пять лет. Она не задает вопросов и не требует к себе внимания. Да, Ингрид все же поразительна в своей выдержке, и это объясняется не только принадлежностью к немецкой аристократии».

Она легонько коснулась его рукава, и Штирлиц посмотрел на ее узкие плечи, обтянутые рубашкой.

Встретились внизу, в том же самом полутемном вестибюле, и штандартенфюрер аккуратно помог надеть ей пальто. Поправил теплую шерстяную ткань на ее плечах, при этом почувствовав, как расслабленно опустились ее плечи, и она полуобернулась. Взгляд Ингрид был полон признательности.

Прежде, чем она успела надеть перчатки, штандартенфюрер перехватил ее запястье и легко, быстро поцеловал ее пальцы.

Они не сказали друг другу ни слова, лишь обменялись короткими взглядами. Молчали и в автомобиле, пока Штирлиц не притормозил у перекрестка. Он откинулся назад на сиденье и сказал:

— Сегодня вечером ровно в шесть будет концерт Вагнера в доме Мозли. Вы свободны сегодня вечером, фройляйн?

— Да. А вы, Макс, не будете на службе?

— Нет. Моя служба и начинается под звуки скрипки. Это будет последний концерт, потому что русские уже практически подошли к Берлину. Вы умная девушка и все прекрасно понимаете.

— Я не задаюсь вопросом о том, что будет со мной, — Ингрид положила сумочку на колени. — Хотя даю себе отчет в том, что мое положение опасно. Скажите, Макс, а вы пытаетесь спасти Рейх?

— Нельзя вылечить уже умирающего, нужно организовывать его похороны. Германию спасет лишь чудо, и я не о сверхоружии фюрера. А чуда не будет. Вы ведь прекрасно видите, что сейчас происходит. Крысы бегут с корабля, а те, кого держит слово офицера и понятие честь, немодное в наше время, остаются умирать. И это их выбор.

— Отец писал мне на прошлой неделе из Испании. Он готов обеспечить мне одной путь отступления. Мне, а не матери. А как же вы, герр Штирлиц?

— Обо мне не беспокойтесь, Ингрид, — Макс протянул руку и осторожно пожал ее пальцы. — Я сумею выбраться.

Она помолчала и опустила голову, но вопроса, которого Штирлиц ожидал, не задала, лишь гордо вскинула голову, глядя на капли дождя на ветровом стекле опеля.

— Мне не стоит рассчитывать на следующую игру? — спросила с улыбкой, но он по ее глазам видел, чего ей стоил этот вопрос, заданный с преувеличенной веселостью.

— Нет. Теннис по четвергам будет до тех пор, пока не падет Берлин.

— Утешающе.

Ингрид вздохнула и выпрямилась, крепко сжимая сумочку.

— Вас не сильно обременит одна моя невинная просьба?..

Они встретились в пять. Ингрид молча расстегнула сумочку и вытащила плотно запаянную коробочку с пленкой, передала его Штирлицу. Тот спрятал «презент» в карман и галантно предложил девушке руку.

— Хайль Гитлер! — офицер охраны вскинул руку в приветствии. — Господин штандартенфюрер, позвольте досмотреть вещи вашей спутницы. Фройляйн, позвольте вашу сумочку.

— Мне кажется лишним досматривать вещи дочери близкой подруги начальника личной гвардии рейхсфюрера СС, — бесстрастно заметил Штирлиц, разглядывая изрытое осколками лицо офицера. Ингрид протянула офицеру свою кенкарту {?}[удостоверение личности времен Третьего Рейха].

— Простите, фройляйн! — офицер козырнул, и солдаты за его спиной подтянулись.

— Не стоит извинений. Вы выполняете свой долг, — она улыбнулась и взяла Штирлица под локоть.

Лоренц стоял у самого входа в зал, наблюдая за ними, потом обернулся к своей спутнице.

— Каролина, я хотел бы познакомить тебя с удивительным человеком — Максом фон Штирлицем. Да, это господин штандартенфюрер там у входа. А вот кто его спутница?

Каролина прищурилась, поправила пенсне на носу и взглянула на Лоренца.

— Я ее знаю, — сказала тихо. — Это Ингрид Боргман. Сама девочка не опасна, но ее очень любит ее мать. А Хельга Боргман… Любовница начальника гвардии Гиммлера и близкая подруга Евы Браун. С мужем она разошлась, он военный советник при генерале Франко. Сторонник кардинала Табера.

— Я уже горю желанием с ней познакомиться! — Лоренц встрепенулся. — Пошли, Каролина.

Штирлиц обернулся, когда штурмбаннфюрер легко поклонился, как китайский болванчик.

— Не ожидал вас здесь увидеть, день был очень утомительным. Я думал, что вы предпочтете более спокойный отдых, — Лоренц радушно улыбнулся. — Позвольте представить мою невесту. Каролина Виндмайер.

— Рад знакомству, — Штирлиц галантно поцеловал руку Каролине и кивнул Лоренцу. — Ингрид Боргман.

— Я тоже очень рада знакомству, — Ингрид светски склонила голову, протягивая руку Лоренцу.

— Вы прекрасно выглядите.

Ингрид улыбнулась, но промолчала. Выглядела она в черном костюме с тонкой ниткой жемчуга и правда великолепно. Это отметил и Штирлиц, и Каролина, а Ойген насмешливо про себя заметил, что у штандартенфюрера хороший вкус, и навязываться далее со знакомством не стал.

***

Гелен сидел в кресла и пил превосходный кофе. По правую руку от него сидел Мюллер, держа перед собой на блюдце пустую чашечку. Глаза у Генриха были кабаньи, поэтому Лоренц садиться не стал, а стоял навытяжку.

— По нему работает агент «Гелт».

— Давно? — осведомился Мюллер, а чашечка в его руке чуть задрожала.

— С тридцать седьмого, — негромко ответил Гелен.

— Почему я не знаю об этом?

Ноздри Мюллера угрожающе раздулись, и генерал светски улыбнулся:

— Это наше дело, дело абвера. У вас есть что-то еще, Лоренц?

— У Штирлица близкие отношения с Ингрид Боргман.

— Насколько близкие? — генерал прищурился, а группенфюрер подался вперед и зевнул:

— Они любовники?

Лоренц покачал головой и ответил:

— Доподлинно неизвестно.

— И почему эта девчонка не проходила по нашим каналам? — Мюллер зевнул, прикрыл рот ладонью.

— Боюсь, господин группенфюрер, связи фрау Боргман настолько обширны, что они минуют гестапо, — Гелен сардонически улыбнулся. — Вы же знаете, что категорически запрещено прослушивать фюрера, Гиммлера и других наших бонз. Кроме вас, Мюллер.