Наверху

— Это был большой Одинокий. Матерый самец, гигант, и он бросился защищать Нового. А затем разговаривал с ним и сел в летательный аппарат. Ребята видели.

— Да, это так, — подтвердил один из Охотников.

— Мы видели… Зверь был огромным.

— Мы убили одного из Горожан и хотели убить всех, — продолжил свой рассказ Два Пятна. — Младший заманил их в ловушку. Но Одинокий пришел к ним на помощь — а позвал его Новый.

— Ну и что? — мгновенно переоценил обстановку Вожак. — Пусть так. А чего добиваетесь вы? Чтобы мы пошли в Город и попросили Нового вернуться? Может, я и сам подозревал, что он необычен, — это тоже многие могут подтвердить. Не все здесь осуждены законно, но ни за кем Горожане не возвращались, только за ним, — значит, он не такой, как мы. Но это еще не причина, чтобы нарушать наши порядки.

— Твои порядки, — похоже, Два Пятна несколько утомился держать позу нападения, его ноги начали выпрямляться. — Это ты их придумал.

— Наши порядки! — жестко повторил Вожак, и Охотники снова напряглись: уже не раз случалось, что Вожак бросался на несогласного и во время более мирного разговора. — Порядки, которые позволяют нам выжить в Диком лесу. Если простить бунт одному — взбунтуются все. Взбунтуются все — мы погибнем. Я сразу сказал, что мне не хочется наказывать Нового, — но я не мог поступить иначе. Как не могу поступить и сейчас. Ты, Два Пятна, мог просто доложить мне о том, что видел, а не устраивать тут сцены. Я бы выслушал тебя — и все. А чего хочешь добиться ты?

— Ничего, — Два Пятна напрягся еще сильней — и дурак бы понял, что речь зашла уже о чьей-то жизни или смерти. — Твои порядки надоели многим. Вот что я хочу сказать. Я хочу, чтобы была отменена система предупреждений, чтобы у нас была хоть какая-то свобода. Во всяком случае, мы, Охотники, можем выжить и без тебя.

— Ты — Охотник, да… — чем спокойнее казался Вожак, тем тревожнее становилось бунтарю: самоуверенность противника заставляла его сомневаться в себе. — Я не люблю наказывать Охотников. У тебя, кажется, было одно предупреждение до того, как ты перешел в этот уважаемый разряд. Это будет всего лишь вторым. Если ты сейчас успокоишься и извинишься — на этом все и закончится. Если нет — мы станем драться и ты умрешь. К тому же учти: своей неловкостью ты наверняка уже навлек на Норы гнев Города — и их месть будет на твоей совести. Я не собираюсь уступать свое место Вожака не потому, что оно слишком мне нравится, а для того, чтобы его не заполучили неудачники и слабаки, способные всех погубить. Если жестока наша жизнь — наше спасение лишь в жестокости еще большей, чтобы ей противостоять. Ты не доказал свою способность возглавить даже маленькую несложную вылазку… Как знать — не для того ли ты и выдумал историю про Одинокого, чтобы оправдать свою слабость, а? Ну, так решай: извинение, наказание и прощение — или Поединок и смерть.

— Мы будем драться! — решительно произнес Два Пятна — и все же далеко не так уверенно, как собирался это сделать.

— Хорошо. Я никогда не уходил от драки. Деремся без оружия — пусть решит все личная сила. Как видишь, ты в более выигрышной позиции: ты целее… Сейчас. Все — расступитесь.

Расступились молча, и само молчание было похоже на предчувствие беды. Задвигались стоявшие у выходов: все спешили подойти, чтобы поближе стать свидетелями первого Большого Поединка.

— Я мог бы убить тебя уже несколько раз — но ждал, пока все соберутся… Кривая Нога, ты объявишь начало.

Чуть дрогнувший кончик хвоста Два Пятна сообщил наиболее внимательным наблюдателям, что тот испуган. Охотник не ожидал, что Вожак захочет проводить Поединок по всем правилам, — он ждал коварного нападения в самый неподходящий миг… Значит, Вожак не сомневался в победе, раз решил вести поединок честно.

— Два… три… Начинайте!

Противники столкнулись с негромким треском — ударились друг о друга немногие регенерировавшие хитиновые части.

Необычность и напряженность ситуации настолько захватили всех, что ни раздавшийся с дальнего конца «зрительного зала» крик, ни неожиданная жара, ни усилившееся вдруг освещение не были замечены сразу.

Кричат? А как тут не закричать от возбуждения, от вечного азарта робкого зрителя, неспособного на мало-мальски серьезный поступок и отождествившего в этот момент себя со своим героем и зауважавшим себя за это? Жар? Оно же — возбуждение… И мышцы от него крутит, и мысли — в карусель: вот оно, великое действо чужого боя! Свет? Да что там — свет…

А свет был. Взглянувший на небо, наверное, увидел бы странную картину — как валятся с него белые куски-цилиндры, накрывая край стены, — куски света, которого и быть-то не может… Они падали все быстрее, на глазах становясь плотнее и ярче, распуская горячие волны-кольца, сливаясь едва ли не в единый, уходящий к растущему черному пятну, луч. Вот он сдвинулся, вот накрыл еще одну группу…

Когда очередной световой цилиндр входил в землю, вода тихо шипела над ней, испаряясь, и так же начинали шипеть мгновенно заливающиеся коричневым цветом ожога тела — но крики заглушали все звуки. Кто-то падал, корчась, кто-то пробовал бежать — и тоже падал…

Наверное, самым страшным была загадочность этого явления: луч, по которому валились наземь цилиндры жара, был похож на кару свыше, неотвратимую, беспощадную…

В какой-то момент противники расцепились и замерли, задрав к небу морды.

— Всем — бежать! — завопил Вожак.

— Я же говорил — мы подняли руку на святого! — взвыл Два Пятна, падая ниц перед лучом.

А луч тем временем все сужался — все ярче и плотнее становились куски света-жара, и все неспокойнее становилось его ползанье.

— В Норы! — выкрикнул Вожак и сорвался с места; луч быстро заскользил в его сторону и догнал-таки, когда Вожак уже был готов нырнуть под спасительную крышку. Еще один вопль, переходящий в визг, присоединился к общему реву…

Теперь луч уже не ползал — прыгал, накрывая разбегающиеся фигурки, сбивая крики и стоны в общий жуткий гул. Запылали подсушенные его жаром овощи — нехотя, чадяще… И снова и снова ползал, прыгал, метался по поляне страшный луч.

— Ты посмотри, — указало щупальце сотрудника Управления на увеличительный экран, — еще ползают…

— Спускаемся ниже?

— Опасно… и так тяжело держать квадрат, — отозвался пилот.

— Мистика какая-то… — снова выругался руководитель операции. Астероиды от этой штуки разлетаются в пыль, а эти… Заговоренные они, что ли?

— Проще спуститься — и добить так…

— И никакая не мистика… В космосе нет атмосферы, вот лазерная пушка и работает… Это же первое испытание в наземных условиях — чего вы хотите…

— Так ведь живы остались, гады…

— Неважно. Улетаем. Все равно — покорчатся-покорчатся, да и сдохнут. А нет — зубаны с Одинокими приберут. Сворачиваемся…

И космический корабль резко взмыл ввысь, оставляя завесу крика, боли, да поднимающейся гари, смешанной с запахом горелого мяса… Сегодня ему предстояла еще одна миссия: после дозаправки и дозагрузки отправиться, прыгая через гиперпространство, к далекой планете — налаживать дипломатические отношения.

К вечеру крик над Норами начал стихать, к утру и вовсе почти смолк, и, хотя отдельные стоны можно было услышать еще и следующим вечером, зубаны, ворвавшиеся через пролом днем позже, в живых никого не застали; лишь яйцеедам-падальщикам досталось редкое по обилию угощение. Они жирели, становились ленивыми, их поедали другие мелкие хищники; стены укрепления постепенно разрушались, затягивались травяными сетями — жизнь продолжалась…