Страница 25 из 28
Хорошая новость заключалась в том, что мы находились всего лишь во втором дне.
Плохая – неизвестно, сколько таких дней, наполненных мучительным ожиданием и чувством вины, еще впереди.
Я отодвинулся от компьютерного стола вместе с креслом, посмотрел на часы: десять утра. Начало дня, а я понятия не имел, чем его заполнить, лишь бы не думать о случившемся. Открыл тумбочку, достал скрученный косяк, зажигалку и спрятал их в нагрудный карман рубашки. Вышел из комнаты и столкнулся в коридоре со Славой – в руках у него были какие-то бумажки, похожие на те, что кладут в почтовые ящики.
– Что это? – спросил я.
– Извещение. Завели уголовное дело.
– На кого?
– На подрядчика, который устанавливал ворота.
Лев выглянул из спальни, заинтересовавшись нашим разговором.
– Покажи. – Он забрал документ из Славиных рук и быстро пробежался по тексту глазами. Потом вернул, пожав плечами. – Даже не знаю. Он же на них прыгнул.
– Тридцать килограмм веса смогли вырвать ворота из земли? – иронично спросил Слава. – Скорее всего, их плохо укрепили.
Плохо укрепили…
Повторяя про себя эти слова, я вернулся в комнату, к компьютеру. Снова загуглил: «Футбольные ворота упали на ребенка». Последовал поток новостей из разных уголков России – каждый год, если не каждый месяц, футбольные ворота убивали или травмировали детей.
Тогда я перевел запрос на английский язык и сделал поиск по канадским новостям. Последняя подобная информация была за июль 2014 года, а до этого – за 2012 год. Не нужно быть математиком, чтобы посчитать: шанс пострадать или умереть от футбольных ворот в России в десятки раз выше, чем в Канаде. И Ваня, столько лет прожив живым и невредимым в провинциальном детдоме, вот так нелепо впадает в кому в самой безопасной стране мира при ужасно редких обстоятельствах. Странно. Ужасно странно.
Я поднялся, схватил рюкзак со спинки стула, распахнул для выхода окно. Подумав, что лучше не пропадать без предупреждения, учитывая обстоятельства, оставил на столе записку: «Скоро вернусь». Предупреждать лично не хотелось – начнутся вопросы, куда и зачем, а мне это самому было не до конца понятно.
Точнее, я знал куда – в школу, на стадион. Я повторял про себя все травмы, которые случились с Ваней за последнее время: вывих стопы, перелом пальца на ноге, ушибы ребер, трещина в руке и… Ворота. Ничего из этого не случалось со мной за всю жизнь, но случилось с Ваней за несколько месяцев. Не успевало зажить одно, как он ломал другое, и так по кругу. Недавняя драка с арабскими детьми показалась мне частью этой истории, а вся история в целом – не про футбол, не про Ванину неуклюжесть и тем более не про буллинг в детском коллективе. Все это не то, чем кажется.
Перевернутые ворота на стадионе не трогали – оградили красно-белой лентой, как место преступления. Одинокий мальчик Ваниного возраста пинал мяч во вторые ворота – в штангу, чтобы тот отскакивал обратно к нему. Больше на стадионе не было ни души.
Я, приняв серьезный вид, подошел к стоящим воротам. При виде меня мальчик схватил отлетевший мяч и прижал к груди, словно я могу отобрать. Он замер, следя глазами за моими действиями. А я с видом знатока начал осматривать ворота. Пошатал – они не шатались, ничуть. Стояли как влитые, как будто выросли на этом месте. Я внимательно осмотрел конструкцию: обе штанги и перекладина были вкопаны в землю. Что ж… Потерев ладони друг об друга, я сделал глубокий вдох и подпрыгнул, хватаясь руками за верхнюю перекладину. Пацан позади меня запищал, и я, удивившись, опустился на землю.
– Ты чего?
– Испугался, что тоже упадут… – объяснил мальчик, показывая за свою спину. – Как на Ваню.
– Эти точно не упадут. Ты его знаешь?
– Мы из одной команды.
– Понятно. – Я кивнул, слегка пнув штангу, как бы пробуя на прочность. – Те были такими же?
– Не. – Отвечая, он все время облизывал губы. – Те мы расшатали.
Я удивился.
– Зачем?
– Ну… Это Ваня придумал. Было весело.
– Сейчас тоже весело?
Я разозлился, но злость моя была беспомощной. Я понимал, что этот пацан ни в чем не виноват.
– Сейчас не весело, – серьезно ответил он. – Сейчас страшно.
Я заметил, как он внимательно разглядывает меня, будто изучает интересную скульптуру.
– Ты его брат?
Мне захотелось вредничать.
– С чего ты взял?
– Вы похожи.
– Ага, этого быть не может, не ври.
Мальчик всерьез обиделся.
– Я никогда не вру.
– Все врут.
– А я никогда не вру.
Его огромные голубые глаза стали темно-синими, а светлые брови свелись к переносице. Я испугался, что он сейчас расплачется, и примирительно сказал:
– Ладно, хорошо, ты не врешь.
– Никогда, – подчеркнул он.
– Никогда, – согласился я.
Мы неловко замолчали. Пора было уходить, но я еще не спросил самое важное.
– Его… не били?
Мальчик удивился вопросу.
– В смысле?
– С Ваней никто не дрался? Не бил его? Не обижал?
– Нет.
Теперь всё. Я кивнул, отходя от ворот.
– Спасибо. Пока.
– Меня зовут Джимми Ховард! – крикнул он мне вслед.
Я обернулся.
– Пока, Джимми Ховард.
Я шел в сторону дома, курил последний косяк и представлял себя Доктором Хаусом, которому нужно сложить ряд разрозненных нелогичных фактов и получить логичный ответ.
Пытался вспомнить, где был Ваня, когда ничего не ломал, – на уроках музыки, на тренировках по футболу… может быть, играл на улице с соседскими ребятами? Я не помнил. Я вообще плохо помнил, что было с Ваней в эти спокойные моменты жизни.
Подойдя к дому, я привычным жестом сунул недокуренный косяк под карниз окна, раздвинул створки и забрался в комнату. Моего отсутствия никто не заметил – записка лежала на столе нетронутой.
В квартире стояла тишина. Постучав в спальню родителей, я громко сказал:
– Хочу собрать консилиум! – И прошел к столу, в нашу гостиную-столовую-кухню.
Я сел, деловито сложив сцепленные руки перед собой. Слава, заходя в гостиную, замер на секунду.
– Выглядишь и правда как председатель консилиума.
Лев завернул на кухню, набрал стакан воды. Когда родители разместились за круглым столом и выжидательно посмотрели на меня, я, прочистив горло, твердым голосом произнес:
– У меня есть основания предполагать, что Ваня подстроил падение ворот.
Заметив на лице Льва скептическую готовность разносить мои аргументы в пух и прах, я напрягся. Конечно, папа тут же заключил:
– Чушь.
Внутренне поникнув, я еще старался держаться внешне.
– Почему ты так думаешь?
Лев поставил стакан на стол – солнечный луч, пробивающийся через жалюзи, преломился через воду и нарисовал радугу.
– Потому что несчастный случай – это несчастный случай. Ворота падают, так бывает. Зачем искать двойное дно?
– Затем, что дело не только в воротах, а в целой серии травм, – терпеливо объяснял я.
– Он играл в футбол. Спорт – это травмы.
– Я играл в баскетбол два года и ни разу ничего не сломал.
Лев пожал плечами.
– Ты – это ты. Он не такой осторожный, хуже координирует движения.
Чувствуя, как начинаю сам сдаваться от этой непрошибаемой логичности, я прибегнул к остальным аргументам.
– Его на самом деле никто не бил.
– С чего ты это взял?
– Я разговаривал с мальчиком из его команды. Он сказал, что его никогда никто не бил и не обижал.
Лев закатил глаза.
– Ну конечно, так он тебе и признался. Почему ты ему поверил?
Я понимал, что говорю очень неубедительно, но других причин у меня не было.
– Он сказал, что никогда не врет.
Лев неприятно посмеялся. Отчаявшись, я посмотрел на Славу.
– А ты что думаешь?
Он осторожно сказал:
– Думаю, это может быть правдой.
Я обрадовался, почувствовав поддержку, а Лев тут же вспылил, отодвинул стол (я ощутил себя прижатым к стене) и резко поднялся.
– Что за чушь? – насмешливо сказал он. – Зачем ему ронять на себя ворота? Такой экстравагантный способ самоубийства? А из-за чего? Из-за той девчонки?