Страница 3 из 7
А раз так, то главы этой книги – не о всевозможных способах верифицировать деятельность экстрасенсов, а о том, какую ценность имеют для нас различные аспекты их работы: от самых деликатных и судьбоносных до неловких и пугающих. Это расследование посвящено человеческому фактору в индустрии сверхъестественного.
Сперва нужно было найти нейтральную отправную точку для этого пути. Мне не хотелось начинать его из позиции снобизма, снисходительности и пренебрежения к «верующим», но и с ходу отталкивать от себя закоренелых скептиков я не собирался.
Вот почему я начал эту книгу с Тарен.
Иногда я завидую ей, потому что и сам хотел бы быть как она – немного не от мира сего. С тех пор как мы детьми без конца пересматривали «Русалочку», она так и верит в существование русалок. Не знаю, конечно, действительно ли она говорит это всерьез, но когда я не так давно подарил ей гипсовую фигурку русалки для раскрашивания, она расправилась с ней за какие-то несколько дней.
Иногда я думаю, что вера в русалок, предсказания будущего и загробный мир, где мы снова встретимся с нашими близкими, помогает как-то примириться с жестокой реальностью. Я долго не мог понять, почему Тарен, которая далеко не сразу подпускает к себе новых людей и начинает доверять им, так легко открывает свои самые сокровенные мысли экстрасенсам.
Сейчас моей сестре 35, а когда она впервые попала на спиритический сеанс, ей было 22. В 2018 году, во время нашей первой из многих бесед о ее опыте общения с экстрасенсами, я пообещал, что буду слушать, не осуждая и не перебивая.
Думаю, ей бы хотелось, чтобы я всегда себя так вел. Когда мы росли, она часто замыкалась в себе и могла часами молча играть с куклами. Я никогда не замыкался – и никогда не молчал. Я все выплескивал наружу. Она бы сказала, что я ей и слова не давал вставить, но мне кажется, она не возражала, ведь благодаря мне ей не приходилось думать, как поддержать разговор. Я мог прийти, поотрывать головы всем ее барби со словами «Давай играть, как будто взорвалась бомба», а потом пожаловаться маме, что Тарен устроила беспорядок, и сделать вид, что я тут ни при чем. Знаю, знаю, я был тем еще засранцем. Половину своей взрослой жизни я трачу на попытки искупить это. Помню, папа просил меня быть с сестрой помягче. Он в ней души не чаял. А на меня сложно было найти управу, мама называла меня «маленьким негодником». Думаю, я обращался с сестрой, как если бы она была братом, о котором я втайне мечтал. Бедная Тарен.
Если она и пыталась дать мне отпор в детстве, то делала это так тихо, что глуховатая бабуля, сидя рядом с нами, склонялась поверх нее ко мне и спрашивала: «ГЭРИ, ЧТО ОНА СКАЗАЛА?»
И вот наконец ей выпал шанс вставить слово. И не одно. В начале нашей беседы она чувствовала себя неуверенно, судя по скупым ответам, но постепенно оттаяла. Это было для нее вполне характерно. Я больше десяти лет проработал журналистом, и Тарен оказалась одним из самых зажатых собеседников, с кем мне приходилось иметь дело. Она заставила меня попотеть. Быть может, это была ее месть. Если так, то я ее не виню!
Поразительно, как много Тарен помнит о своем первом спиритическом сеансе – точнее, о тех деталях, которые были угаданы с пугающей точностью. О том, что не совпало, она запомнила гораздо меньше, хотя кое-что рассказать смогла.
И это не редкость: человеческая память устроена так, что в ней сохраняются только самые интересные детали и подробности, которые экстрасенс угадал верно или показалось, что угадал. Я называю это избирательной памятью. Пересказывать все, в чем медиум ошибся, не так интересно. Большинство людей – как «верующих», так и скептиков – просто не признаются в этом. Чтобы быть хорошим рассказчиком, нужно подчеркивать самые лакомые подробности. Внимание: это ловушка.
Впрочем, моя сестра – тот редкий человек, который умеет быть по-настоящему честным и откровенным. Она ни за что не предала бы истину ради красного словца. Это просто не в ее характере.
Та первая ясновидящая решила сосредоточиться на проблемах тогдашнего бойфренда Тарен:
– Твоя бабушка говорит, что тебя ждет совсем другой путь. Тот человек, с которым ты сейчас, тебе не подходит.
Очень мило, что бабушка, мать нашей матери, умершая несколько лет назад, наконец смогла поговорить с внучкой из своего загробного обиталища.
Я спросил Тарен, повлияло ли это на ее отношения. Отчасти повлияло.
– Как будто я всегда это знала и теперь получила подтверждение, – сказала она. – Поскольку все остальное она угадала верно, мне показалось, я понимаю, что она имеет в виду.
Само собой, некоторое время спустя она рассталась с тем парнем. Наверное, это произошло бы в любом случае. Насколько Тарен помнит, он никогда не казался ей «тем самым». Но подумайте, какую роль эта женщина сыграла в судьбе незнакомого человека: она спровоцировала разрыв отношений, которые толком не успели развиться.
Впрочем, Тарен так не считает.
– Она ведь меня не заставляла. Мы просто были очень разными. Я вышла с сеанса счастливой и растерянной, – рассказывает она. – Весточка от бабушки дала мне надежду: она не просто исчезла, она где-то еще есть. Помню, я подумала, что это не очень-то хорошо по отношению к моему парню, но вместе с тем вроде как правильно. Потому что он был мудаком.
Прежде чем продолжить, я предлагаю определиться с несколькими терминами. Экстрасенсом мы обычно называем человека, предположительно обладающего способностями к восприятию явлений, недоступных обычным органам чувств, а также будущих событий. Медиум – это человек, выступающий посредником в общении между живыми людьми и духами умерших. То есть экстрасенс предсказывает будущее, а медиум помогает связаться с мертвыми. Многие занимаются и тем и другим. В рамках этой книги мы будем использовать термин «экстрасенс» как гипероним, обозначающий и тех и других, а также астрологов, которые составляют вам гороскоп по знаку зодиака. Термин «медиум» мы оставим для специалистов по общению с мертвыми.
Считается, что в духовном мире существует шесть основных способностей, самая распространенная из которых – ясновидение. То есть восприятие событий в будущем или явлений, недоступных обычным органам чувств. Понятие «ясновидение» (clairvoyance) происходит от французских слов clair «ясный» и voyance «зрение, видение». Как правило, это понятие употребляют для обозначения способности видеть то, что другие не могут, – происходящее в иной реальности.
В рамках этой книги слова «интуиция» и «интуитивный» не имеют сверхъестественных коннотаций, если только я отдельно не оговариваю это в тексте. Под «холодным чтением» скептики подразумевают набор приемов, позволяющих экстрасенсам считывать находящегося перед ними человека без предварительной подготовки: они используют особенности речи и мимики, язык тела, общие сведения о клиенте и т. д. «Горячее чтение» предполагает, что экстрасенс или медиум имел возможность подготовиться заранее и разузнать о клиенте дополнительные сведения. «Менталист» – это своего рода фокусник, демонстрирующий публике владение сверхъестественными психическими способностями, такими как, например, телепатия. При этом чаще всего менталисты исповедуют скепсис относительно проявлений духовного мира и нередко даже раскрывают секреты своих номеров. «Скептик» – это тот, кто сомневается в реальности духовного мира, однако степень недоверия может быть самой разной: от минимальной до совершенно непробиваемой.
В попытке сохранить непредвзятость я буду исходить из позиции агностицизма.
Убежденный скептик верует в свое неверие так же глубоко и непоколебимо, как самый горячий поклонник экстрасенсов верит в их способности. И то и другое однобоко, и крайности похожи друг на друга больше, чем на какие-то промежуточные позиции. Я называю этот эффект «подковой веры». Сомневаясь во всем, начинаешь верить в теории заговоров. И, находясь на самой оконечности «скептической» части подковы, оказываешься не так уж далеко от ее противоположной оконечности, на которой находятся глубоко верующие в реальность экстрасенсорных способностей.[2]
2
Здесь прослеживается аналогия с «теорией подковы» в политологии, согласно которой ультралевые и ультраправые политические партии не являются антагонистами и не находятся на противоположных концах линейного политического спектра, а сближаются между собой наподобие концов лошадиной подковы. – Прим. пер.