Турнир

- Да, - между тем сказала Габи вслух, отвечая на риторический вопрос принцессы, - она…

- Это Петра, - представила свою служанку Эва Сабиния, едва выглядывавшая из-за плеча гораздо более высокой Габриэллы. - Ей семнадцать лет, Габи, и она не служанка, а моя кузина из Лидо-ди-Остия. Об этом мало кто знает, но у природных сабинянок, созревание происходит гораздо медленнее, чем у других женщин. Такова цена их особой магии.

- Какова же их магия? – спросила тогда Габи, не знавшая в этот миг, как ей поступить: прекратить потакать вольностям, которые позволяла себе принцесса, - а они, следует сказать, становились все более и более откровенными, - или оставить все, как есть, тем более, что она и сама во всем этом бесстыдстве и так уже утопла с головой.

В конце концов, победил практический эгоизм: на самом деле, ей нравилось то, что делала Эва Сабиния, руки которой находились уже гораздо ниже живота, к тому же речь шла о будущей императрице, с которой, в любом случае, не стоило портить отношения.

- Петра наводит грезы и способна внушить тебе любой сон по твоему выбору. Это редкое искусство, знаешь ли. Но у нас есть Петра и, значит, сегодня мы повеселимся…

- Великолепно! - констатировала Габи очевидное и добавила просто, чтобы не молчать:

- Пойдем в воду?

- Сними чулок, - посоветовала Мария Перигорская, как раз в этот момент появившаяся в ванной комнате.

- Кажется, я перепила, - призналась Габи, осознав в этот момент, что говорит чистую правду.

От вина и нескольких оргазмов, прокатившихся по ней, как какой-нибудь гребаный девятый вал, она явным образом расслабилась и утратила контроль над обстановкой и самоконтроль в придачу. Оставшийся на ее правой ноге чулок, - при том, что от всего остального она уже успела избавиться, - говорил о многом.

- О, нет, милая Габриэлла, – рассмеялась в ответ принцесса, - какое там перепила. Мы еще только начали!

И, разумеется, она оказалась права, поскольку знала, о чем говорит. Уж верно, Эва Сабиния участвовала в оргиях и раньше, да и сама, судя по всему, привыкла устраивать такого рода девичники у себя во дворце. И бассейн, наполненный теплой пахнущей розами водой, наверное, уже не раз и не два принимал в свои нежные объятия разгоряченные женские тела. Слишком уж хорошо, умно и затейливо все здесь было придумано и организовано, все мелочи учтены, и все возможные удовольствия, - разумеется, в пределах разумного, - предусмотрены. Во всяком случае, эта часть приключения понравилась Габи куда больше прелюдии, тем более, что прелюдию она толком не запомнила, а сейчас, напротив, пребывала в здравом уме, лишь немного затуманенном алкогольными парами, и твердой памяти, фиксировавшей все «вплоть до запятых».

В бассейне они резвились вчетвером. Место Петры у сервировочного столика заняли две молодые служанки, появившиеся только тогда, когда оказались нужны, и исчезавшие сразу же, как только надобность в их услугах отпадала. Они подливали дамам шампанское, приносили им сигареты с гашишем и ганжой, меняли вазы с фруктами – те слишком быстро нагревались в теплом воздухе, - и сладостями, которые начинали таять. Остальное было в руках четырех вакханок.

Испросив разрешение хозяйки дома, Габи зажгла огонь в высоких бронзовых торшерах, а затем довольно долго развлекала «голых рыбок» фокусами с водой. Поднимала над поверхностью бассейна водяные шарики и метала их в участниц оргии, норовя попасть им во время очередного нырка в лоб или в зад. Или, что было самой многообещающей мишенью, несколько ниже попы. Закручивала крохотные смерчики, отпуская их свободно гулять между веселящимися женщинами и зажигала кружащиеся над ними шарики разноцветного огня. Впрочем, Эва Сабиния тоже умела кое-что делать с водой, воздухом и огнем, и ее фокусы могли восхитить кого угодно, даже Габи, а вместе с Марией они умудрились поднять над водой даже весьма крупную и, разумеется, не легкую Э клана Мишильер. Что же касается Петры, то своими наведенными грезами она едва не свела их всех с ума. В особенности, когда, не предупредив заранее, заставила всех троих пережить страстное совокупление с одним из первых красавцев франкского двора графом де Кремоном. В общем, веселились долго и со вкусом, но достаточно быстро вконец упились и, перебравшись на огромную кровать наследницы престола, уснули, чтобы проснуться на следующий день около трех пополудни с дикой головной болью и симптомами похмелья и легкой наркотической передозировки.

Впрочем, на этот случай во дворце имелся штатный целитель, который быстро привел их всех в норму. Вообще, как поняла Габи, организация настоящей оргии требует серьезных логистических усилий, и наличием дежурного лекаря, а также ассортиментом блюд для первой дневной трапезы проблема отнюдь не исчерпывается. Кто-то даже озаботился приготовить подгулявшим дамам соответствующие наряды, чтобы не стыдно было возвращаться домой. Но, если принцесса и ее кузина располагали в императорском дворце целым гардеробом, то для Марии Перигорской и для Габи кто-то прошелся с утра по бутикам и купил белье и платья соответствующих размеров, фасонов и стиля…

***

Сказать, что ей было стыдно, значит, ничего не сказать. Когда собиралась отдаться Трису, в общем-то, не заморачивалась, и, вспоминая о том, как голая лежала на каменном столе, раздумывая о том, раздвигать ли ей ноги самой или нет, не испытывала никакого стыда. Тем более, не вгонял ее в краску опыт, приобретенный в отношениях с Источником. Было и было, и даже напротив, хорошо, что случилось так, а не иначе. Не любовь, разумеется, но переживания, как сохранила их память, скорее положительные, чем наоборот. Однако воспоминания о ночи, проведенной с Эвой Сабинией, Марией и Петрой, заставляли Габи испытывать нестерпимый стыд, и она никак не могла понять, в чем тут дело. То ли в однополой любви, то ли в том, что она очевидным образом прогнулась, не решившись сказать принцессе «нет». Или, может быть, дело в том, что, не испытывая к участницам грехопадения никаких особых чувств, она получила от их общих игр море удовольствия? Но так или иначе, вспоминать обо всем этом было стыдно, но и не вспоминать не получалось.

И, тогда, тем же вечером, вернувшись домой и отчитавшись перед братом, что поучаствовала в девичнике, организованном Эвой Сабинией в императорском дворце, - и ничего ему, разумеется, не рассказав о том, что и как там происходило на самом деле, – Габи заперлась в своих апартаментах и попробовала напиться, чтобы заглушить охватившее ее чувство стыда и горькие сожаления «по поводу и без». Выпила стаканчик граппы, но, кажется, даже не заметила ни вкуса, ни крепости, закурила, нервно прохаживаясь по своей гостиной. Зажгла в камине приготовленные слугами дрова, - в помещениях старинного палаццо было прохладно даже в жаркие летние дни, - раскидала крошечные капельки жаркого пламени по дюжине восковых свечей, расставленных тут и там в серебряных шандалах и канделябрах, выпила снова и задумалась вдруг над своей странной, изначально поломанной, кривой судьбой.

Впервые после преображения в Э клана Мишильер, Габи остро почувствовала, насколько она одинока в этом мире. У нее не было ни матери, ни сестры или по-настоящему близкой подруги, чтобы поделиться своими переживаниями по поводу прошедшей ночи. Некому было рассказать о том, что ее смущает и отчего она испытывает стыд. Не у кого было спросить совета, как жить дальше. Не от кого было услышать слова утешения или пускай даже порицания. Никто ведь ее даже не отругает и уж точно не накажет. Таков уж был ее одинокий удел. Впрочем, после третьего стаканчика крепкой граппы, когда в голове образовалась некая туманная легкость, Габи сообразила вдруг, что выход, возможно, все-таки существует, поскольку ее переживания никоим образом не связаны с тайнами клана, да и человек, о котором она так неожиданно вспомнила, скорее всего, не только не станет над ней глумиться за ее простодушие, но и не навредит – не захочет, да и не сможет, - только-только начавшей складываться репутации Габриэллы - «холодной бессовестной суки клана Мишильер».