Турнир

«Вот тоже к слову вопрос! – отметила мысленно Габи, отвечая улыбкой на улыбку. – Кто и как меня вычислил и зачем чинил мне козни? Ведь кто-то же уговорил Эву Сабинию устроить мне засаду!»

Вопросов заведомо было больше одного, но суть в данном случае не в том, как их сформулировать, а в том, что скрывалось за словами и действиями. И вот это занимало Габи едва ли не больше прямых и косвенных последствий случившегося. Трис, насколько она могла судить, был заинтригован этим никак не меньше ее, поскольку считал, - и не без повода, - что все эти странные на первый взгляд телодвижения направлены, прежде всего, против него, как главы клана Мишильер. Габриэлла в этом случае могла оказаться всего лишь случайной жертвой или, как говорят боевые маги, сопутствующим ущербом, но ни то, ни другое ее никак не устраивало. Впрочем, не случившееся не случилось, и, следовательно, переживать на этот счет ей не надо, ибо бесполезно. Однако, как часто происходило с ней в последнее время, нечаянная экскурсия по фактам недавнего прошлого оказалась на редкость продуктивной, поскольку подарила Габи очередную «весьма любопытную идею».

«А что, если при дворе у нас с Трисом завелся недоброжелатель, способный читать мысли?»

Вот это была идея так идея. Просто озарение какое-то, никак не меньше, потому что среди одаренных общепринятым считалось мнение, что читать мысли колдуна, тем более сильного колдуна физически невозможно. Но так ли это на самом деле? Что если существует на свете и такой – пусть и крайне редкий, - Дар, как истинная телепатия? Таинственный и тщательно скрываемый по вполне понятным причинам, этот талант мог существовать тысячелетия или возникнуть сразу вдруг совсем недавно.

«Дар менталиста огромной силы? Что-нибудь вроде Пневмоники[1]… Почему бы и нет!»

Впрочем, если уж предполагать худшее, то зачем же ограничиваться очевидным. Вполне возможной представлялась так же гипотеза о том, что дело не в особом Даре, а в особом заклятии. Кто-то ведь мог придумать, как обойти фундаментальное правило, известное всем магам: читать мысли обычных людей – не всех, но, как минимум, большинства, - можно, хотя и трудно, однако читать мысли колдунов невозможно в принципе.

«Итак, - решила Габи, входя в тесный круг приближенных принцессы, - или правило не настолько фундаментально, как полагают наши мудрецы, или его можно обойти. Это следует обдумать и обсудить с Трисом! Если кто-нибудь и знает об этом хоть что-то полезное, то это именно он».

Однако и обдумывать всю эту «заумь», и обсуждать ее с братом было сейчас не время, и не место, потому что рядом с Эвой Сабинией, - да еще тогда, когда она находится на подъеме, - ни на что постороннее не остается ни сил, ни времени. Не осталось их и у Габи. Ее стремительно втянуло в водоворот тесного общения, закружило, разметав по сторонам все неактуальные на данный момент мысли и чувства, и, едва ли не бездыханной выбросило на брег обетованный, оказавшийся по случаю будуаром принцессы в южном крыле императорского дворца. Как она сюда попала, вспоминалось с трудом, но, если Габи была просто сильно пьяна, то Эва Сабиния и Мария Перигорская упились, что называется, до положения риз[2]. Они даже разделись, - принцесса до кружевных трусиков и чулок, а герцогиня Перегор осталась и вовсе в одних чулках, - уподобившись каким-нибудь неистовствующим вакханкам[3]. И в момент случившегося с Габи мгновенного просветления упоенно целовались, сплетясь в некое сложноустроенное подобие эстетически безукоризненного морского узла.

«Ну, ничего себе!» - обалдело констатировала Габи и непроизвольно бросила взгляд на свое отражение в огромном ростовом зеркале, висевшем на противоположной стене.

К счастью, ее платье оказалось на месте, хотя тонкие бретельки были спущены на обоих плечах, так что создавалось впечатление, что кто-то уже начал было ее раздевать, да бросил это дело на полпути. Это предположение подтверждалось и другими недвусмысленными признаками. Тонкий шелковый бюстгальтер под платьем был расстегнут на спине, хотя и остался на месте, трусики, как, впрочем, и туфли отсутствовали, а один из чулков, - конкретно левый - был отстегнут от пояса и спущен почти до колена.

Несмотря на то, что сама Габи в придворных оргиях пока ни разу не участвовала, она знала, разумеется, что великосветская молодежь женского пола ничем существенным в этом смысле от мужчин не отличается, но, чтобы не испортить репутацию, в отличие от кавалеров обычно предается излишествам в своем тесном девичьем кругу. Что сейчас происходит за закрытыми дверями будуара принцессы, можно было только предполагать, но Габи не думала, что они приехали во дворец втроем. Наверняка, остальные девицы из близкого круга принцессы вовсю резвятся сейчас по всей женской половине императорского дворца. Однако здесь и сейчас Габи оказалась в компании самой наследницы престола, и, значит, отказываться от участия в чем бы то ни было ей было не с руки. Уж это-то она понимала даже на пьяную голову.

«Что ж, - решила тогда Габи, понаблюдав с минуту за тем, как страстно извиваются на длинношерстном персидском ковре две грации, - наверное, в этом случае я должна к ним присоединиться.Noblesse oblige, как говорится. Положение обязывает, и все такое…»

Приняв решение, Габи, немедля, реализовала абстрактную идею в прямое действие. Она сняла платье и бюстгальтер, бросив их в ближайшее кресло, и присоединилась к подругам. В реальности – имея в виду объективную реальность, - она сексом еще ни разу не занималась. В смысле, не спала ни с одним человеческим существом. Тем более, не думала, что после Источника начинать придется сразу с женщин, о которых она, если честно, как о компаньонках для половых излишеств, ни разу даже не подумала. Не знала она и того, что и как ей теперь следует делать. Поэтому для начала – и, разумеется, чисто интуитивно, - сосредоточилась на соблазнительной заднице Марии Перигорской и выдающейся груди Эвы Сабинии. Прикосновения оказались приятными, но Габи даже «распробовать» ничего толком не успела, так как едва она оказалась рядом с ними и вошла с девушками в физический контакт, как обе две, не сговариваясь, разом переключились на нее.

«Штурм» оказался стремительным, а действия атакующих непредсказуемыми. Мгновение, другое, и за нее взялись две пары умелых губ и две пары не менее искусных рук, так что еще через мгновение или два Габи забыла, кажется, даже о том, что, чтобы жить, надо дышать. Она просто отдалась, что называется, на волю волн, и очнулась только тогда, когда Мария предложила «переместиться в бассейн». Кто и когда успел подготовить для них ванную, Габи не запомнила, но пройдя вслед за принцессой в огромное, наполненное ароматным паром помещение, облицованное яшмовым мрамором и розоватой брекчией[4], обнаружила там приличных размеров неглубокий бассейн, наполненный прозрачной водой, по поверхности которой плавали лепестки роз. На краю бассейна стояли подносы с фруктами и сладостями, а неподалеку около сервировочного столика обнаженная девушка подросткового возраста – по-видимому, служанка принцессы, - разливала в узкие бокалы охлажденное в серебряном ведерке со льдом шампанское. Девушка была изумительно красива и, пожалуй, - на вкус Габи, - несколько юна для участия в оргии, но распоряжалась здесь, понятное дело, Эва Сабиния, и Габи оставила свои мысли при себе, сосредоточившись на прекрасном: на длинных, изящного рисунка ногах, миниатюрной груди – она была даже меньше, чем у самой Габи, - на золотистых вьющихся волосах… и снова на ногах, узких бедрах, плоском животе и выпуклом безволосом лобке…

- Правда, хороша? – шепнула ей на ухо Эва Сабиния, подошедшая сзади и сразу же прижавшаяся к Габи всем своим великолепным телом.

«Вот же, лярва!» - выругалась Габи мысленно.

Ее ругань, впрочем, относилась, в первую очередь, к ней самой. Ей оказалось сложно переварить тот факт, что ее тело недвусмысленно отреагировало, как на принцессу, - которая как раз сейчас взялась ласкать тонкими пальцами ее грудь, - так и на обнаженную служанку. Девушке было от силы лет пятнадцать, но на ее теле, - и вряд ли тут обошлось без магии, - не было и следа волос, как если бы ей было лет двенадцать, и у нее еще не начались месячные.