Страница 2 из 14
— Борщик, ты что к телевизору прилип? У тебя же сухари на камбузе подгорели!
Вот вам и дружба. Про котлеты хоть бы что, а про горелые сухари — на всю Вселенную!
Да, запахи дело серьезное. И учитывать это должны и президенты, и космонавты, и школьные повара. А историй с этими запахами — хоть отбавляй.
Вы, наверное, слышали несколько лет назад сообщение, что у берегов Антарктиды возле парохода «Даешь!» отмечено огромное скопление пингвинов по совсем неизвестной причине? А на самом деле никакой неизвестности. Все известно! В самый разгар, посередине антарктического рейса комсостав вдруг захотел жареной картошки. Конечно, с жареным луком. А у меня, как назло, кончилось растительное масло. На чем жарить? Пожарю, думаю, на рыбьем жире. Морякам рыбий жир очень полезен! Очень!
Стал я жарить на рыбьем, а Петькин понюхал, расфыркался:
— Выставь эту картошку на лед: пусть проветрится. Этим жиром только крокодилов отпугивать!
Выставил я картошку на лед и вдруг вижу: со всех сторон к моей сковородке пингвины с детворой потянулись. И королевские шагают, и простые торопятся, а маленькие — имени Адели, так прямо вприпрыжку, чтобы не отстать! Целые толпы! И всем хочется картошку на рыбьем жире попробовать. И на трап взбираются, и на камбуз заглядывают. Только дай!
Я их потом даже на плаву картошкой подкармливал.
Но вот оторвались мы от Антарктиды. Пошли мимо Австралии. Идем, а по берегу кенгуру прыгают, принюхиваются. А дальше потянулись тропические острова. Воздух над ними — как компот. На деревьях бананы, апельсины, мандарины. Но, видно, компот, да не тот: обезьяны на ветках висят, к моему компоту тянутся. Так я целый бачок им вычерпал. А подошли к другому острову за водой, видим, вокруг нас крокодилы: крокодил на крокодиле! Всё кишит. Одни зубы торчат!
Я, понятно, вспомнил совет Петькина, бросил в море кусок булки с рыбьим жиром. И поверьте — отстали!
Набрали мы воды и перед отходом решили отправиться на пляж под пальмы. Позагорать, искупаться.
Я, понятно, прихватил портфель с бутербродами и термосом. А Петькин на всякий случай рыбьим жиром намазался.
Выбрались мы из бота прямо на песок. Белый, хрустит, не песок — а прямо-таки безе! Только разделись, а к нам со всех сторон крокодилы! Не от рыбьего запаха, а на рыбий петькинский запах. Все, конечно, с космической скоростью рванули на пальмы! Как туземцы. Петькин — на самую высокую. Моя оказалась пониже и гнется. У меня ведь в зубах все-таки портфель с термосом и бутербродами!
Сидим, оглядываемся! А крокодилы все больше, ближе. У Петькина уже от страха волосы дыбом встали! Да и другие трясутся. Вот-вот начнется землетрясение. Крокодилов внизу — тьма! Им бы сказку про крокодила Гену читать, а они людей жрать собираются! Что делать, думаю. Взял портфель, размахнулся было. А один крокодил встал на задние лапы и передней показывает: не надо бросать, давай сюда!
Ну, я и опустил. Взял он портфель под мышку, потопал к берегу. И вся свора — за ним. Открыли они портфель, достали бутерброды, уселись, жуют и компотом из термоса запивают.
Мы сыпанули с пальм вниз, к боту, и со свистом домой, на палубу. А Петькин бегом на мачту! Даже спасибо мне не сказал.
Так что от моих запахов не бегут, на них тянутся.
Тогда же у Австралии выбросились на берег киты. Ученые опять раздумывают: почему и отчего! А умница Перчиков сидел у микрофона и прямо на все побережье говорит:
— Это они от фокусов Борщика!
Так сказать, пошутил!
Только сказал, а полиция тут как тут. Спрашивают:
— Где тут ваш господин Борщик? А где Борщик? Борщ варит!
Понюхали, попробовали. Говорят:
— Очень приятно! А нельзя ли сделать запах посильней и выйти в море?
Пожалуйста! Я сделал, а они бегом на берег, китов в воду стаскивают. И киты, честное слово, поползли за нами, в море, на запах. Такой запах!
Вы когда-нибудь видели, чтобы киты — киты! — ползли на брюхе на запах борща? Нет? А вот мы всей командой видели! Ползли. На запах борща. А почему? Потому что в нем картошка хорошая, капуста — свежая, перца в меру, томата в самый раз… И знаете, даже если получаешь выговор или слышишь в свой адрес не всегда умную шутку, все равно приятно знать, что ты спасаешь кого-то не с помощью оружия или болтовни, а при помощи свеклы, капусты, морковки, укропа — с помощью обыкновенного, но хорошего борща!
Выговоров, как всем известно, у меня было — хоть отбавляй. За сладкий туман — выговор. За подгоревшие сухари — выговор. За крокодилов — выговор. А кое за что можно было бы расщедриться и на благодарность…
Как-то в Арктике увязались за нами трое медвежат, белых. Я их всех на забаву сначала рыбкой подкармливал, потом блинами, не топать же им за колбасой в Москву или через Северный полюс в Америку!
Пока они за нами на льдине плавали, выросли в хороших, но требовательных медведей. То и дело становятся на задние лапы, скребутся о борт, требуют: «Борщик, блинов!» И от пельменей не отказывались. Жаль, Никулин не видел. Он бы их в цирк на самую высокую зарплату пристроил.
Однажды они на камбуз прямо штурмом пошли! Я от них отбивался. Блинами. Пока отбивался, у меня сладкая манная каша из кастрюли выбежала буквально на палубу. А там через порог — и за борт, на льдины. Целые айсберги! Капитан ходит, ворчит:
— Теперь плутай среди айсбергов из этой каши. Борщику выговор. Во-первых, за это нагромождение, а во-вторых, за перерасход манной крупы.
А через какое-то время лед встал. И мы застряли, замерзли. Ни туда ни сюда. Уже полярная ночь, северное сияние над колпаком разливается. Звезды горят. Нам бы пора бананы жевать на юге, а мы выбраться из льдов не можем.
И вдруг помощь. И не ледокол, а мои медведи. Идут и грызут мерзлую манную кашу. Целые айсберги заглатывают!
В полтора дня все слопали, проход нам проели — плыви, ребята! Так я им на прощанье выдал еще по хорошему блину.
Понятно, что медведи мне на лапах на прощанье хором выражали благодарность. Они бы мне, может, и звание присвоили «Почетный полярник». Так это медведи. А начальство не белый медведь. Хотя блины и пельмени любит, а благодарности — никакой. Только выговор!
Но я говорю друзьям-поварам: не бойтесь выговоров. Потихоньку оставляйте на льду манную кашу или что-нибудь другое. На обратном пути может очень пригодиться.
Конечно, оплошности у меня тоже бывали. У какого кока их нет! Но тоже не без причины. Вот вам хотя бы один пример.
Все знают, что Борщик умеет не только торчать у печи. А если надо, и мешки бросает, и канаты таскает, и палубу драит. А если придется, и судно ведет по первому классу. Кто в Индийском океане, когда в качку все лежали готовенькие, как кильки в томате, стоял на руле? А Борщик стоял. Стоял Борщик! И судно вел, и кормил!
А тут — на тебе! Во время стоянки во Владивостоке вышел перед ужином на палубу с бачком, слить воду от макарон, и налетел на боцмана. Сидит на якоре и учит матроса Солнышкина морские узлы вязать. Я и спросил:
— Вяжете? И получается?
По-доброму спросил. А боцман в ответ:
— У нас получается! Не то что у тебя! Да и на макаронах узлов не навяжешь!
Меня задело. Я говорю:
— Как это не навяжешь?
Вытащил одну макаронину — связал узлом. Настоящим, флотским. Потом другую, третью. Провязал все макароны узлами. Полный бачок. Промыл, подал на обед. Команда в восторге. Все макароны в узлах, а узлы-то морские! Навалились, умяли, все до штучки. До последнего узелка. Ходят, от удовольствия пупки поглаживают.
Я на радостях уснул хорошо.
А утром проснулся — что такое? Напротив нас пароходов видимо-невидимо. И все на нас, разинув рот, глазеют.
А к нам прижался санитарный катер. Тянут с него на борт шланги. Бегают по трапам санитары, на помпу наваливаются, качают. Что такое?
А кто-то с соседнего судна кричит на другое:
— Это команде «Даешь!» промывание желудков делают. Борщик свою команду морскими узелочками накормил. Крепенькими, не развязываются!