Огонь и вода

И вот теперь, кажется, появилась реальная возможность проявить уважение к предкам – хотя бы в виде благоустройства фамильного дома. Рыжий пока не вполне понимал, что он будет с тем домом делать, потому что им с Катрин и Серым достаточно его квартиры на тридцать девятом этаже. Но ощущал в себе потребность что-то делать с этим домом, как будто сны о древнем маршале как-то обязывали его к этому.

Ну что ж, если Катрин поняла, с чего начать – то и хорошо.

Сам он присел прямо на парадную лестницу, ведущую из холла первого этажа на второй, и заглянул в банковское приложение телефона. Что ж, вложить полученное за десять лет службы вознаграждение в благоустройство семейной собственности, наверное, правильно. А дальше – он же не лежит на лавке, он вроде тоже приносит пользу семейному бизнесу. И у него, как у директора, есть какой-то доход. Вот на тот доход и будем жить, а на накопления – реставрировать дом.

Ещё ему очень хотелось, чтобы о знаменитом маршале знали не только члены семьи и историки. Нет, в Королевском музее есть целый зал, посвященный Вьевиллям, всяким и разным, там висят портреты, лежит оружие и написанные их руками приказы, реляции и письма. Бабушка его в детстве водила туда за хорошее поведение. И ещё однажды – когда он целый месяц пинал в школе балду, потому что болтаться по улице с друзьями было в тот момент интереснее. И тогда госпожа Одри, получив табель Рыжего с оценками за месяц, не стала его ругать, но наутро подняла и повела в тот самый зал Королевского музея. Попросила смотрителей выйти, поклялась, что ни она, ни её внук не причинят экспонатам никакого ущерба. И заставила взять в руки тот табель и читать его содержимое вслух. Пусть, мол, послушают и рыцарь Сигизмунд, и епископ Бальтазар, и маршал Раймонд, и кардинал Лионель, и маршал Эжен, и маршал Годфруа. И посмотрят, во что выродилась их семья. И на что способен последний потомок древнего магического рода.

Рыжий, помнится, взялся возражать, но бабушка была магически сильнее и пресекла возражения на корню. И пришлось Рыжему зачитывать вслух свои отменно неудовлетворительные баллы – почти по всем предметам, и обычным, и магическим, кроме физкультуры, с ней-то всё хорошо было. Конечно, портреты ничего Рыжему не сказали, но после во сне явились к нему все разом, кто – гремя доспехами, кто – потрясая шпагой или мечом, кто – воздевая крест. И сказали, что Рыжий – дурак. И что ему уже пора бы перестать быть дураком, потому что несолидно – целый настоящий Вьевилль, и дурак. Настоящему Вьевиллю положено быть круче всех – сильнее, хитрее, удачливее, а он что? Прогуливаешь – догоняй всё, что прогулял. Нарушаешь правила – не попадайся. Не знаешь – узнай. Не справляешься – пойми, почему, что мешает, и что нужно, чтобы справиться. Ты всё можешь, только возьмись. И сделай. Что написано на фамильном гербе? Возвращаюсь с победой? Так и вперёд.

И эти слова – ты всё можешь, только возьмись и сделай – потом вели его дальше через все пороги. В школе, в академии, на службе. Затык? Берись и делай. Просрал подготовку, завтра экзамен? Значит, сейчас берись и делай. Попал в окружение? Отряд за спину, сам вперёд, берись и делай. И работало, чёрт возьми.

Значит, здесь тоже сработает. Если он возьмётся и сделает, конечно.

Рыжий глянул на часы – вообще добрые люди уже давно пообедали. Он позвонил в знакомую доставку, и даже испытал некую гордость, говоря адрес – площадь святого Ремигия, Пале-Вьевилль. Позвонить ему у входа, он встретит.

Курьер, парень лет двадцати, прибыл через четверть часа, и правильным образом офигел. Сказал – думал, в этом доме какое-то важное правительственное учреждение, это же какой-то исторический особняк?

Рыжий вздохнул, взял курьера за что пришлось и привёл в холл – вот, мол, смотри. Господин маршал Вьевилль, собственной могучей персоной. И госпожа герцогиня, урождённая принцесса де Роган. У парня отпала челюсть, а Рыжий вещал – да, жили в этом доме, и они, и многие другие приличные люди тоже. Ходили в крестовые походы, били еретиков, выигрывали войны, поддерживали порядок в революцию. Парень слушал внимательно, а потом спросил – а вы экскурсовод, да?

Рыжий заржал – какой из него, к чёрту, экскурсовод, он капитан Легиона и продавец волшебных домиков. Но про себя отметил – значит, он ещё и это может, прикольно.

Катрин обрадовалась обеду. У неё очень правильно горели глаза, она с трудом оторвалась от бумаг.

- Скажи, их можно выносить из здания? Я бы взяла завтра на работу и посмотрела там. Там просто есть спецификации других отделов. Но кое-что мне уже понятно, и сделать нормальное магическое водоснабжение не так и сложно. Мне не так и сложно, - улыбнулась она. – А этот заказ я не отдам никому, понял, Вьевилль?

- Понял, Фиалочка моя, и очень этому рад. Легенда гласит, что древняя принцесса Катрин тоже очень нехило вложилась в эти стены. И если она смотрит на нас откуда-то с высоты, то ей будет приятно такое продолжение её дела.

- Мне прямо неловко делается, если смотрит. Потому что она – из великих, а я – нет, - вздохнула Фиалочка.

Это она почему-то не привыкла жить под пристальным присмотром великих предков, усмехнулся про себя Рыжий. А вслух сказал:

- Привыкай, радость моя. Они тут всё время смотрят. Никуда не деться, понимаешь? Ещё, конечно, есть Старый Вьевилль, я там вообще был всего три раза за всю жизнь, и там у меня никогда не возникало этого ощущения – что они здесь, среди нас. А в этом доме – постоянно. Кто б ещё хранил его, что он дожил до наших дней?

- И дожил в очень приличном состоянии, - заключила Катрин. – Значит – спасибо им за это.

- Эй, предки, слышите, вам спасибо! – воскликнул Рыжий, вытащил Фиалочку из-за стола и закружил.

На голову ему посыпалась штукатурка с потолка.

- Если это не ответ, то я не знаю, что, - усмехнулась она.

- Значит, вперёд и только вперёд! Уничтожить обед и продолжать, - скомандовал Рыжий.

Возьмись и сделай. И это работает.

Глава сорок вторая. Интермедия

9. Принцесса на хозяйстве

Гонец поклонился и вышел. Катрин вздохнула, отложила книгу, в которую управляющий её мужа Гийом Мару записывал приход и расход, и подошла к окну. Маленькому окошку, забранному цветными стёклышками. К счастью, по свету и по летнему времени окно было открыто, иначе – темно, и спасали только магические огни.

Пале-Вьевилль, родовое гнездо её супруга, оказался холодным, тёмным, сырым и довольно-таки мрачным. Нет, герцог спросил её – что нужно сделать, чтоб ей было здесь хорошо. И сказал, что очень любит этот дом, но у него недостаёт времени, да что говорить – и умений, чтоб содержать его, как подобает.

Содержать, значит, как подобает. Катрин до сих пор не могла пережить своё первое впечатление от этого дома – как, и здесь теперь жить? Всю жизнь?

О нет, Лимей тоже местами тесноват и сыроват, и братец Франсуа то и дело поговаривал, что его нужно расширить. Перестроить комнаты в главном здании, застеклить нормально окна – пусть из Фаро привезут хорошее стекло, может быть, пристроить ещё крыло. Куда-нибудь. Потому что тесно, как в том муравейнике. В целом Катрин была с ним согласна – да, неплохо бы расшириться. Но отцу и так хорошо, он привык, а матушка ему никогда не возразит. Матушка показывала свой нрав только в те дни, когда отец уезжал в столицу или ещё куда по своим сеньориальным делам, и тогда она командовала домом и двором ничуть не мягче, чем отец.

Но как матушка начинала, когда они с отцом только поженились? Каким ей пришёлся Лимей? Ничего этого Катрин не знала. Зато у неё самой теперь был во владении огромный дом, вдвое больше отцовского, что на улице Сен-Жан. И самым обидным было то, что её прекрасный супруг, сказавший ей столько прекрасных слов о своей к ней любви, ускакал куда-то с кем-то воевать через три дня после триумфального возвращения домой с молодой женой.

О нет, он сделал всё по правилам – выстроил в холле всех-всех, кто живёт в доме, а их ничуть не меньше, чем в Лимее, и всякие-разные – мужчины, женщины, дети, старики… И сказал, грозно и радостно – вот моя супруга, её милость герцогиня Вьевилль, урождённая принцесса Катрин де Роган. Слушаться её, как меня, приказы исполнять – как мои. Люди, правда, помолчали, поклонились и разошлись по своим делам.