Страница 4 из 17
Она закричала, заскребла ногтями по груди, в надежде вырвать себе сердце, чтобы не болело, побежала прочь… Стас кинулся следом. Он был хорошим парнем, неплохим в общем-то человеком, и вовсе не собирался расставаться с возлюбленной, ну, или хотя бы расставаться со скандалом. Эта девушка… Она была ошибкой, он был пьян, да и не уверен, что что-то между ними вообще было. Стас хотел донести это до Женьки, но…
Другая, возможно, простила бы его. Кто-то наверняка даже сделал бы вид, что ничего не случилось. Только не она. Да и как тут забыть, если в груди жжет каленым железом, перековывает, переплавляет внутренности, сушит кости Ее Величество БОЛЬ? Боль от предательства, боль от сердца разбитого.
А дальше… Кто-то говорил, что сама она прыгнула, кто-то – что Стас ее толкнул, только закончилось все трагедией, как и положено в Купальскую ночь разбитому сердцу. Оступилась Женька с обрыва, и вроде неглубоко в том месте было, да за корягу на дне венком Купальским зацепилась. Дергалась-дергалась, пока весь воздух не вышел… Стас только минут через пятнадцать догадался на помощь позвать, когда она уже посинела вся, от того, к слову, и виноватым сделался в глазах людей, мол, раз не сам – что ж сразу на помощь не позвал?
Похоронили Женьку, оплакали, как полагается, да только судьба ее уже заранее предопределена была. Всем известно – те, кто в Купальскую ночь от большой любви тонут, на тот свет не идут, остаются, место стерегут, да любимого ищут.
Байку эту, про девушку, из любви в омут кинувшуюся, я слышала от знакомых и друзей. Так уж вышло, что Стаса мне довелось узнать лично – да, да, того самого Стаса, героя этой печальной городской легенды. Мы познакомились с ним уже после этой трагедии, и, я вас уверяю – тогда это был совершенно нормальный, адекватный парень. А еще вполне себе живой, что в корне противоречит логике русалок. Он на все важные даты к реке таскался, венки по воде пускал в память о любимой, все виноватым себя чувствовал, а русалка, которая по всем законам жанра должна была его уже забрать раз 10, не появлялась.
Но… кое-что странное все же было в том месте. Такое, что мешало полностью отвергнуть все мистические теории, хотя, при желании, конечно, все можно было объяснить быстрым течением, крутыми берегами или просто человеческой фантазией.
На берегу, в том месте, где утонула Женька, действительно часто гибли люди, причем именно после ее смерти. Нет, они и раньше тонули, куда ж без этого, но редко, а тут просто массово топиться начали, и, что странно, в основном мужчины, хотя случались и исключения – девушки тоже оступались, падали с обрыва, шли на дно. Не все из тех, кто в объятия русалки стремился, умирали – кого-то успевали спасти, кто-то сам выплывал, но все из выживших поголовно рассказывали потом всем желающим о тихом голосе, что их в реку заманивал.
Да что там утопленники – я и сама, прогуливаясь по берегу, пару раз видела что-то такое, непонятное. Вроде как девушку в белом платье… А может то просто туман и осока удачно на свету изгибались? Не знаю. И, наверно, не слишком хочу знать. Не мое это дело.
Но все же я сомневаюсь. Не в русалках, нет, в том, что есть в наше время любовь такая, без которой и дно речное – дом родной. Мне кажется, что вымерли все же русалки. Или я ошибаюсь?
Первый локон
Я до последнего не хотела верить в то, что происходящее со мной и моей семьей – правда. До последнего оттягивала неизбежное, потому что, ну, о таком обычно не говорят в приличном обществе так что я понятия не имела, что мне делать. Но теперь, когда моя маленькая дочь лежит на моих руках бледная и холодная, я больше не могу молчать. Вдруг это поможет кому-то.
Мы с младшей сестрой мужа родили практически одновременно, обе – маленьких, прехорошеньких девочек, к счастью, абсолютно благополучно и для меня, и для нее. Обычно в такой ситуации девушки начинают дружить – общие сферы интересов, похожие истории, переживания, проблемы – но… Если честно, ни я, ни она потребности в общении как-то не испытывали. А я еще и немного завидовала ей за то, что она жила со свекровью – своей матерью – которая во всем ей помогала, а у меня был только муж и я сама.
Когда нашим детям исполнилось по полгода, случилось страшное – племянница заболела, причем так, что ни один врач не мог поставить диагноза – ребенок плакал, температурил, кашлял… По всему выходило, что подцепила девочка какую-то простуду, только вот эта простуда не проходила со временем, а, казалось, набирала обороты. Тут уж, конечно, стало не до зависти – мы всей родней кинулись на помощь, чем могли – деньгами, контактами, временем. Не раз и не два в то время, в первые месяцы кошмара, я слышала в свою сторону фразы от свекрови «Почему наша, солнышко маленькое? Лучше бы ТВОЯ заболела», но, хоть мне и было больно и противно, я пропускала их мимо ушей, потому что, ну, момент такой, жутковатый, чего на эмоциях не ляпнешь, правда? Она же наверняка так не думает, моя дочь ведь ТОЖЕ ее внучка.
Позже, когда стало понятно, что болезнь, чем бы она ни была, жизни ребенка не угрожает, только здоровью, на нас напала новая беда. И имя ей было «Вы же понимаете, я не могу жить в доме с больным ребенком, я им мешаю». Ага, свекровь вдруг осознала, что толи не хочет, толи не может находиться в доме с дочерью и больной внучкой, и решила осчастливить своим присутствием нас.
Я честно старалась сдерживаться. Напоминала себе, что она – тоже часть семьи, пожилой человек, просто одинокая женщина… Это плохо работало. Потому что сама свекровь не старалась быть хорошей, она просто… ну, была. Со своими порядками, требованиями, капризами. Мы, конечно, уживались – интеллигентные же люди – но это не было комфортное соседство. А уж о том, чтобы оставить с ней Алиску, не было и речи. Я не верила в то, что свекровь как-то навредит моей дочери, но подсознательно… В общем, в моей голове еще стояли те ее слова, что «Почему наша, а не твоя?». Муж в ситуацию не вмешивался, но при любых обострениях становился на мою сторону.
Больше всего меня в свекрови раздражало даже не то, что она лезла учить меня жить, а ее попытки как раз таки повлиять на мою дочь. То «в штанишках нельзя, она же девочка», то «давайте ей ушки проколем, как раз пора, я уже и сережки купила», то «почему вы ее не бреете, вон какие косы, надо брить!». И так на любое мое действие. Я срывалась, говорила, что это не свекрови дело, что я там на дочь одеваю, и уж тем более не ей решать, кого мне стричь и что прокалывать, но она как не слышала.
Особенный фетиш у нее на волосы внучки был, прямо как помешалась она на них. Все ходила за Алиской, по голове ее гладила – а у дочки и правда где-то ближе к году коса полезла, густая, кудрявая, толстая такая – и повторяла, что обязательно ребенка в год побрить надо, чтобы гуще волос рос и ум прибавлялся. Я была категорически против. Меня все устраивало, а в глупые суеверия я никогда не верила.
Как говорится, хочешь – не хочешь, а рано или поздно сделаешь ошибку. У меня просто дико заболел зуб и, как назло, ближайший талон к врачу выпадал ровно на то время, когда муж находился на работе. Я бы и отменила запись – я хотела – но боль была такая, что по ощущениям череп трескался. Да и свекровь, нарисовавшаяся рядом, запричитала, что, конечно же, посидит с внучкой, а мне надо лечиться, хорошо лечиться, обязательно.
Меня от ее бегающих глаз и какого-то странного, дерганного голоса чуть на истерику не пробило. Вроде умом я понимала, что ничего такого она моему ребенку не сделает, но… почему-то от ее милого предложения я была в ужасе. И отказаться никак – обидится же, искренне же предложила… В общем, с горем пополам уговорила я себя, что нормально все, меня всего час не будет, свекровь, хоть и местами не слишком хороший человек, все же не дура – против меня не пойдет и никакой мерзости не сотворит, как-то же она двоих своих детей вырастила… С этой медитацией я все же решилась выйти из дома, но…