Страница 7 из 12
– Куда там, – отмахнулся Герман. – Нет, Галочка, шалишь… Оганисян и успех – две вещи несовместные, как сказал поэт. Да и что он там снял-то? «Девичья весна», «Приключения Кроша»… Словом, сплошная чепуха на постном масле.
– Ну, а может, эта новая картина станет успешной? – Галина как будто дразнила Германа. – Как она там у него называется?
– «Три плюс два», – сказал Герман. – Поверь мне, это тоже никого не заинтересует. Он и сам это понимает, а потому за все подряд цепляется. Прогремел «Полосатый рейс», он сразу ринулся тигров в свою картину вставлять… Нет, Галя, так шедевры не снимаются.
– А как снимаются? – серьезно спросила Галина.
– Как угодно, но только не так, как это делает Оганисян, – со смехом отвечал Герман. – Что у него там? Ну, две Наташки, которые всем уже надоели… Тем более толстые. Не то что ты, ангел мой! – Герман с восхищением окинул взглядом стройную фигуру Галины. – Кто у него еще? Какой-то Андрюша Миронов… Сын Мироновой и Менакера, представляешь! Помнишь этот допотопный дуэт?
– Помню, – кивнула Галина. – Они вроде и сейчас выступают.
– Ну да, в качестве музейных реликвий. Да нет, это еще и при Сталине было редкостной безвкусицей… А уж сейчас…
– Вообще-то при Сталине безвкусицы было поменьше, – заметила Галина.
– Да! – тотчас подхватил Герман. – Никаких таких «Полосатых рейсов» тогда не снимали! И Солженицына не печатали!
– Одни мы с тобой и остались – носители хорошего вкуса, – вздохнула Галина.
15
Вскоре Герман и Галина посмотрели в кино картину режиссера Хучрая «Чистое небо», которая недавно получила Большой приз на Московском кинофестивале.
Фильм произвел на любовников тягостное впечатление.
Половину дороги от кинотеатра до дома они молчали. Наконец Герман вздохнул:
– Да уж…
– Да… – тут же подхватила Галина. – Вот именно. Все настроение испортилось.
– Кто бы мог подумать, – мрачно сказал Герман, – что у нас начнут такое снимать. Да я бы еще пару лет назад в такое не поверил!
– Что там пара лет, – горько усмехнулась Галина. – Я бы и пару дней назад не поверила.
– Нет, ну в какое гадкое время мы живем! – все больше распалялся Герман. – На Сталина они, видишь ли, бочку катят… При нем не пищали, а как только стало можно, тут же и началось: «Культ личности! Культ личности!» Абсолютно бессмысленное словосочетание…
– Как замечательно сказал Михаил Александрович: «Был культ, но была и личность», – заметила Галина.
– Какой Михаил Александрович? – осекся Герман.
– Шолохов.
– Что, он лично тебе так сказал? – улыбнулся Герман.
– Ой, перестань, – дружелюбно толкнула его Галина. – Я знаю, он тебе не нравится…
– Нет, отчего же, – не согласился Герман. – «Поднятая целина» – ничего так.
– «Тихий Дон» еще лучше, – убежденно сказала Галина.
– Верю тебе на слово, – улыбнулся Герман. – У меня все равно терпения никогда не хватит его домучить.
– Я только к тому, что у нас с тобой еще есть единомышленники. Так что не надо отчаиваться.
– Ты, как всегда, права, – благодарно посмотрел на возлюбленную Герман. – Я вообще думаю, что единомышленников – то есть попросту нормальных людей – во все времена минимальное количество. Просто в дурные времена на виду не они, а всяческие конформисты и приспособленцы…
– Да, вот как сейчас, – закивала Галина. – Оболгали Сталина на двадцать втором съезде – и все конъюнктурщики давай лепить дешевую мазню на потребу времени…
Герман снова внимательно посмотрел на нее:
– Ты еще следишь за всеми этими съездами…
– Конечно, мой милый, и тебе советую.
– Зачем? – фыркнул Герман. – Я в конъюнктурщики пока еще не мечу!
– Да, – сказала Галина, – но ты тогда хотя бы понимал причины появления фильмов вроде этого «Чистого неба». И не так бы расстраивался от этого.
– А, – махнул рукой Герман. – Тут знай не знай, все равно – одно расстройство.
– Если б я была в курсе, о чем эта картина, я бы тебя на нее не затащила, – виновато произнесла Галина.
– Перестань, милая, – приобнял ее Герман. – Я тебе, если хочешь знать, напротив, благодарен за сегодняшний вечер. И знаешь почему?
– Догадываюсь…
– Вот именно, солнце ты мое! Следующей жертвой объявляю Хучрая! – провозгласил Герман.
– Жертвой культа личности, – хихикнула Галина.
– Ты просто читаешь мои мысли! – с восторгом заорал Герман. – Кто на культ личности замахнется, тот от культа личности и погибнет! Я лично так считаю.
– И правильно считаешь, – заранее одобрила Галина, хотя еще не совсем понимала, к чему клонит ее любовник.
16
Этот разговор они продолжили уже дома.
– А вот как ты думаешь, – спросил у Галины Герман, – Хучрай всерьез снял эту свою гадость? Ну то есть он действительно верит в то, что снимает, или нарочно, так сказать, конъюнктурствует?
– Второе, – убежденно сказала Галина.
– А вот и ошибаешься, – улыбнулся Герман. – Я этого Хучрая немного знаю. Он не из тех, кто кривит душой…
– Ну, ты его еще хвалить начни… – поморщилась Галина.
– Хвалить я не собираюсь, – покачал головой Герман, – но и зря наговаривать на человека не стану. Штука в том, что Хучрай всерьез считает, что именно так все и было при Сталине, как он про это снял. Я в этом убежден.
– Да что он тогда – безглазый, что ли? – возмутилась Галина. – Где он видел, чтобы такое происходило? Чтобы человека, во время войны попавшего в плен, потом на родине притесняли и жизни ему не давали?! Герман, ты сам посчитай, сколько у нас знакомых, побывавших в плену! И они ведь ни на что подобное не жаловались…
– Знаю, – согласился Герман. – Мне-то можешь не говорить об этом, а вот попробуй Хучраю!.. А, он тебя и слушать не станет, – тут же отмахнулся Графов.
– Но как это объяснить в таком случае? – искренне недоумевала Галина. – Если не конъюнктура, то что здесь тогда? Обыкновенная глупость разве что?..
– Не без этого, – вздохнул Герман. – А главное, понимаешь, есть такие люди, которые вечно чем-нибудь недовольны. Вот выиграли мы величайшую войну в истории, а они все равно брюзжат: культ личности, культ личности… Вот и мерещатся им на почве этого недовольства всякие байки про притеснения и злоупотребления…
– Как это – мерещатся? – опять не поняла Галина. – Как можно увидеть то, чего нет? Спьяну только или, может, мираж какой-нибудь… Но миражи вроде бы только в пустыне…
Герман усмехнулся:
– «У страха глаза велики» – слышала такое? Если человек хочет напугаться, он чего угодно испугается. Сам придумает что-то страшное и через секунду сам же в это и поверит. Психология гомо сапиенса – она, знаешь, избыточно заковыристая вещица…
– Хочешь сказать, – все еще недоверчиво уточнила Галина, – Хучрай сел писать сценарий, напридумывал там всяких страстей, а потом сам в них и поверил?!
– Именно, моя радость, – подтвердил Герман. – И я как раз подумал, что если уж он такой боязливый, то на этом мы и сыграем.
– Ты собрался напугать его до смерти? – усмехнулась Галина.
– Угу, – кивнул Герман.
– Ну, что-то это как-то… – засомневалась Галина. – Разве такое возможно?
– Еще как! – воскликнул Герман и даже вскочил на ноги. – Более того, я считаю, что абсолютно каждого человека можно напугать до смерти!
– Так-таки и каждого? – все еще не верила Галина.
– Конечно! – взмахнул руками Герман. – И каждый может легко себе представить собственную смерть такого рода… Вот, например, ты, Галочка, чего боишься?
– Сразу так и не скажу, – задумалась та. – Мышей, например.
– Нет, мышей – это мелко, – поморщился Герман. – Я тебе сам сейчас назову. Привидений, например, боишься?
– Привидений не существует, – хмыкнула Галина.
– Разумеется, но если бы ты вдруг увидела призрак, что бы тогда подумала?
– Не знаю, – пожала актриса плечами. – Что это неправда все. Что меня хотят напугать.