Призыв ведьмы

— Эла́? — переспросила Милена.

— Ну да, это наш правитель, он в столице. Ему никто не может врать, ну так считается, магический запрет, но я однажды соврал и никакой кары на меня не напало, — он вспомнил об этом случае и искренне улыбнулся.

— Почему соврал? — и белая ведьма снова посмотрела на него.

— Я был ребенком и тогдашний эла спросил, нравится ли мне новая супруга моего отца, — пояснил мужчина.

— И?

— Я ответил, что нравится, но на деле вообще не нравилась.

— А почему нельзя было сказать правду? — поинтересовалась девушка.

— Потому что супругу отцу подбирал эла и… — Роар вздохнул, — скажем, нрав у него был тяжёлый. Перечить не стоило, даже если ты ребёнок.

— Вообще как можно спросить у ребёнка нравится ли ему женщина, которая теперь будет ему вместо матери, — грустно поинтересовалась девушка скорее сама у себя, чем конкретно у Роара.

— Ну, матери я своей всё равно не знал, так что ничего такого, — пожал он плечами.

— А что случилось с твоей мамой?

— Она умерла, рожая меня.

— Прости… — пробурчала девушка, сжавшись. — Мне очень жаль.

— В смысле? — удивился Роар.

— Ну… это… — она была озадачена.

— Ты не виновата в том, что моя мать умерла, так что тебе не за что просить у меня прощения. И сожалеть уже тоже не о чем, — ответил митар.

— Просто у нас принято так, — пояснила белая ведьма. — Это соболезнование, я сочувствую твоей потере, и я приношу извинения за то, что своими словами или вопросами заставила тебя вспомнить об этом.

— Хм… у нас так не принято. Бывает, когда ты мог бы что-то сделать, но не сделал, тогда можно говорить о сожалении, но в этом случае, — Роар пожал плечами. — Я видел её только на весьма плохих по качеству портретах. Мита говорит, что я на неё похож, хотя не очень понимаю как я могу быть похож на неё, когда у меня одно лицо с моим отцом, в общем это странно.

— Дети всегда похожи на обоих родителей, — заметила Милена. — Иногда это даже необъяснимо. Ты можешь иметь едва уловимое сходство, например, в манерах, или в улыбке. У меня лицо моей матери, а улыбка моего отца и все говорят, что я похожа не него, хотя на самом деле вылитая мама.

— Никогда не думал об этом так, — хмыкнул митар. — Может ты и права. Слушай, давай-ка ты пойдешь внутрь, нельзя тебе на холоде этом сидеть — с непривычки можно заработать горячку.

— А лечить меня никто не будет, — вздохнула она.

Роар не успел даже сделать движение в её сторону, чтобы помочь ей слезть в жердин, как она уже сама с легкостью спрыгнула вниз.

— Спокойной вам ночи, достопочтенный митар, — проговорила она, как-то странно кивнула и быстрым шагом побежала в дом.

“Спокойной ночи? Что?” — Роар нахмурился и уставился ей вслед.

Руки вспомнили легкость её тела, когда он принёс её сюда. Внутри потянуло желанием и тоской. Кажется сегодня просто необходима женщина рядом, значит после башен надо идти в харн. С этой мыслью он глянул на сторожевые башни и отправился к ним, надеясь, что не слишком сильно напортил дело с белой ведьмой.

Глава 8

Милена ощущала такой спектр эмоций, что хотелось выйти вон из себя самой. Дикие истерики сменялись каким-то мёртвым жутковатым смирением. И ни о каких пяти стадиях горя, в классическом их понимании, и речи не шло.

В голове был невероятный кавардак. Совсем недавно она бы сказала, что эти пять стадий работают, к сожалению работают. Но сейчас и здесь? Может тут всё иначе и это тоже? Может это виноват мир, наполненный магией?

С другой стороны — отрицание было, гнев тоже, попытки договорится с собой, поиски компромисса? Да, наверное они были, когда она хотела понять может ли она что-то сделать с тем, что с ней случилось. А вот сейчас навалилось отчаяние. И оно было всеобъемлющим, безумным, болезненным.

А теперь этот митар. Роар? Да? Зачем он рассказал ей про мать? Специально? Чтобы подружиться? Так обычно делают — вот какой я несчастный, не злись на меня, что я тебя похитил, что сделал тебе больно. Я рос без матери и поэтому я такой.

А что там с другой женой отца? Злая мачеха? Серьёзно? И при этом он такой весь… такой… Мила даже не знала, какой. Она вообще с трудом соображала, когда смотрела на него. Словно тупела. Прям как влюбленная школьница.

“Что?” — ошарашила её мысль.

Она помотала головой. Между ног стало влажно и потянуло вниз. Это уже слишком, правда! Не может она хотеть и уж тем более влюбиться в этого жуткого варвара.

Милена поморщилась и внезапно осознала, что было не так с ней, вот сейчас. К щекам прилила кровь и внутри родилась паника.

Она как ошпаренная добежала до комнаты серых, осторожно, чтобы никого не разбудить прошла в заднюю комнату. Здесь было место для туалетов и мытья, а еще стирки и сушки личного белья серых, ну как белья, сорочек этих нижних, а еще платьев.

— Хэла? — позвала Милена женщину, которая всегда мылась или самой первой или самой последней.

— А? — сегодня последней, когда серые уже спали.

Вода, к удивлению девушки, была горячей, хотя она не понимала, как это получалось.

— У меня проблема, — отчеканила Милена и поняла, что ко всем её бедам и неприятностям добавилось ещё и то, что она замерзла.

— Да ты трясёшься вся, ты на улице что ли без плаща была? — внимательно присмотрелась к ней Хэла. — Блин, Милка, ну ты что, дружочек? Ты, когда так получается, всегда спрашивай плащ у кого-то из стражников, например. Вон, зуб на зуб не попадает.

Чёрная ведьма принялась снимать с Милены мягкие балетки и поставляя ей кадку с горячей водой.

— И не выходи на улицу без сапог, ясно?

— Сапоги? — спросила Мила, хотя да, на других серых были сапоги.

— Конечно! — фыркнула женщина. — Завтра подберем тебе. Надо было раньше мне напомнить или Грете сказать. Теплее стало?

— Стало, да, но у меня другая проблема, — уставившись на свои ноги в воде промямлила белая ведьма.

— Что такое?

К щекам Милены прилила кровь и они стала горячими.

— О, твою ж дивизию, ты чего пунцовая стала? — с нескрываемым раздражением спросила Хэла. — Что случилось? Только не говори, что ты натворила чего с кем-то, исправлять заговоры очень сложно, Милен.

— Не… у меня… э… — она нагнулась поближе к женщине и произнесла так можно тише, несмотря на то, что вокруг никого не было: — У меня эти дела начались.

— Месячные что ли? — громко спросила женщина, ухмыляясь.

— Ну, Хэла… — заныла Милена, оглядываясь.

— Да не переживай, тут нет слова “месяц” и никто “эти дни”, — Хэла улыбнулась, — месячными не называет. Тут это кровавые дни.

— Что? — девушка хотела сквозь землю провалиться. — Блин, тише, ну ты чего? Теперь уже точно все поймут, да?

— Да кто все? — она развела руками. — Нет тут никого кроме тебя и меня. Да и когда есть — вокруг тебя девки одни, думаешь у них как по-другому всё устроено, что ли?

— Не знаю, — честно призналась Милена.

— Вот именно. И я тебе больше скажу — тут это вполне нормально. Странно даже, у нас вон просветленное общество, а каких только эпитетов не придумывают для обычного и говорящего о здоровье женщины процесса, — фыркнула женщина. — А тут у мужчин не возникает падучей, если они услышат слова “кровавые дни”, не то что у наших, когда они слышат слово “месячные”.

— Хэла! — Милена не была готова к тому, что всем тут всё нормально, потому что сама она просто сгорала от стыда.

— Что? — приподняла бровь Хэла и снова развела руками.

— Я тебя очень прошу — мне стыдно. Что с этим тут делать?

— Ну как что? В Средневековье, что делали?

— Не очень в курсе, — призналась девушка и от мыслей об этом стало не по себе.

— Садились на подушечку и сидели…

— Что? — она уставилась на женщину.

— Зловоние распространяли, даже боюсь представить, как они смердели, — Хэла говорила с таким серьёзным видом, что Мила прям представила как её на все шесть, а может и семь дней сажают сидеть на подушки.

“Что-за-хрень?”