Страница 7 из 66
Проблемы проявились всего через пару часов. Мне стало известно, что командир не следует нашему уговору. Вопреки ему, с заводов и мастерских забирали всех евреев без исключений. Часть из них мне удалось отобрать в гетто, но большинство просто грузили в грузовики и без промедлений ликвидировали за чертой города. После полудня жалобы начали поступать из мастерских — они не были способны продолжать работу без еврейских ремесленников. Командующий уже уехал в Барановичи [Баранавічы], так что после долгих поисков я связался с заместителем — капитаном, и потребовал немедленно остановить происходящее, потому как мои инструкции нарушались, а урон экономике ни к чему хорошему не приведёт. Капитан был просто поражён моей позицией и объяснил, что получил приказ от командующего освободить город от евреев, не делая никаких исключений; чистка основывается на политических причинах и не имеет ничего общего с экономическими. Благодаря моим активным вмешательствам, он всё же остановил операцию ближе к вечеру.
Что ещё меня беспокоит — к своему глубочайшему сожалению я должен подчеркнуть — так это то, что происходящее граничит с садизмом. Во время чистки город представлял собой страшную картину. С неописуемой жестокостью немецкие полицейские, но особенно литовские, вытаскивали евреев и белорусов из жилищ и гнали толпой. По всему городу слышалась стрельба, на некоторых улицах лежали кучи трупов евреев. Белорусам с трудом удавалось не впутываться в эту ситуацию. Помимо жестокого, пугающего, варварского обращения с евреями прямо у них на глазах, белорусы и сами попадали под удары жезлов и дубинок. Нельзя назвать это „еврейским делом“, больше похоже на революцию. Весь день я со своими представителями пытались спасти то, что ещё можно было спасти. Неоднократно мне приходилось выдворять немецкую и литовскую полицию из мастерских буквально под дулом револьвера. Мои жандармы занимались тем же, но из-за происходящей дикости на улице часто им приходилось прятаться, чтобы самим не попасть под пули. Все происходящее было более чем ужасным. Во второй половине дня на улицах осталось много конных повозок без возничих, поэтому я приказал администрации разобраться с ними. Оказалось, что это были еврейские повозки, прикреплённые к армии для транспортировки амуниции. Евреев просто сняли с них, бросив повозки на улице.
Я не присутствовал на расстрелах за городом, так что не могу ничего сказать об их жестокости, но достаточно сказать, что некоторые из расстрелянных часы спустя выкопали себя из могилы. Касаясь экономического ущерба я должен заметить, что сильнее всего было затронуто кожевенное производство. На нём работало двадцать шесть специалистов. Одним махом пятнадцать лучших из них расстреляли. Ещё четверо сбежало из повозок. Семь ещё до захвата. Пятеро работали в колёсной мастерской — четверо мертвы, мастерская не сможет работать с одним мастером. Пропали и другие ремесленники — краснодеревщики, кузнецы и так далее. Пока что мне не удалось составить детальную картину. Как я и упоминал в начале, семьи ремесленников должны были пощадить. Однако, как сегодня стало ясно, в каждой из семей есть пропавшие. Доклады приходят отовсюду: где-то пропал ремесленник, где-то его жена, где-то дети. Таким образом, почти все семьи были разорваны. В таких обстоятельствах очень сомнительно, что оставшиеся ремесленники будут испытывать энтузиазм и продуктивно работать — пока что они ходят вокруг с кровавыми следами жестоких избиений. Белорусы, чьим доверием мы до этого пользовались, стоят повсюду в ошеломлении. Хоть они и запуганы, и не смеют высказывать своё мнение, всё же можно услышать, что этот день не станет триумфом для Германии и никогда не будет забыт. Я придерживаюсь мнения, что подобная акция уничтожила множество достижений последних месяцев, и пройдёт немало времени, прежде чем нам удастся снова завоевать доверие населения.
В заключение, я должен заметить, что во время этого события полиция разбойничала в самой возмутительной форме. Пострадали не только еврейские дома, но и много жилищ белорусов. Они забирали всё, что могло оказаться полезным — ботинки, кожу, текстиль, золото и прочие ценности. Согласно показаниям членов армии, с евреев срывали часы прямо на улице, кольца срывали с пальцев самым безжалостным образом. Один старый казначей доложил, что полиция приказала еврейской девушке немедленно принести 5 000 рублей, и только после этого её отец будет отпущен. По слухам, девушка бегала повсюду в поисках денег. Бараки с еврейскими вещами в гетто, закрытые гражданской администрацией на доски и гвозди, полиция вскрыла и разворовала. Даже там, где располагался сам отряд, выдернули двери и оконные рамы и пустили их на костры. Во вторник утром я говорил с адъютантом командующего о грабежах и получил от него обещание, что в город полиция заходить больше не будет, однако всего несколько часов спустя мне пришлось арестовать двух вооружённых литовцев, уличённых мной в мародёрстве. В ночь со вторника на среду батальон покинул город в направлении Барановичей. Население откровенно радовалось их уходу.
Больше докладывать не о чем. Я прибуду в Минск в ближайшем будущем в целях обсуждения этого вопроса лично. На данный момент я не могу продолжать заниматься «еврейским вопросом», сначала должен быть возвращён мир. Несмотря на все сложности и ущерб экономике, надеюсь восстановить его как можно скорее. Сейчас я могу попросить лишь об одном: „в будущем, постарайтесь изо всех сил избавить меня от этого полицейского батальона“».
Карл.57
Хоть подробной документации об участии полицейских батальонов в массовых убийствах в Советском Союзе нет, её достаточно для безоговорочного опровержения послевоенного алиби Далюге. Он якобы достиг соглашения с Гиммлером, по которому Полиция Порядка помогала Полиции Безопасности любыми методами, кроме как расстрелами. Это алиби, как и послевоенное заявление войск СС, что они как и все остальные были обычными солдатами и не участвовали в идеологической программе СС, было успешно применено как минимум в одном судебном деле Полицейского Батальона 11. Защитники убедили суд, что только после двух казней — по приказу армии в районе Минска — им удалось исполнить «соглашение» Далюге об отзыве их в Ковно.58
Как показывает документация, имелось прямое, всепроникающее участие Полиции Порядка в массовых казнях советских евреев летом и осенью 1941-го под юрисдикцией глав Северной, Центральной и Южной групп СС (HSSPF), а так же в Белостоке. Более того, резня в Белостоке в середине июля произошла непосредственно после встречи Далюге, Гиммлера и Бах-Зелевски, а резня первого марта в Минске сразу после встречи Далюге и Баха. Очевидно, что Далюге не запрещал, а подстрекал к участию Полиции Порядка к массовым убийствам.
Её вовлеченность в массовые расстрелы в СССР после осени 1941-го не так хорошо задокументирована и, скорее всего, случалась реже. Большим исключением осенью 1942 г. стало её участие в расстреле евреев в районе Пинска.59 Во время военного кризиса зимы 1941-42 годов многие полицейские батальоны вынужденно отправили на фронт, другим же пришлось бороться с растущим партизанским движением. Более того, в 1942-м число рекрутов из местного населения во вспомогательные отряды Полиции Порядка возросло десятикратно — с 33 000 до 300 000.60 Возникла тенденция перекладывать психологическую ношу с немецкой полиции на коллаборантов, назначая на расстрелы именно их. Психологическая ноша была серьёзной и тяжёлой даже для самого Бах-Зелевски — весной 1942-го доктор Гиммлера доложил Рейхсфюреру о выводящей из строя болезни Баха, заметив, что командир СС страдал «главным образом от зрелища проводимых им расстрелов евреев, а так же от других полученных на востоке тяжёлых переживаний».61