Страница 2 из 66
Помимо различных точек зрения и воспоминаний, важно ещё учитывать обстоятельства, при которых давались показания. Говоря по простому, некоторые люди преднамеренно лгали, потому как боялись последствий раскрытия правды какой они её знали. Не только подавление и искажение, но и сознательная ложь формировали показания свидетелей. Более того, следователи задавали вопросы, соответствующие их задаче по сбору информации о конкретных, подсудных преступлениях, совершенных конкретными людьми; но они не занимались систематическим расследованием широкого, часто личного и субъективного аспекта опыта полицейских, который важен скорее для историков, чем для адвокатов.
Как и бывает при использовании нескольких источников, многие показания и взгляды необходимо взвешивать и просеивать, а надёжность каждого свидетеля должна быть подвергнута оценке. Любое показание может быть частично или полностью отклонено в свете наличия конфликтующих, но подтверждённых свидетельств. Многие из таких решений очевидны и просты, но в некоторых случаях задача оказалась достаточно сложной. И насколько сознательным я ни старался бы быть, я несомненно сделал несколько инстинктивных суждений, даже не осознавая это. Другие историки, глядя на описанные события, могут показать их в несколько ином свете.
В последние десятилетия историки всё сильнее обеспокоены описанием истории «с низов», с реконструкцией опыта большинства «обыкновенных людей», который до этого был часто игнорирован в угоду истории «высокой политики» и «высокой культуры». Этот тренд достиг своего пика в Alltagsgeschichte — «истории повседневной жизни», достигнутой через подробное описание обычных впечатлений обычных людей. Однако когда такой подход применяют к эре Третьего Рейха, его часто критикуют как попытку ухода от ответа, попытку сдвинуть фокус внимания от непревзойдённых ужасов нацистского геноцидального режима, на повседневные аспекты жизни, которые по большей части не были потревожены. Таким образом, сама попытка написать исследование о жизни отдельного батальона может показаться кому-то нежелательной.
Как методология, однако, «история повседневной жизни» нейтральна. Она становится попыткой ухода от ответа — попыткой «нормализовать» Третий Рейх, только если она проваливается в установлении связи между убийственной политикой нацистского режима и тем, как эта политика неизбежно вмешивалась в повседневную жизнь людей. В частности, для немецких оккупантов расположенных в завоёванных территориях восточной Европы — для десяткой тысяч людей из всех слоёв общества, убийственная политика не была отклонением или исключением, едва затрагивающим поверхность повседневной жизни. Как показывает история Полицейского Резервного Батальона 101, массовые убийства и рутина стали едины. Нормальность сама по себе стала чрезвычайно ненормальной.
Ещё одним возможным возражением против такого исследования становится степень эмпатии к преступникам, которая неизбежна при попытке понять их. Совершенно точно, что история требует отказа от демонизации. Полицейские в батальоне — и кто устраивал бойни с депортациями, и малое количество тех, кто отказывался — были людьми. Я должен осознать, что в схожей ситуации я мог бы стать и убийцей, и отказником (и они оба — люди), если я хочу понять и объяснить поведение обоих как можно лучше. Это осознание на самом деле является попыткой к эмпатии. Что я не принимаю, однако, так это старое клише — понять, осознать значит простить. Объяснение — не оправдание; понимание — не прощение. Отказ от попытки понять преступников по-человечески означает невозможность не только этого исследования, но и любого исследования Холокоста, которое хочет зайти дальше однобокой карикатуры. Незадолго до своей смерти от рук нацистов французский еврейский историк Марк Блок написал: «Когда всё сказано и сделано, единственное слово «понимание» — маяк для наших исследований».8 Именно в таком духе я и старался написать эту книгу.
Одно условие, поставленное передо мной для доступа к судебным допросам, необходимо прояснить. Регуляции и законы, касающиеся конфиденциальности частной жизни, становятся в Германии все более ограничивающими, особенно в последние десятилетия. Правительство Гамбурга и его судебные протоколы исключением не являются. Для получения допуска к ним, я пообещал не использовать настоящие имена. Имена командира батальона — майора Вильгельма Траппа, трёх командиров роты — Капитана Вольфганга Хоффмана, Капитана Юлиуса Волауфа и лейтенанта Хартвига Гнáде — появляются в архивах вне Германии. Я использовал их настоящие имена, потому как тут нет приватности, которую можно нарушить. Однако, я использовал псевдонимы (обозначены звёздочкой*)9 для всех других членов батальона в этой книге. В примечаниях лица, дающие свидетельские показания, обозначены просто именем и первой буквой фамилии. Хотя это обещание конфиденциальности и использование псевдонимов, по-моему, печальное ограничение для исторической точности, я не верю, что оно подрывает целостность или пользу данного исследования.
Ряд лиц и организаций оказали неоценимую помощь во время исследования и написания книги. Главный прокурор10 Альфред Стрейм [Alfred Streim] предоставил мне доступ к несравненной коллекции немецких судебных протоколов в Людвигсбурге. Старший прокурор Хельге Грабитц11 вдохновила меня на работу с судебными записями в Гамбурге, поддержала мою заявку на доступ и щедро помогала мне во время моего пребывания там. Тихоокеанский Лютеранский Университет предоставил мне финансирование для двух поездок в Германию в начале и конце исследования. Фонд Александра фон Гумбольдта так же проспонсировал одну поездку. Большая часть исследования и книги были сделаны во время творческого отпуска предоставленного Тихоокеанским Лютеранским Университетом и при поддержке Исследовательского гранта Фулбрайта в Израиле. Дэниэл Краускопф [Daniel Krauskopf] — исполнительный секретарь совместной обучающей программы США и Израиля, заслуживает специальной благодарности за помощь в исследованиях в Германии и Израиле.
Питер Хейс [Peter Hayes] из Северо-западного Университета и Саул Фридлендер из Калифорнийского университета дали возможность представить первоначальные результаты исследования на конференциях, организованных ими в их университетах. Множество коллег и друзей терпеливо слушали, предлагали идеи и ободряли меня во время работы. Филлип Нордквист [Philip Nordquist], Деннис Мартин [De
Такома, Ноябрь 1991.
Глава 1
Одно утро в Юзефуве
В ранние часы 13 июля 1942 г. мужчин Полицейского Резервного Батальона подняли с их коек, расположенных в большом кирпичном здании школы, служившем им бараком в польском городе Билгорай [Biłgoraj]. Это семейные мужчины из Гамбурга, среднего возраста, рабочего или близкого к нему классам. Считаясь слишком старыми для службы в немецкой армии, они вместо неё призывались на службу в Полицию Порядка. Большинство были свежими рекрутами без какого-либо опыта службы на оккупированных территориях. В Польшу прибыли за три недели до события.