Страница 15 из 20
– Извините… – шепнул всё же.
Она всё-таки ухаживала за ним, искренне переживала, она была рядом, когда ему было плохо. Наверное, не надо было так. Она этого не заслужила.
Она молча постояла ещё немного и пошла к кухне. Арольд проводил её взглядом и обессиленно прислонился к каменной кладке колодца.
Ох, зря он так. Она разговор начала с того, что спрашивала о его самочувствии, о том, чего он хочет поесть. А есть хотелось, очень хотелось. И чего бы он поел? Тарелку горячего овощного супа со сметаной, жареных грибов с луком и сливками, жаркого с бараниной в глиняном горшочке… Эх, при мыслях о еде в желудке заболело.
Сколько же дней он проболел? И ничего не ел! Да и болезнь полностью ещё не прошла, он только первый день как на ноги поднялся, лихорадку сумел победить. Но в голове ещё шумело, да и кашель будет держаться не один день.
А она ушла и больше не придёт. Потому что он её обидел, назвав волчонком, а графа – жестокой бессердечной тварью. Но, видно, этой стороны своего отца она ещё не знает. А он может, всё может, он и по лицу Арольда бил и за шиворот тягал, и наёмникам своим отдал. Это она графа таким не видела.
А он, вот, даже сейчас своим личным приказом велел посадить его на эту цепь прямо на улице, под открытым небом. И пришлось Арольду спать на земле, дождь пережидать, вот он и заболел. И опять по вине графа.
Он вздохнул. А до ужина ещё далеко. И обед вряд ли у него будет. А есть хочется уже сейчас.
Чтобы хоть как-то убить время, Арольд разбросал свои вещи по колодезным камням, всё перетрусил, а сено переворошил ногами, чтобы его проветрило.
Да, и сколько же ему так ещё сидеть? Хотелось бы помыться, сменить одежду, снять сапоги и дать ногам отдых, ведь сколько дней уже в одном и том же. После болезни всё грязное, он ведь пропотел не раз в лихорадке, да и дорога сюда от Оранта столько дней заняла. Того и гляди, от грязи вши появятся, да только кому до этого всего есть дело? Ролту этому, кастеляну, что ли? Ага, как бы не так. Или, вот, ей, девочке этой? Доченьке графа? Эллии? Имя-то какое красивое, мягкое, сразу цветы представляются. Лилии, что ли… Что-то светлое, нежное, вкусно пахнущее… Она, вон, какая. Чистенькая, опрятная, беленький чепчик, волосики чистые светлые вокруг лица, вся такая аккуратненькая, молоденькая… А он? У него всё не так, всё совсем-совсем не так.
«Тоже мне, графский сын выискался…» – усмехнулся над собой. Вонючий и грязный, голодный и больной, и совсем на графа не похож.
Вздохнул и принялся правой рукой приглаживать лохматые волосы. За то время, как из-под Оранта уехал, они уже порядком отросли и от грязи торчали в разные стороны. Одной рукой справиться с ними невозможно.
А потом пришла кухарка и принесла ему поесть. Как же он обрадовался ей, словами не выразить.
– Госпожа приказала вас покормить, но не тяжёлой едой. Вы долго не ели, вам много нельзя… Плохо будет.
– А сама она где?
– Госпожа-то? На кухне, овощи на обед чистит, а меня к вам отправила. Ешьте, вот, а я пойду… Некогда мне рядом стоять. Сами справитесь.
– Конечно. Спасибо. И ей передайте… обязательно.
Кухарка только хмыкнула на его просьбу. Ушла, оставив большое блюдо на кладке колодца. Арольд чуть слюной не захлебнулся. Еда, и правда, была простая: варёные яйца, уже почищенные от скорлупы и разрезанные на половинки, пара кусков свежего хлеба, щедро намазанных тёплым маслом, горсть черешни и большая кружка безалкогольного эля. Он съел и выпил всё, чувствуя благодарность за заботу.
И опять она. Хоть и обиделась, а всё равно не мстит. Могла бы и голодным до ужина оставить. В обед его и так особо жирно не кормили, дай Бог, если кусок хлеба и кружку молока.
Да, зря он так с ней. Она хорошая. Отходчивая и не мстительная. Может, и не похожа она на своего отца-графа.
Вечером уже в сумерках пришёл Ролт и собрал все плащи и одеяла, хмуро глянул из-под бровей. Арольд тревожно нахмурился, спрашивая:
– И что, вы совсем ничего мне не оставите? Даже то, что сама дочь графа мне передавала? Почему? Чтобы я опять на земле спал? Совести у вас нет… – добавил шёпотом последнее и не смог сдержать кашель.
– А ты не совести меня, мальчишка.
– Ну, хоть что-нибудь оставьте, пожалуйста. Я не прошу у вас многого, хоть плащ. Вам жалко, что ли?
– Мне не жалко, совсем не в жалости дело.
– Ваша миледи добрая, а вы… Откуда это? Я же ничего вам не сделал. Вроде вы и человек уже в возрасте, а столько в вас злобы…
Ролт подошёл к нему, сидящему на камнях колодца, и мягко толкнул раскрытой ладонью в грудь. Арольда качнуло назад, и, чтобы не упасть, ему пришлось схватиться рукой за камень сбоку от себя. Он со страхом глянул в лицо старика и поджал губы, распахнувшиеся в удивлении. Что он такое делает?
– Злобы, говоришь? Что ты, щенок, знаешь о настоящей злости? Толкну тебя сейчас туда, – дёрнул подбородком Арольду за спину, – и подожду, когда утонешь, и не скажу никому, что видел, как ты упал и как нахлебался до смерти. Вот это будет злоба. Понимаешь разницу, молокосос? – Опять толкнул Арольда назад.
– Не надо… – тот шепнул чуть слышно.
– Страшно? Жить охота? А ты скажи мне ещё что-нибудь про совесть, про злость, про мой почтенный возраст, ну?
– Пожалуйста… – выдохнул Арольд беззвучно одними губами, от неожиданно нахлынувшего страха всё в груди похолодело. Неужели толкнёт? О, Боже…
– Разговариваешь много о том, чего не понимаешь.
Ролт отошёл назад, и Арольд без сил сполз на землю, чувствуя, что не в силах больше стоять на ногах, сердце бешено стучало в груди от пережитого ужаса. Он даже сказать ничего Ролту так и не смог, просто смотрел на него снизу.
– Щенок бестолковый… – Ролт шепнул ему через зубы, а потом, покопавшись в скомканных вещах, нашёл и бросил Арольду плащ. Процедил негромко: – Хватит с тебя…
Арольд какое-то время сидел, не шелохнувшись, прижавшись спиной к холодным камням, всё тело дрожало от пережитого страха.
Он мог убить его… Просто толкнул бы спиной вперёд… И всё… После дождя воды в колодце прибавилось, он бы захлебнулся там, и никто бы здесь не пришёл ему на помощь.
Да что же это? За что ему такое? Почему на его долю выпали такие испытания? Что он сделал не так? В чём перед Богом провинился?
Медленно подтянул колени к груди и обнял ноги руками, цепь при движении звенела, волочась по земле. Двигаться не хотелось, даже подбирать этот брошенный плащ, будь он неладен. Арольд так и сидел в полумраке, кашлял, низко опуская голову, и звук кашля тонул глухо в коленях. Становилось холодно и ещё темнее. Он не шевелился, потом вдруг понял, что губы сами собой шепчут слова молитвы:
– Ты – прибежище моё и защита моя, Бог мой, на которого я уповаю… Щит и ограждение истина Его… Не убоишься ужаса в ночи, стрелы, летящей днём… Только смотреть будешь очами твоими и видеть возмездие нечестивым… На аспида и василиска наступишь, попирать будешь льва и дракона… Долготою лет насыщу его и явлю ему спасение Моё…
Молитва успокаивала его, вселяла какую-то уверенность и мир в сердце, наполняла надеждой. А он ещё удивлялся в своё время, для чего его духовник заставлял его учить молитвы наизусть. А сейчас только молитва и не давала ему сойти с ума.
Он что-нибудь придумает, он найдёт выход, он переживёт это и вернётся домой, в Орант.
Ужин ему принесла кухарка, не ждала, оставила и ушла. Арольд поднялся. Он поел и набросил плащ, оставленный ему Ролтом. Одной рукой сделать это было сложно, и он провозился долго.
Так прошёл ещё один день. Ночь была прохладной, но ему всё же удалось пристроиться как-то и даже заснуть. Во сне его мучили кашель и озноб, и крепкого сна не вышло.
Весь следующий день он провёл как обычно, наблюдая за жизнью жителей Андора. Он всё высматривал среди служанок её, дочь графа, но она не появилась за день ни разу. Обиделась, наверное, или опять чем-нибудь занята на кухне. А он ждал её, всё искал взглядом, гадал, придёт – не придёт. Может, одежду сырую вешать выйдет или кур кормить. Даже пусть не к нему – нет! – просто появится на дворе. И ему станет легче, светлее на душе.