Страница 4 из 8
Оказалось, что я пою хорошо, чисто и внятно. Вот тогда я стал нарасхват, все хотели иметь меня у себя солистом. Получалось так: пел в ансамбле профтехобразования, в хоровой капелле Петросяна, у Макиенко в народном хоре ДК профсоюзов. С 1961 года начинаются мои сольные выступления с различными коллективами. Поэтому отсюда я веду отсчет своей творческой деятельности.
Заканчиваю ПТУ, работаю на заводе «Текмаш», потихоньку взрослею. Кстати, на «Текмаше», как и на всех заводах, тоже имелся хор. К чести того времени надо сказать, что самодеятельности, развитию народной культуры властью уделялось огромное внимание. И всё это было на достаточно профессиональном уровне, то есть руководителями и концертмейстерами работали профессиональные музыканты.
Что касается «текмашевского» хора, то его курировал начальник отдела кадров Хасанов Борис Фёдорович, большой фанат пения. Он сам посещал занятия, становился в хор просто попеть для души, не обладая ни слухом, ни голосом. Тогда у нас занятия сокращались на час. Репетировать при его участии было невозможно. Зачастую люди, не имеющие ни слуха, ни голоса очень любят петь.
Кроме того, во время обеденного перерыва по местному заводскому радио постоянно транслировались передачи: «В рабочий полдень». И приспособил меня Хасанов петь чуть ли не каждый перерыв. Я постоянно оставался без обеда, начал худеть, дело доходило до голодных обмороков. Но пришла мама и запретила заставлять ребёнка петь во время обеда.
С заводскими историями связана и потеря указательного пальца правой руки. Палец, попав в станок, сломался в суставе и получился кривым, которым очень удобно было играть на контрабасе на танцах в городском саду. А в жизни он доставлял некоторые неудобства. Я попросил хирурга удалить один сустав. Так я на всю жизнь остался с купированным указательным пальцем. У некоторых артистов, а они встречались и в театре, и на эстраде, потеря половины пальца превращалась в комплекс, влекла за собой скованность в движениях, зажатость, и у меня по юности нечто подобное случалось. Я заставил себя забыть об этом. Всегда чувствовал себя на сцене свободно, комфортно, правая рука моя делала то же, что и левая, я просто не замечал этой маленькой физической ущербности, а вместе со мной её не замечали и зрители. Как любитель розыгрышей и приколов, я порой использовал свои указательные полпальца и в «корыстных целях». Если в кругу друзей появлялся новичок, я спорил на то, что засуну палец в нос. Многие подавались на это, а я выигрывал.
Дальше все начало потихонечку образовываться. Но работа на заводе с 8 утра до 17 почти не оставляла времени для занятий в ансамбле. Так вот Малахов, однажды вызвал меня к себе и спросил, какая у меня зарплата. «60 рублей в месяц» – ответил я. По тем временам всё-таки солидное подспорье для семейного бюджета. Он предложил мне стипендию в размере 45 рублей, чтобы я пел в ансамбле. Родители согласились. И так, я учился в вечерней школе и занимался в ансамбле песни и танца в профтехобразования за деньги, и ещё в нескольких коллективах, но бесплатно, за творческие поездки, за радость попеть. Однако классика мне всё-таки больше нравилась, чем народное пение, поэтому я посещал ансамбль, чем хоровую капеллу.
Моя мама, сохраняя Почётные грамоты, дипломы, которыми меня награждали и в Орле, и в Москве, как бы вела свою материнскую летопись моего творчества. Она даже выписывала из газет строчки, где шло упоминание обо мне. Сейчас, забыв уже многое, перелистывая пожелтевшие от времени странички, я вспоминаю, что на выпускном вечере ПТУ № 5 пел даже такие песни, как «И мы в то время будем жить», (муз. Долухахяна, сл. Лисянского) и «Моя страна» (муз. Аверкиева, сл. Дремина).
Первой почётной грамотой меня наградили в 1961 году за участие в областном смотре художественной самодеятельности. Диплом первой степени я получил за участие в областном фестивале художественной самодеятельности в июне 1962 года.
Для мамы эти события были радостными, для меня они звучание как признание меня лучшим молодым солистом Орла. Это поддерживало меня на пути к профессиональному пению.
Хоровая капелла, под руководством Петросяна, была уникальнейшим коллективом, где исполнялись и классические произведения: хоры из опер, литургии Гайдна, Генделя. Концертмейстерами в капелле работали профессиональные пианисты. Параллельно шло эстетическое образование, то есть проводились лекции. А участниками капеллы были почти все студенты вокального отделения Орловского музыкального училища. В хорах я не пел нигде, я был солистом. Будем говорить – запевалой. Огромное количество песен требовало сольного пения, а припев пел хор или капелла. Петросян так назвал свой коллектив, потому что очень много произведений мы исполняли без сопровождения. И это развивало мои слуховые ощущения чистоту интонаций.
Поступление в консерваторию.
Поступление в консерваторию – уникальный случай, о котором я могу рассказывать очень долго, хотя это произошло в течение двух с половиной часов.
Как сейчас помню, в начале июня 1964 года ведущие хоровые коллективы Орла, в том числе и хоровая капелла, были приглашены в Москву с концертами. Коллектив сформировался огромный, мы поехали на трех автобусах, возглавляли культурную делегацию руководители области и города. По дороге в Москву Володя Пикуль мне сказал: «Ты обязательно зайди в консерваторию. С таким голосом тебя обязательно возьмут. Только сразу иди к заведующему кафедрой вокального отделения Гуго Ионатановичу Тицу». И Женя Петров его совет поддержал. Мы друг друга звали на «ты» за стенами училища. Как я говорил, они общались со мной на равных. Петров замечательный был человек, великолепный вокалист. Жаль, что, как и многих талантливых русских людей, водка его сгубила. А Пикуль в последствии стал достаточно известным композитором, его судьба сложилась. А в это время в капелле пела девушка Галя Ющенко, выпускница музыкального училища по классу вокала у Петрова. Она мне предложила пойти вместе в консерваторию. Москвы-то я совсем не знал. Итак, мы отработали концерты, до отъезда в Орёл оставалось часа три, и всем участникам разрешили погулять по столице. Автобусы ждали нас на Красной Площади.
Мы с Галей договорились встретиться у памятника Чайковскому в 12 часов дня. Я успел к этому времени. Сел и сижу на солнцепеке, жду. А она просто забыла о нашем разговоре и не пришла. Прождав Галю около часа, я подумал: «А чего я сижу, что я сам войти не могу»? Прошу заметить, что в этот момент мне было ровно семнадцать с половиной лет. Но, несмотря на достаточно юный возраст, за моими плечами была достаточно солидная жизненная школа: заводская практика на нескольких предприятиях, работа на заводе «Текмаш». Я был знаком со всем производством. Пел во всех орловских ансамблях и хорах, имел огромный вокальный репертуар. Таким образом, с 1960го по 1964-й год я прошёл такую жизненную школу, которую, вряд ли, юноши проходят сейчас. Бездарно потратив время, в ожидании Ющенко, я подумал, почему бы мне одному не попытать счастья? Вошёл в консерваторию, узнал, где вокальное отделение, увидел вывеску: «Декан факультета Гуго Ионатонович Тиц». Заглядываю в дверь со словами: «Здрасьте! Можно мне к вам?» Вижу, в классе, полном студентов, сидит с абсолютно седой гривой волос, с внушительных размеров носом, горбатый человек. Когда появился фильм «Место встречи изменить нельзя», Горбатый в исполнении Джигарханяна мне напомнил постановку плечей Тица.
Как я потом узнал, это был второй человек после Левитана, входивший в круг ненавистных врагов Гитлера, которого Гитлер приказал при взятии Москвы повесить. Первым – Левитана за дикторскую деятельность и антигитлеровскую пропаганду, вторым – Гуго Тица, за исполнение патриотических песен. По национальности он был чистокровным немцем.
«Чего ты хочешь, молодой человек?» – спросил декан. Отвечаю: «Да, я бы хотел, чтобы вы меня прослушали». Он на меня посмотрел и говорит: «Ну, вы разве не видите табличку на двери, где черным по белому написано, что я принимаю по вторникам и четвергам, а сегодня понедельник, не приёмный день? Сегодня я вас не могу прослушать». Я пытаюсь объяснить: «Вы знаете…» В ответ: «Всё, всё, всё…»