Страница 9 из 11
– Извините, Юрий Андреевич за столь нескромный вопрос, – игривым тоном сказала я, – но, раз уж мы с Вами беседуем на столь щекотливую тему, скажите, почему Вы – такой импозантный мужчина, и живете один?
– Так уж сложилось неудачно, – начал отвечать Переплетчиков, слегка нахмурившись. Видно, я затронула одну из самых слабых струн его души. – Я был когда-то давно женат, но, к сожалению, супруга рано умерла, а больше я уж и не женился.
– Извините, – пробормотала я, – я не знала.
– Да откуда вы могли знать это? – хитро улыбнулся Юрий Андреевич, – пойдемте лучше пить чай, – сказал он, заваривая в небольшом изящном чайничке элитный цейлонский чай.
Мы прошли в одну из комнат, посередине которой стоял большой овальный стол, покрытый пестрой батистовой скатертью. У стола было всего две ножки, точнее, ноги, но каждая из них, словно у избушки-на-курьих ножках, разветвлялась еще на три кривых ноги, концы которых (когти) были выкрашены золотой краской.
Переплетчиков, не торопясь, поставил поднос с чайными принадлежностями на стол, отодвинул один из стульев, стоящих полукругом у стола, и любезно предложил мне сесть.
– Вот здесь, собственно, и произошло убийство Пети, – сказал он тихо.
Я осмотрелась. Комната была небольшой, но очень уютной. На полу лежал пушистый персидский ковер ручной работы. На одной из стен были развешаны пейзажи в дорогих деревянных рамочках. У другой стены стоял полукруглый диванчик из светлой кожи, над которым висело большое овальное зеркало в позолоченной оправе с вензелями. Напротив диванчика, на специальной тумбочке, стоял небольшой телевизор «Sharp». Наверное, это он работал в тот день, когда убили дедушку Володьки Симакова.
– Скажите, Юрий Андреевич, а Вы перезванивались с Петром Семеновичем, когда он сторожил Вашу квартиру? Ну, пока Вы были на обследовании в клинике?
– Да, иногда созванивались, но не часто. Знаете, в больнице не до звонков: процедуры, обследования, анализы. Закрутишься за день, а вечером уж и звонить-то поздно. Все в палате спят. Да Петя и не любил по телефону-то болтать. Если бы случилось что, он бы сразу же сообщил… А так…
– А Вы не заметили, что он в те дни, ну, перед тем, как его убили, с кем-то общался, был взволнован чем-то? Ну, словом, не заметили ли чего-нибудь необычного?
– Да вроде нет. Для меня это убийство вообще было словно гром среди ясного неба. Когда узнал, что Петю убили, я чуть было инфаркт не схлопотал.
Он замолчал на несколько минут, видно еще раз переживая ситуацию…
– А Петя вот тут, – он показал снова на место возле стола, – на животе лежал, а на затылке у него рана огромная была и кругом кровь. Мне тогда вновь плохо стало, хорошо, врачи быстро приехали.
– А не было ли следов пребывания «гостя» в квартире: ну, скажем, вторая чашка или рюмка, тарелка?
– Да вроде бы ничего не нашли. И если бы Петя лежал на спине, то можно вообще было бы подумать, что ему просто стало плохо, и он упал, ударился о стол, и поэтому наступила смерть. Но он лежал лицом вниз, а на затылке у него была рана…
– А чем его убили, не нашли? – спросила я на всякий случай.
– Насколько я понял, то нет, не нашли…
– Юрий Андреевич, – запустила я еще одну «пластинку», – я слышала от внука Петра Семеновича, что у Вас шикарная коллекция орденов и медалей. Из-за чего Вы, собственно говоря, и попросили Симакова пожить у Вас в квартире, пока Вы проходите обследование.
Переплетчиков внезапно оживился, завибрировал, вспыхнул, как юноша. «Коллекционер, – с тоской подумала я, – фанатик…».
– Пойдемте, Янина Владимировна, если не ошибаюсь? Я покажу Вам свою гордость, – и бойкий пенсионер повел меня в соседнюю комнату, дверь в которую была до этого слегка прикрыта.
Войдя в помещение, напоминавшее скорее музейный зал, я ахнула. Вдоль стен в красивых ящиках из красного дерева, стоящих на высоких изящных ножках, под стеклом на бархатном покрытии лежали ордена, медали, звезды, кресты, нагрудные знаки и еще какие-то украшения. Переплетчиков щелкнул выключателем, и над каждым из ящиков зажглись галогеновые лампочки, а бриллианты и другие драгоценные камни столь ослепительно начали поблескивать, что временами я даже зажмуривалась.
– Ну, как Вам? – с необычайным воодушевлением спросил хозяин.
– Поразительно! Просто нет слов! Красотища-то какая, – не покривила я душой.
– Я собирал эту коллекцию почти всю свою жизнь. Посмотрите, вот это мой любимец – Орден Святого Апостола Андрея Первозванного, старейшая и высшая награда России. Он состоит из цепи, креста, звезды и ленты.
Я взглянула на изящную драгоценность, больше похожую на колье, чем на орден. Поистине это можно было назвать произведением искусства. Удивленная изяществом ювелирной работы, я в восторге стала разглядывать восьмиконечную звезду ордена, усыпанную алмазами и бриллиантами, сверкающими при электрическом освещении красными, синими, фиолетовыми огоньками. Перевела взгляд на золотую цепь, изображение Святого Андрея, висящего на косом, Андреевском кресте, красные с золотом российские короны, синюю ленту, покрытую финифтью и как бы развевающуюся на ветру, двуглавого орла, Георгия Победоносца, убивающего копьем змия, снова взглянула на горящие огнем алмазы. Как сквозь пелену слышался взволнованный голос Переплетчикова:
–.. буква «А» означает имя святого Апостола Андрея, патрона ордена, а «П» – Петра Первого, Основателя и Покровителя ордена. Вот вторая часть ордена – звезда, на которой выбит девиз «За веру и верность». При Петре I орден был пожалован лишь 38 счастливчикам, среди них – Головин, Мазепа, Апраксин… В последующие века орден также весьма скупо раздавался. Поэтому это поистине бриллиант в моей коллекции.
– А вот это что за чудо? – спросила я, показывая на сверкающую бриллиантами и алмазами восьмиконечную полукруглую звезду, лежащую в соседнем ящичке на красной бархотке.
– Это звезда Екатерининского ордена, изготовленного по указу Петра Первого в честь своей супруги Екатерины и Святой Екатерины великомученицы. Это, так сказать, «женский» орден России, им награждали за особые заслуги перед Отечеством, в основном, знатных дам. Обе Екатерины – и Первая и Вторая носили знаки этого ордена. Видите, на ленте ордена девиз «За любовь и Отечество»? Кстати сказать, был и один мужчина, которому вручили этот орден – тринадцатилетний сын Алексашки Меньшикова, сподвижника Петра. Он получил этот орден за деликатный, застенчивый характер, – Переплетчиков хмыкнул.
– А вот орден Александра Невского…Он отличается от других орденов тем, что в золотой крест его вкраплены рубиновые пластины. Это говорит о том, что крест этот сделан до восемнадцатого века, поэтому очень ценен. Потому что после восемнадцатого века рубиновые пластины были заменены красной эмалью. А в центре креста – изображение Александра Невского на белом коне… Петр I мечтал награждать этим орденом только за военные заслуги перед Отечеством, но не успел никого наградить им, потому что умер. А Екатерина I стала награждать этим орденом даже гражданских лиц.
– А вот, посмотрите-ка сюда, – он подвел меня к другому ящику, в котором, на мой взгляд, лежало довольно обычное «ожерелье», состоящее из нескольких подвесок, а внизу одиноко висела толстенькая золотая овца, – вот это, пожалуй, может поспорить с Андреем Первозванным. Это древняя награда Европы – испанский Орден Золотого Руна. Читали, наверное, в детстве, о походе аргонавтов за золотым руном? – Я кивнула.
– Так вот, – продолжал Переплетчиков, девиз ордена – "Pretium laborum non vile – награда не уступает подвигу". Орден учредил в 1430 году Филипп Бургундский по случаю свадьбы с инфантой Португалии Изабеллой. И хотя его и прозвали Филиппом Добрым, но, создавая этот орден, герцог, между прочим, собирался в поход против турок, чтобы укрепить католическую веру и традиции рыцарства.
Я мельком взглянула на Переплетчикова. Глаза его пылали огнем бриллиантов, которыми были усыпаны звезды орденов, весь он раскраснелся и, как мне показалось, даже слегка вздрагивал, когда говорил. У меня создалось впечатление, что такому человеку ни семья, ни дети абсолютно ни к чему, его любимые дети – вот эти шедевры ювелирного мастерства. Они питают его жизненной энергией, приводят в экстаз, даже молодят.