Созвездие эректуса

— Ну, — продолжал он, — Спорим, вы бы так ни за что не сделали?

— Знаете, Хобарт, древний скифский философ Анахарсис сказал: «Люди делятся на три категории: живые, мертвые и те, что ходят по морям».

— В десятку, — одобрил Освальд, — А к чему это вы?

— В нашей океанийской стране все ходят по морям, — пояснила она, — Мы все в третьей категории. Здесь еще недавно было в порядке вещей, что молодые родители уходят на морской промысел, и никто, кроме Атануа, не знает, вернутся ли они.

— Атануа это ваш бог?

— Это богиня нижнего мира, — пояснила Ула, — мира, куда попадают мертвые. Если кто-то не вернулся с моря, то соседи должны принять их детей в свою семью, как родных. Это железный закон островитян, и он до сих пор действует, несмотря на цивилизацию.

— По-дикарски, но дельно, — снова одобрил сержант, — То есть, если муж вас бросит и вам взбредет в голову прыгнуть под поезд, то ваши дети не рискуют остаться на панели, да?

— Примерно так, — согласилась Ула, — А в Мехико жесткая урбанистическая среда. Каждый за себя и никому нет дела до чужих детей. Окажись я там в подобной ситуации…

Она выразительно замолчала, вынула из пачки сигарету и прикурила со второй попытки, перед этим тщательно промахнувшись, как будто от волнения, и сломав одну спичку о коробок. Освальд погладил мощной лапой свою бритую голову и изрек:

— Зря дергаетесь. Ясно, что при этакой работе у вас бывают нелады с мужем. Я бы на такой бабе никогда не женился. Но если бы все-таки женился, ни за что бы не бросил.

— Почему, Хобарт? — спросила Ула.

— Потому, — ответил он, — Долго объяснять. Запутали вы меня этими гребаными самураями.

Так разговор и закончился. А на следующем аудитинге Освальд, едва обменявшись с ней уже традиционными грубоватыми приветствиями, неожиданно поинтересовался:

— Ваш ноутбук к интернету подключен?

— Конечно.

— А дадите глянуть кое-чего?

— Только если глянуть, — ответила Ула, — Давать вам в руки средства связи запрещено.

— Это понятно, — сержант кивнул, — мне бы посмотреть, что на одном форуме пишут.

— Думаю, это можно, — сказала она, изобразив некоторую нерешительность, — Диктуйте web-адрес.

Одним форумом дело не ограничилось. Освальд продиктовал последовательно 4 адреса разных форумов ветеранов спецподразделений и внимательно прочел все, что было там написано разными людьми по поводу рейда «Норфолка» вообще, и по поводу команды спецназа, в частности. Свое отношение к прочитаному, сержант не выразил ни единым словом. Он также ни единым словом не поблагодарил Улу, просто кивнул ей, когда его уводили обратно в «апартаменты». Но этот кивок стоил миллиона слов, не меньше.

Наступило время следующего аудитинга. На этот раз Освальд обошелся без предисловий. Просто сел напротив нее, помолчал секунд пять и спросил:

— Вы можете написать моей жене?

— Насколько я знаю… — осторожно начала Ула.

— Я дам вам особый E-mail, — перебил сержант, — У нас с Лорин было так условлено: если что, и если я смогу найти верного человека, то он напишет ей не этот E-mail.

— Вообще-то, вам запрещена переписка, — ответила Ула, закуривая сигарету, — Но, с другой стороны, формально, это не вы будете переписываться, а я.

— Вот именно, — сказал он, — Тут все честно. Я ведь не прошу, чтобы вы ей дословно что-то написали. Ну, знаете, как бывает с шифрами. Я прошу только по смыслу. Что скажете?

— Ладно, Хобарт, — вздохнула она, — Отбрехаюсь, как-нибудь. Про что пишем?

Сержант обхватил голову ладонями и некоторое время молчал. Казалось, он решает в уме какую-то чудовищно сложную задачу. Потом, не поднимая глаз, он начал:

— Напишите вот что. Меня все равно скоро расстреляют, и не хрен про меня говорить. Так что сразу к делу. Она еще молодая, красивая, пусть найдет нормального мужика. Можно в возрасте, но не больного, а основательного, с домом, с деньгами и без дури в голове. Так и ей будет лучше, и детям. С разводом возиться не надо, она уже, считай, вдова, а бумаги, что меня нет, пусть в департаменте кадров запросит, когда понадобятся. Про пять лет, что мы были женаты, пусть забудет, и чтобы дети забыли. Старшему четыре с половиной, в таком возрасте это не проблема, а младшей и вовсе полтора. На дом она уже плюнула, и правильно, все равно он в кредит куплен, пусть с этим дерьмом банк разбирается. Если ее найдет кто-то по моей службе, то денежные компенсации пусть берет, а со всем прочим пусть сразу посылает на хер. Детей пусть двигает ближе к международному бизнесу и компьютерам, в них вся сила. И чтоб языков побольше знали, тогда нигде не пропадут. Вот, вроде, все. Еще напишите: хреново, что так жизнь сложилась, но хорошо, что все это сейчас, а не лет через пять. Напишите, что я ее люблю, и случись чудо, переиграл бы все по-другому, и было бы у нас, как у людей. Только это уже не важно. Был в Америке такой парень, Хоб Освальд… Был, да весь вышел. Вот и пиздец. Вроде не забыл ничего.

Ула Виккерс отложила ручку и исписанный стенографическими знаками листок.

— Не рано ли себя хороните, Хобарт?

— В самый раз, — ответил он, — Вы ей все так и напишите, ОК?

— Так и напишу. Вы не возражаете, если я добавлю несколько слов от себя?

Он пожал плечами:

— Ладно. Хотя мы и враги, но я вам, как солдат солдату, верю. Вы говна не напишете.

— Я психолог, — напомнила она.

— А я балерина, — ответил он, — Не беспокойтесь, я никому не скажу, что вы из разведки. Вы со мной по-человечески, и я с вами тоже. Если Лорин ответит, дадите прочесть?

Ула молча кивнула, и на том они расстались. Письмо Лоран она набрала за 10 минут, по возможности, смягчив выражения. В начале сделала приписку «передаю то, что, сказал ваш муж, хотя не уверена, что он прав», а в конце «если вы решите ответить, то я передам письмо вашему мужу. Ула Виккерс, военный психолог».

Ответ пришел часа через три.

«Здравстуйте, Ула Виккерс. Передайте, пожалуйста, Хобу это письмо.

Хоб, я из этого таунхауза уехала на ферму к кузену Джозефу, который в Колорадо, я тебе про него говорила. Тут детям хорошо, а там соседи болтали всякую чепуху. Мне вообще этот таунхауз не нравился. А тут Джозеф про тебя смотрел ТВ и он говорит, что, тебя не расстреляют. Потому что сейчас даже маньяков не расстреливают, а ты все-таки военный. Правда, по ТВ говорили, что вы были сами по себе, но это из-за политики. Джозеф сказал, что так всегда бывает: если кто-то попался, то правительство от него откажется. Наверное, тебя посадят в тюрьму в этой Меганезии. Это, конечно, плохо, но там, наверное, тоже можно досрочно выйти, если нормально себя вести. Дяде Эзре за разбой и убийство дали в Аризоне 25 лет, а выпустили через 12. Главное с начальством не ссориться и за здоровьем следить. Твою новую машину я продала, она все равно тут не нужна, а старую оставила. Все мы здоровы, так что ты не беспокойся. А если что-то надо, то пиши. Мы придумаем, как передать. Люблю, целую. Лорин».

Ниже, через строку, шла приписка: «Ула, если можно, купите для Хоба абрикосовый мармелад, он его очень любит, и Библию. И еще Хобу нужен хороший адвокат, из местных, а вы, там, наверное, всех знаете. Деньги я отдам, когда скажете».

Чубби Хок прочла, покрутила пальцем у виска, и позвонила своему мужу.

— Aloha, Микеле, ты еще на работе, или как?

— Собираюсь домой. Купить что-нибудь?

— За что я тебя люблю, так это за догадливость. То есть я тебя вообще люблю, но за догадливость особенно.

— Ого! — сказал он, — Сегодня ночью ты будешь любить меня дважды, причем второй раз особенно. Это так романтично…

— Хоть трижды, — охотно пообещала она, — Купи пожалуйста малайский салат из мидий и молодого бамбука, китайских пельменей, тех, что с курицей и острой морковкой, булочек, ну, таких круглых, ты знаешь, еще абрикосовый мармелад и американскую библию.

— Слушай, солнышко, я вашего жаргона не знаю. Американская библия это что?

— Это базовая христианская книжка, которую читают американцы.