Страница 6 из 13
– Подай маракасы, – обращается Йеркер к Стеффи, и она подает их.
Затем она спрашивает о кларнете. Йеркер выглядит сбитым с толку, но все-таки достает кларнет из шкафа и говорит, что Стеффи может позаимствовать его не больше чем на пять минут.
«Ты управляешься так умело со своим маленьким кларнетом», – поет Повел Рамель у нее в голове.
Инструмент выглядит не очень. Вероятно, некоторые использовали его, чтобы бить одноклассников по голове. А как еще объяснить вмятины тут и там? Но Стеффи думает еще кое о чем. Ей хочется представить, как мог выглядеть тот кларнет, который увидел мальчишка в поезде.
Когда она дует, не раздается ни звука. Йеркер советует ей смочить мундштук, сжать губы и подуть сильнее.
Тогда и появляется звук. Ничего общего с Арне Домнерусом[8], но все же чистый звук.
«Как вопль в мелодии», – думает она и быстро нажимает на несколько разных кнопок. И в самом деле как крик больного животного.
Йеркер стоит с ключом в руке.
– Хочешь взять?
– А можно?
– Оставь залог и никому ни слова, что я дал его тебе, – подмигивает он.
Иногда везет.
Всю дорогу домой Стеффи идет со скрещенными пальцами. На удачу, чтобы никто из класса не увидел ее с кларнетом. Иначе будет трудно объяснить Йеркеру, почему кларнет «сломался». Да и в этом случае он никогда больше не одолжит его.
Проходя мимо дома престарелых, Стеффи думает о том, что было бы неплохо заглянуть к Альвару и показать ему инструмент. Но лучше все-таки сначала научиться на нем играть.
Глава 5
Стеффи знает две вещи о своей внешности: что она уродка и что она милая. Первое утверждение – абсолютная истина в школе, а значит, и в мире. Второе царит на улице Хервэген, 21, за исключением комнаты Джулии. Джулия считает, что Стеффи безнадежна. Мама думает, что ее младшая дочь хороша такая, какая есть, а папа говорит, что Стеффи «линда», что в переводе с испанского означает «милая». По мнению Эдвина, сестренка похожа на куклу, а сама Стеффи понятия не имеет, какая она.
Ее лицо как картина, которую долго разглядывают, пытаясь понять; ее лицо как слово, которое повторяют до тех пор, пока оно не обретет смысл. Стеффи сама это придумала, и иногда ей кажется, что она – не она.
– Я та, кто я есть, – говорит она своему отражению в зеркале и наблюдает, как шевелятся ее губы. Словно пытается убедить себя в собственной идентичности.
Сейчас она в школе, где считается уродкой. Впрочем, она не заморачивается на этом. За минуту до обеденного перерыва она выходит из туалета и идет на занятия по обществознанию.
Шелстрём полагает, что все уже выбрали тему для проекта. Когда он говорит об этом, бо́льшая часть класса поднимает головы, чтобы пуститься в объяснения, почему еще не определились.
«Отговорки, – пишет Стеффи в своей тетради. – Оговорки… Тараторки… Фантазерки».
– Нет, – слышит она усталый голос Шелстрёма. – Вы не можете делать проект по весенней моде, потому что это не связано с наукой.
– Но ведь это тоже изучают, – пытается аргументировать Санджа. – Получается, что и это наука.
– А Морган и Лайнус? Почему вы ничего не выбрали?
– Дело в том, что мы еще не определились, делать проект по математике или по физике. Да еще брат Лайнуса выступал по телику…
«Все эти отговорки», – пишет Стеффи следующую строчку и слышит музыку в голове. Та же басовая линия, что и в «Кларнете», только совсем другая мелодия.
«Вся твоя мораль и долг – туфта, когда перед тобой – такая красота».
– А ты, Стеффи?
Стеффи икает и закрывает тетрадь рукой.
– Не знаю – говорит она, чтобы как-то отвлечься от звучащей в голове музыки. – Ничего не приходит на ум.
Шелстрём поворачивается и быстро подходит к кафедре.
– Тем, кто не может определиться, – говорит он, – предлагаю выбрать тему из имеющегося у меня списка. В четверг все должны представить четкий план проекта. Все ли помнят, что такое выпускной проект? – делает он ударение на слове «выпускной».
Согласно списку, Стеффи может выбрать между глобальным потеплением, Швецией во время Второй мировой войны и приматами. Ну что же… Ее уже и так заклеймили «лесби», «шлюхой» и «вонючкой», так что добавлять к дразнилкам «обезьяну» по крайней мере неразумно.
Она ставит свое имя напротив темы о Второй мировой войне и в то же мгновение придумывает окончание своего стиха:
«…такая красота. Раскрой им глаза».
В голове стучат барабаны, и она уже слышит начало припева.
Она пытается показать текст учителю музыки. Его зовут Торкель, и он равнодушен к бас-гитаре. У него есть классическая гитара, которая стоит девять тысяч шведских крон, и есть жена, которая держит его в Бьорке. На уроках Торкеля можно узнать почти все о его садовой мебели, о его отвращении к зеленому винограду и необычных обманах зрения. Обсудить тему игры на басу – об этом можно забыть.
Торкель просматривает ее стих и кивает.
– Меня тоже бесят отговорки. Ну-ка, посмотрим. На прошлой неделе тебе нужно было выучить тридцать четвертую страницу.
– И отработать шагающий бас.
– Да, но сейчас я говорю о домашнем задании. Надеюсь, ты обойдешься без отговорок?
Он подмигивает ей, будто читает ее мысли.
Стеффи открывает тридцать четвертую страницу нот.
Когда можно перейти к шагающему басу, у них остается всего пять минут. Ей удается показать переход между B и E, Торкель смотрит на часы и говорит:
– Именно так.
Но она не дура. Она знает, что это значит: занимайся сама.
Альвар теперь смотрит в окно значительно чаще, чем раньше. Можно было бы подумать, что он стал похож на несчастных стариков, чьи самые яркие моменты дня сводятся к пробегающим по улице кошкам и проезжающим на самокатах детям. Но нет. Он точно знает, кого высматривает. На днях мимо проходила Стеффи, и из ее рюкзака торчал кларнет, что его несказанно порадовало. А сегодня она с гитарой в чехле.
Альвар приоткрывает окно и включает музыку. Не Повел Рамель, конечно, но, возможно, это тоже привлечет внимание Стеффи.
К его радости, девочка останавливается и поворачивается к окну. Он радостно машет ей рукой.
Стеффи врывается в его комнату как ураган – с грохотом. Эррера – испанская, а может, южноамериканская фамилия, это объясняет цвет ее глаз и волос. Похоже, она чувствует себя как дома. Достает инструмент из чехла и смотрит на него.
– Привет.
Альвар кивает, а она говорит:
– Я хотела попрактиковать шагающий бас, но мой учитель не особо вдохновлен.
Поразмыслив над ее словами, Альвар приходит в негодование.
– За семьдесят лет ничего не изменилось! Что же ему тогда нравится, если не шагающий бас?
– Ноты.
Он поднимает брови.
– Ну так?
– Что?
Альвар кивает на бас-гитару.
– Ну?
Для него, в отличие от Торкеля, игра на басу – дело стоящее. Он широко улыбается и выбивает указательными пальцами ритм на подлокотнике кресла.
– Я переходила от Е к А, и у меня не получалось, – говорит вдохновленная Стеффи.
Она показывает, и Альвар задумчиво втягивает нижнюю губу. Затем предлагает ей сместиться вверх.
– Не нужно бояться делать переходы, – говорит он и перебирает пальцами так, как если бы сам держал гитару.
Она пробует сделать то, что он говорит. Звучит лучше. Стеффи воодушевляется и проделывает все снова, затем останавливается и ожидает его реакцию.
– О, да, – смеется он. – Получается грув[9]. Теперь сначала.
– Что?
– Начинай снова. Сначала – так говорят в оркестре.
Она настраивается на ритм его указательного пальца и играет все заново. Альвар увеличивает темп, и она быстро воспроизводит шагающий бас, который с легкостью вписался бы в любой джазовый мотив. Но без усилителя музыка звучит довольно тихо.
8
Домнерус, Свен Арне (1924–2008) – шведский джазовый саксофонист и кларнетист, работал в том числе и с Повелом Рамелем.
9
На сленге джазистов – «красивый звук».