Чужая

Почему она? Ну почему именно она? За что?

На эти вопросы у девушки не было ответа. Безвыходность положения давила, ужасала. Айе хотелось бежать, бежать без оглядки. Спрятаться ото всех. От него. От боли и страха. Стать маленькой и невидимой.

Вольной.

Свободной.

— Слыхали, что скоро в Хасарон солдаты прибудут на зимовку. Видимо снова безумный Король Загорья со своими сыновьями воду мутят. Неспроста все это, ой неспроста. И хозяина нашего домой отпустили раньше сроку, чтобы границу стерег, не иначе, — заговорческим шепотом поведала Мика, высокая и темноволосая служанка из прачек.

— Как бы войны не случилося, — энергично закивала Лили, закидывая на телегу ветки, со ставшим ненавистным для Айи запахом.

— Откуси себе язык, непутевая! Оборони создатель! Скажешь жуть такую!

— Не наше это дело, девоньки, — выдохнул паром в усы Вомс, — вы тепереча о другом переживайте. Хватит ли девок в купальнях дамы Миерэ? Или кого-то опять отправят, на радость служивым?

Девушки напряженно замерли.

Айя же не подняла и головы, продолжая свою работу.

Про купальни она слышала мало и вскользь. Не до них ей было.

А теперь и подавно.

Чем темнее становилось, тем больший ужас сковывал несчастную служанку. Ни голода, ни холода, ни даже боли не ощущалось. Озябшие, огрубевшие руки словно бы онемели, и девушка не чувствовала царапин и уколов от мелких иголочек и жесткой коры. Рубила и рубила, глотая остывающий вечерний воздух, обиду и страх.

Возвращались из леса, когда над горными пиками показался яркий блин луны, что освещал тропу и серебрил пушистые, редкие хлопья снега.

— Самую огромную свинью Груты бы сейчас съела! Так жрать охота, — возмущался кто-то из девчонок, — еще и холод этот собачий, пальцев не чувствую совсем. Продрогла вся.

Ей согласно отвечали, кивали, угукали.

Только Айя молчала, стараясь проглотить вставший в горле ком. Казалось, что желудок свернуло узлом от страха. То и дело накатывали рвотные спазмы. Болезненные. Мучительные. Ибо выходить было нечему. Девушку било крупной дрожью, но не от холода, его она почти не замечала, от страха. Такого сильного, что покатились предательские слезы.

Во дворе все разошлись. Служанки отправились в бани прачек — отогреваться, а Вомс напрямик в уже пустую и темную столовую слуг, забрать приготовленную для них снедь. Айя же бесшумной тенью проскользнула в хозяйский сад, мимо покрывающихся наледью прудиков и темных беседок. Пригибаясь под темными провалами окон, страшась быть замеченной. Чувствовала себя отчего-то преступницей, ночным воришкой, падшей женщиной, что втайне от мужа сбегает под покровом ночи в объятия горячего любовника. Грязно и противно. Мерзко.

Может он уже забыл о своем приказе? Или его увлекла в свои покои одна из тех презентабельных дам? Или вообще он в компании своих гостей-мужчин чинно курит толстую сигару у жаркого камина, под хмельной напиток и приятную беседу? И думать забыл о какой-то чернавке из низшего яруса?!

Айя успокаивала себя как могла. Надеялась, верила.

Еще малодушно надеялась, что увидев ее грязную и уставшую, пропитанную запахом пота, навоза и труда, он попросту ее не захочет. Скривит свое благородное лицо и отправит восвояси, удивляясь самому себе, как смог позвать что-то подобное в свои апартаменты.

Но все ее ожидания рухнули, стоило только девушке, пробежав по узкому, погруженному в покой и мрак коридору, отворить тяжелую, деревянную дверь.

В лицо ей сразу ударил свет и горячий, влажный воздух с примесью трав и хвои. Сердце пропустило удар.

Сощурившись, девушка сделала робкий шаг вперед и потянула за собой дверь.

Помещение было не большим. На полу светлый камень, на стенах дерево. Большой камин. Множество полок со всевозможными баночками, флаконами и полотенцами. Деревянные лежаки-скамейки, ведра. Потолок — сплошное зеркало. И два больших, круглых отверстия прямо в полу. У Айи в голове сразу же возникла ассоциация с джакузи или очень маленькими бассейнами. Одно исходило паром, второе, по всей видимости, было с холодной водой.

Он стоял у камина, спиной к ней. Босой, в одних легких подштанниках. Расслабленный. Высокий.

— Заставляешь себя ждать, — бросил мужчина не оборачиваясь. Звякнул бокалом о поднос на камине.

— Простите господин, — севшим голосом ответила Айя, прижавшись спиной к двери. Еще надеялась уйти. Сбежать.

Несколько долгих, показавшихся бедной служанке вечностью, мгновений ничего не происходило. А потом он медленно и как-то плавно обернулся, окинул девушку быстрым взглядом и опустился на широкий лежак, вытягивая длинные ноги. Откинулся на стену, отпивая янтарную жидкость из широкого, запотевшего стакана. Вперил в Айю равнодушный, серый взгляд.

— Раздевайся, — приказал мужчина.

Бедняжка вздрогнула, широко распахнула испуганные глаза. Хоть и ожидала чего-то подобного, но все равно не могла себя пересилить. Не могла пошевелиться. Застыла дрожащей статуей у двери, и ни руки не поднять, ни вдохнуть.

Нирхасс раздраженно выдохнул, постучал ногтем по стакану, отпил.

— Ты не услышала?

Айю передернуло. Непослушными пальцами принялась стягивать с себя платье, нижние юбки и отданные Тойрой после службы на верхних ярусах мягкие ботиночки. Лицо ее пылало, в уголках глаз собралась и защипала влага. Дыхание стало тяжелым и рванным. Девушка физически ощущала на себе чужой взгляд.

Остановилась, скрестила руки, прикрывая грудь. Взгляд от пола поднять не смогла.

— Все снимай! — услышала очередной приказ. Голос господина был тихим и мягким. В иных условиях и при других обстоятельствах, он показался бы Айе приятным. Но не теперь, не после всего, что этот страшный человек с ней сделал. Сейчас он вызывал только страх и отвращение на уровне инстинктов. Нирхасс значил для Айи только боль и унижение.

Повиновалась.

Неуклюже потянула вниз панталоны, без удивления разглядывая красные пятна с примесью белого на серой ткани, на внутренней стороне бедер аналогичные разводы — засохли, неприятно стягивая кожу. Свидетельствуя о прошлом визите хозяина.

— Опусти руки!

И снова повиновалась.

Его взгляд Айя терпела с трудом, вся покрылась мурашками.

— Подними лицо!

Господин шарил по ней брезгливым взглядом, долго смотрел в глаза.

— Ты разрешалась от бремени? — задал вопрос, глядя на грудь и живот девушки.

— Нет, господин, — отрицательно мотнула головой.

— Тогда почему все так? — неопределенно махнул рукой мужчина, скривив красивое лицо.

Айя пожала плечами. Было унизительно стоять там нагой перед насильником и еще отвечать на вопросы, почему ее тело не соответствует его ожиданиям. Резкое похудение и тяжелый труд мало кого красят. Может, насмотрится и отстанет. Не к таким женщинам, по всей видимости, привык ассур. Не та масть и стать. Беспородная. Дворняжка. Не рассмотрел вначале, не разобрался.

— Отвечай.

— Я не понимаю, что хочет услышать господин, — пролепетала служанка, сглатывая горькую слюну.

Ассур сделал большой глоток и уставился Айе в глаза. Пристально.

— Как тебя зовут?

— Айя.

Настоящим именем не хотелось делиться ни с кем, кроме старика конюха. Девушке казалось, что так она сохраняет ту себя. Свободную и счастливую, не знающую этого злого и чужого мира. Ее имя принадлежало только ей. Не хотелось, чтобы все эти люди и не люди морали его своими погаными языками. Оно будто бы связывало несчастную с ее родным домом. Было сокровенным и личным, тем немногим, что она хранила и старательно берегла. А про сумку, зарытую глубоко под соломой на чердаке конюшни, не знал даже Шорс.

А дальше Нирхасс приказал ей взять большое полотенце и смыть с себя грязь. И пока Айя мылась в хозяйской купальне, он не сводил с нее неприязненного взгляда. В горячей воде на девушку навалилась какая-то ужаснейшая усталость. Словно бы все напряжение последних дней, одним махом свалилось на ее разомлевшее в тепле тело. Накрыла апатия и безразличие. Видимо перегруженная нервная система сдавала. Сбоила. Не выдерживала всего происходящего.