Чужая

И снова руки в кожаных перчатках по телу, сминают кожу сквозь грязное, пропитанное дымом платье.

И снова дикий страх. Ужас, до парализованных конечностей. В груди у Айи все сперло, сдавило — не вдохнуть, не выдохнуть. В то, что это происходило вновь, не верилось. Вырваться больше не пыталась. Он был много выше, много сильнее и ловчее чем она.

Обреченность, дикий страх и безысходность, все что чувствовала девушка.

Мозг отказывался верить в происходящее, что все случается вновь, что все повторяется. Что снова будет эта ужасная боль. А там еще даже не начало заживать. Значит, будет еще хуже, еще больнее.

— Пожалуйста, господин… — взмолилась служанка, сама не веря в то, что он внемлет ее словам.

— Молчи, не хочу тебя слышать! — скомандовал мужчина, по-хозяйски шарясь ладонями по ее телу.

— Пожалуйста…

— Тихо!

Она ощущала его подбородок над своим затылком. Слышала громкие, шумные вдохи и чувствовала, как большие руки, в холодной коже перчаток задирают ее юбку. Прогибают в спине, заставляя оттопырить зад. Стягивают теплые колготы вместе с панталонами, щиплют за окаменевшие ягодицы. Слышала, как замирает собственное сердце и через мгновение переходит в галоп. Слышала его тяжелое дыхание и жадные вдохи, и какое-то злое раздражение следовавшее за ними, так как он начал резче и болезненнее вихлять ее телом, щипаться. Рычать.

О голый зад потерлось твердо и горячее, выпирающее через жесткую ткань его штанов.

— Пожалуйста, — жалобно пискнула Айя, чувствуя, как он освобождает свое естество из оков одежды, — почему я?

— Молчи! — снова отрезал он, больно впечатав ее лбом в стену.

Происходящее казалось девушке нереальным. Такого просто не бывает! Не может быть! Только не снова.

Она чувствовала, как большая, твердая и пульсирующая головка трется между ее ягодиц, оставляя влажные и липкие следы смазки, на покрытой мурашками коже. И не верила, что это происходит опять.

А он не пытался быть нежным или аккуратным. Он пришел получить свое. То, что хотел, желал и не видел тому препятствий. Чувства какой-то чернавки его не интересовали.

Жгучая боль появилась резко, вслед за его первым толчком. Начавшая заживать кожа треснула, заставив девушку взвизгнуть и протяжно застонать. Заскрести ногтями по стене, закусив до крови и без того истерзанные губы.

Последующие толчки огромного члена в себе Айя чувствовала, словно через красную пелену. Что произрастала из ее промежности волнами боли и сотрясала все тело, застилая сознание и заставляя биться в какой-то сумасшедшей агонии.

А он все входил и входил, таранил то, что не подходило по размеру, прижавшись лбом к ее затылку, до синяков сжимая бока. Дышал тяжело и часто.

Айя терпела. Молчала, как и было приказано. Злить его боялась. Просто терпела и ждала. Ждала, когда эта ужасна пытка закончится. Молча, глотала градом льющиеся слезы, рвано тянула в себя воздух. Не сдержалась и слабо ойкнула, когда при очередном толчке он болезненно сжал ее грудь. Смял в своей огромной ладони. Заурчал куда-то ей в шею. Завибрировал. Ускорился, вдалблбливая покорную служанку в стену, втянул в себя запах ее волос, пота и дыма, коим она пропиталась за день, и кончил, сотрясаясь все телом, насаживая девичье тело на себя до предела, наслаждаясь ее тихими всхлипами.

По ногам снова текло. Липкое и горячее. Внутри пульсировало и простреливало. Даже вдох давался с трудом. Перед глазами плыло. Айя мечтала отключиться. Мозг отказывался воспринимать происходящее, а тело просто болело. Казалось, она сама стала болью.

Мужчина медленно вышел из девичьего тела, опираясь руками о стену по обе стороны от ее головы. Приводил свое дыхание в норму, расслабился. Служанка под ним тихо сползла по стене, оседая на холодный каменный пола. Задрожала. Обхватила себя холодными руками, раскачиваясь из стороны в сторону. Беззвучно рыдая, жалея себя, свое поруганное тело.

Слышала, как он заправляется, одергивает камзол и щелкает запонками.

На какое-то время в помещении повисла гнетущая тишина.

— Завтра, после ужина придешь в мою купальню.

И так же бесшумно, как и вошел, ассур растворился в покосившемся дверном проеме. Оставив после себя лишь боль, горечь и чувство обреченности, под уже ставшим ненавистным, едва уловимым ароматом кедра.

Глава пятая

Айя не спала той ночью. Долго, очень долго сидела на холодном полу и смотрела пустым взглядом в темноту. Слез не осталось, глаза были сухими. Вместо них красными слезами рыдала вновь разодранная скула. Наливалась и пульсировала болью ссадина на лбу. В промежности бушевало пламя.

Смогла встать только ближе к утру. С трудом собрала затекшие и озябшие конечности. Как-то отстраненно заметила, что не хватало пары пуговиц на платье, и был почти оторван рукав. Свисал с плеча жалким, грязным лоскутом.

Попыталась как-то примостить его обратно. Замерзшие пальцы дрожали и ничего получалось. Оставила эту затею. И накинув на плечи платок, тяжело и с надрывом выдохнула. Девушку мутило, в голове шумело. Все как в тумане, казалось нереальным. Бредом. Если бы не боль. Казалось, что болит каждая клеточка ее существа. Даже думать ей было трудно. Все путалось.

На дрожащих ногах подошла к большому деревянному ведру и, наклонившись, окунула в него лицо. Принялась жадно глотать ледяную воду, только сейчас ощутив, как сильно хотела пить. Вынырнула, хватая ртом воздух и вытирая лицо руками, зачесывая назад спутавшиеся волосы. Несколько влажных прядей облепили Айе шею, заставив вздрогнуть от холода.

Это ничего. Это привычно.

Это пройдет.

Уговаривала саму себя. Бодрилась. Утешала.

А за прикрытым ставнями окном занимался рассвет…

— Ох ты ж, собака сутулая! Где тебя так потаскало?! — воскликнула тучная повариха, заметив спускающуюся по ступенькам Айю. — Опять скажешь, упала?

— Да госпожа, — кивнула служанка, привычно направляясь за ведрами.

— Брехливый твой рот! — выплюнула женщина, — иди давай отсюда! Смотреть на тебя тошно! Грута просила ей в помощь кого-то выделить, вот и ступай к ней. Пусть свиньи на такую «красоту» любуются. Страх, да и только. Иди-иди, чего встала?!

Девушка мысленно застонала.

— И стрекозу эту возьми, пусть с навозом скачет. Одна суета от тебя! — повернувшись к зевающей Лили, велела повариха.

— Ну, тетушка Морт! — заканючила не ожидавшая такого поворота событий прислужница.

— В конюшне нукать будешь! Идите, не доводите до греха! Ступайте-ступайте! Кыш!

На скотном дворе их уже ожидала низенькая и сухонькая, но от того не менее шустрая старушонка Грута. Она скептически осмотрела прибывшую подмогу, и тяжко вздохнув махнула рукой.

— Вычистите малый свинарник, а навоз в кучу, за дальними садами свезете. А потом возьмете Вомса, и в лес за лапником. Там еще к вам в подмогу пришлю. Много надо. Очень много. Цветы укрыть и озимые.

Айя только кивнула.

— Все из-за тебя! — недовольно буркнула Лили, направляясь к сараю с инвентарем.

— Замечательно, — шепнула себе под нос девушка.

Очередной прекрасный день.

С лапником возились до самого позднего вечера. Айя молча орудовала маленьким топориком, ловко срезая нижние еловые ветки и складывая их в большую, крытую телегу Вомса. Парень же больше трепал языком, чем помогал. Оказавшись один среди шести молоденьких девушек, старательно выпячивал грудь, травил пошляцкие шуточки и смешно пыхтел в куцые, плешивые усы. Девчонки с удовольствием ему отвечали, поддерживали. Айю правда в свои беседы не брали, старались делать вид, что ее здесь и не было вовсе. Служанка не обижалась. Теперь все это неприятие казалось ей сущим пустяком. Ерундой, не стоящей внимания.

Все ее мысли были о предстоящем вечере. Айя до трясучки боялась к нему идти. Но и не идти было не возможно. Страшно было подумать, что с ней сотворят, если она ослушается приказа господина. И жутко от того, что он снова будет делать с ней это. Мерзко. Противно. Невыносимо.