Страница 81 из 110
— Не знаю. Пока вот не наступают. Хотя кое-кто поговаривает, что мертвяки ждут того же, только со своей стороны. Мол, скоро поднимутся драугры-сторхельты, и тогда нам всем конец, — парень широко улыбнулся. — А про круглого бога… Мы думали, после потери Сторборга Харальд прогонит жрецов-обманщиков и призовет наших, но нет. Мамировы жрецы всегда опричь людей живут, в душу не лезут, а захочешь спросить у них чего, так замучаешься искать. И уважения к конунгу у них не больше, чем к сопливому карлу. А золотые жрецы все время под рукой, трутся рядышком, шепчут конунгу разное, хвалят, кланяются. И на всё у них есть ответ. А если кому-то не понятны их слова, так они сразу же и растолкуют глупому, разжуют до последней крошечки.
— Потому что они у бога и не спрашивают ничего. А людской язык гибок, много всего навертеть может, — раздался голос Тулле.
Я и не заметил, как они вернулись.
— Как так не спрашивают? — нахмурился я. — Какие же они жрецы тогда?
— Хитрые. По их вере только один человек может говорить с богом, а остальные слушают его слова и повторяют другим. Они не зрят ни в прошлое, ни в настоящее, ни в будущее, потому у них есть ответы на все вопросы.
— Это как?
— Это как если меня спросят, будет ли завтра дождь, — сказал Альрик. — Я скажу, мол, скорее всего, будет, но, может, и нет. И для этого не нужно рубить пальцы, смотреть в тьму или кидать руны. И на такие вопросы я могу отвечать с утра до ночи без устали.
— То ж пустая болтовня выходит, — растерялся я.
— Так и есть. Хватит языками чесать попусту. Лучше гляньте, кого я нашел!
Из тьмы за пределами кострового света вынырнул Стейн, напряженный, с выдвинутой челюстью. Понимает, что ласково его не примут.
— И зачем привел? — спросил я хёвдинга, игнорируя неульвера.
А ведь он осильнел, получил шестую руну, перешел в хускарлы.
— Говорит, моченьки нет, так обратно в хирд тянет. Ни ест, ни спит, только об ульверах и думает, — Альрик тоже не милосердничал с отступником.
Ребята из рунного дома встали, распрощались с нами, похлопали по спинам Простодушного, Булочку и Плосконосого, показали, где их кострище. Один порывался остаться да поглядеть, как у нас разговор пойдет, но его уволокли приятели.
— Пусть сам скажет, — буркнул Вепрь.
— Так и есть, — развел руками Стейн. — Прикипела моя душа к вам. Вставал я в стену щитов с другими хирдами, бился с ними бок о бок, делил еду и эль, а всё одно — чужие. Когда был ульвером, так в бой шел, как на пир! А с другими — в тягость. То под руку подвернутся, то твоего драугра зарубят, хотя он почти убитый был, то в спину щитом треснут. Как в свином хлеву плясать пытаюсь. Нет там нашей удали, нет плеча к плечу, нет единства.
Альрик хитро улыбался, слушая его речи, и поглядывал на меня.
— Как я и говорил, зла за уход не держу, — сказал Беззащитный. — Если ты одолел страх перед почти измененным, можешь вернуться.
Стейн выдохнул, расслабился, почти улыбнулся.
— Но условие то же самое. Если хотя бы трое ульверов откажутся принять, значит, не быть тебе в моем хирде.
Бывший ульвер стоял перед нами с честным видом, переводя взгляд с одного хирдмана на другого. Мы молчали.
— Эгиль, Бьярне, Вепрь, Тулле! Вы ж меня знаете. Сколько зим с вами перезимовали, сколько битв прошли. А Облауд…
— Погиб, — качнул головой Тулле.
— Жаль. Он бы за меня вступился. Я в бою хорош, никогда слова наперекор хёвдингу не говорил, не то что некоторые, — он скосил глаза в мою сторону. — Надо грести — гребу, надо копать — копаю, надо стрелы метать — пожалуйста. Да, пуганулся немного. Но я ж рядом с тобой стоял, Альрик. Едва-едва с твоим мечом разминулся! Кровь от разрубленных тобой на лицо брызнула. Я и подумал, что умереть от врага как-нибудь еще согласен, но от руки своего… Как же тогда в бой ходить? Куда смотреть: вперед или назад оглядываться? Не хочу я в стену вставать, поджидая удара в спину.
— Так ничего и не изменилось с той поры, — пожал плечами Альрик. — Я всё так же тронутый Бездной и в любой момент могу обернуться безумной тварью.
— Кто другой, может, и сдался бы. Но это ж ты, хёвдинг! Ты из любой беды выкрутишься, саму Бездну вокруг пальца обвести сумеешь. Сходишь к жрецу Мамирову, выпьешь отвар какой и излечишься. Тулле излечился, значит, и ты выпутаешься. А волчья шкура ко мне прочно приросла — не содрать. С другими на ратном поле неуютно мне, тесно, путано. С ульверами же как в родной стае, спиной чуешь каждого, без глаз угрозу чувствуешь.
Я недоуменно поводил бровями. Он же сейчас про дар мой говорит? На меня зыркает недовольно, но говорит, мол, что мой дар его и держит. Как же так?
Да и ладно. Я первым встал.
— Я против! Зла на тебя, Стейн, не держу, Беззащитный сам уговаривал уйти, но и принять не смогу. Не дело, если хирдманы туда-сюда бегать будут. У других пиво кислее оказалось, так обратно переметнулся? А дальше что? Альрик обернется, так снова удерешь? И ты говоришь про спину. Так я к тебе теперь спиной и не повернусь. К Альрику повернусь, а к тебе нет, ибо нет у меня к тебе доверия.
Если еще двое, как я, скажут, Стейн уйдет. Я посмотрел на ульверов, но в их глазах ни злобы, ни обиды не увидел.
Вепрь и вставать не стал, сидя промолвил:
— Ну, с кем не бывает. Ошибся. Теперь крепче других за хирд держаться будет. Пусть остается.
Энок согласно кивнул.
Бьярне, поморщившись, добавил:
— Нас и так немного. Хвит, Облауд, Лейф, Арне, Рыбак… Скоро старых ульверов и не останется. А Стейн один из первых был.
Эгиль согласился с Дударем. Видарссон увидел, что старшаки за Стейна, и присоединился к ним. Он до сих пор боялся поперек старших идти, крепко отец в него страх вбил. Сварт, Аднтрудюр, трое бриттландцев — все соглашались с Бьярне.
Леофсун Рысь почесал веснушчатый нос и звонко сказал:
— Я здесь самый молодой, позже всех появился. Не знаю, почему каждый из вас пристал к альрикову хирду, но я до последнего вздоха буду благодарен хёвдингу, что не бросил, принял бритта. И Каю, что не прирезал меня тогда. Вы мне как семья. И уйти из хирда, как уйти из семьи, отречься от отца и братьев. Пусть вон дети круглого бога блудных сыновей прощают, а я служу Фомриру и Домну. Мои боги таких не привечают. Я говорю «нет».
Забавное дело. Леофсун родился рабом, воспитан рабами и должен был умереть рабом. Должен был кланяться, слушать нордов, глаз от ступней не отрывать, ан нет, крепкая у него душа, свободная. Не зря же он кинулся сестру от собак отбивать, не зря Фомрир ему руну дал. Даже сейчас, когда почти все ульверы высказались за принятие Стейна, не побоялся наперекор общему слову пойти. Молодец.