Тафгай 5

— Я сморю, веселье бьёт ключом и уже кое-кому по голове, — усмехнулся я, помогая присесть за столик Светке и усаживаясь сам. — Боря, это у тебя рюмочка с чем?

— Местное сухое вино. — Скосил на меня виноватые глаза «Малыш». — Так виноградный сок.

— Дай-ка я сока этого попробую. Пить что-то захотелось. — Я схватил рюмку, в которую тут же вцепился и мою юный друг.

— Это коньяк Валерки Васильева, — под хохот Саши Мальцева и девчонок, подсоврал мне Борис.

— Значит так, дорогие товарищи отдыхающие. — Я скорчил вполне серьезное, и даже грозное лицо. — Сейчас пьём по чашечке кофе, а завтра утром пробежка по берегу моря пять км, а потом заплыв на пятьсот метров. Вечер с коньяковским и прочим алкоголем я объявляю закрытым! — В подтверждении своих слов я легонько стукнул кулаком по столику.

— Отдохнули, называется, — обиделся на меня Мальцев.

— Четвёртую игру у энхаэловцев выиграем тогда и погуляем, — пробормотал я.

Ночью в номере санатория мне вновь не спалось. Я минут тридцать ворочался с боку на бок, и всё время прокручивал в голове свой разговор, состоявшийся по прилете из Канады. В тот день меня притормозили в зоне осмотра багажа, которого у нас было очень много из-за подарочной иностранной хоккейной формы. Но баулы с экипировкой таможенников не заинтересовали, они сразу же потребовали открыть мою походную сумку, где я хранил сменное бельё и почти тут же обнаружили среди носков и трусов сто канадских долларов. Как они там оказались, я примерно догадался, ведь шестеро бездельников, то есть шесть Василь Васильевичей в этот раз не зря поели канадский хлеб. Наверняка во время пересадки в Монреальском аэропорту подсунули мне совершенно не нужную бумажку. Дальше меня отвели в отдельный кабинет, где какой-то товарищ в штатском, помахав красными корочками перед моим лицом, показал толстую папку.

— Знаете что это? — Ухмыльнулся неприятный высокий и поджарый мужчина с немного сбитым боксёрским носом.

— Знаю. — Я шмыгнул носом. — Это «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына. Вы используете своё служебное положение, чтобы распространять эту антисоветчину. Но я официально заявляю — не на того нарвался проклятый оборотень в пагонах! — Последние слова я выкрикнул так, чтобы их было слышно в соседних кабинетах и коридоре.

— Прекратите валять дурак, — усмехнулся комитетчик, но мелкие бегающие глазки выдали мне, что товарищ реально забздел. — В этой папке собраны все ваши тёмные делишки. Как вы спекулировали музыкальными инструментами, как ввозили в страну иностранную технику, джинсы и многое другое.

— То есть, за то, что я трудился над повышением качества жизни наших советских людей, о котором много говорит сам товарищ Брежнев, меня хотят наградить? — Я расслабленно навалился на спинку стула. — Или вы что-то имеете против нашего дорогого Леонида Ильича? А может, вы и против линии ЦК ведёте агитационную работу?

— Прекратить! — Психанул обладатель «всесильных» красных корочек. — А ты теперь послушай меня! Если дать ход этому материалу, то тебе светит три года тюрьмы. Конечно, как выдающемуся хоккеисту тебе дадут год условно с запретом играть в хоккей за команды класса «А» и класса «Б». Через год разрешат гонять за какой-нибудь горьковский «Полет» в третьей лиге. Ещё через год, если ты не сопьёшься на своём заводе, где тебе придётся вкалывать как все прошлые годы, тебе разрешат попробовать свои силы за ЦСКА. Но если ты армейцам не подойдёшь, то так и закончишь свою карьеру в «Полёте» или за команду цеха номер икс. Сколько там тебе уже будет? Двадцать девять?

— Почему за ЦСКА? — Не понял я. — Вы разве не из КГБ?

— ГРУ, главное разведывательное управление, — улыбнулся, показав кривые жёлтые зубы неизвестный товарищ. — А теперь к сути. Ты должен сказать старшему тренеру Кулагину, что у тебя травма и больше в играх Суперсерии не принимать участия.

Затем служащий ГРУ стал мне что-то втирать про пожары, про уничтоженный стихией урожай, про то, что надо поднимать страну на новый качественный уровень, и теперь как никогда государству нужны новые экономические контракты с Канадой, США и Англией. Поэтому в свете новых обстоятельств нам выгодней хоккейную серию против Канады либо проиграть, либо свести в ничью.

— Вам же первоначально было сказано, нужно проиграть, но с достоинство. — Закончил мужчина со сбитым боксёрским носом свою длинную речь. — Тебя ведь страна бесплатно учила, лечила, дала возможность зарабатывать деньги на заводе, поэтому ты должен сейчас поступить как примерный член советского общества.

— Мне кажется, вы неправильно интерпретируете слово «бесплатно», — сказал я, медлен проговаривая слова, чтобы переварить услышанное и что-нибудь придумать. — Если меня учили и лечили бесплатно, то откуда у меня образовался долг? И потом, неужели Канада нам не продаст пшеницу, если мы их обыграем?

— То есть по-хорошему ты разговаривать не хочешь? — Служивый постучал пальцами по толстой папке. — Надоело тебе играть в высшей лиге и ездить за границу?

— Почему же надоело? — Я сжал под столом кулаки, заставляя себя срочно что-то придумать. — Я ведь не совсем по голове стукнутый. То есть стукнутый, но не совсем. Я просто думаю, что среди болельщиков вызовет большое подозрение, когда в отставку ушел якобы из-за проблем со здоровьем и Бобров и я. Опять ведь полетят гневные письма и телеграммы в Кремль.

— Что ты конкретно предлагаешь? — Мужчина посмотрел на часы, намекая, что разговор ему уже основательно наскучил.

— Давайте поступим так, кхе-кхе, — я прокашлялся, чтобы потянуть время и убедится в правильности принятого решения. — В пятой игре я на лёд выйду, но сыграю тяп-ляп, и потом меня Борис Кулагин за плохой хоккей отстранит от остальных матчей серии. Чтобы народ не нервировать.

Мужчина сунул руку во внутренний карман, достал пачку «Мальборо», щёлкнул зажигалкой и закурил. Минуты три он пускал дым и обдумывал моё предложение. Наконец, сунув окурок в пустую чашку из-под кофе, он сказал:

— Если во время матча ты что-то начнёшь делать не так и не то, то схлопочешь три года и уже не условно. Да и доиграть мы тебе матч не дадим. Понял? Свободен.

13 сентября в Сочи на утреннюю пробежку кроме меня и «Малыша» вышли жена Валерки Васильева Татьяна, моя Светка и подруга Саши Мальцева Сусанна. Алёнка всё ещё дулась на Борю, а Мальцев с Васильевым после вчерашнего ресторана подняться с кровати не смогли.

— Товарищи отдыхающие! — Громко сказал я, посмотрев на своих подопечных. — Не страшны дурные вести. Мы в ответ бежим все вместе. В выигрыше даже начинающий. Красота среди бегущих. — Я показал рукой на наших девчонок. — Первых нет и отстающих, потому все бежим трусцой!

— Бодрость духа грация и пластика, — добавил Боря Александров под смех прекрасного пола, и мы посеменили вдоль побережья.

Само собой пять километров гнать себя, своего юного друга и девчонок я передумал. Мы от силы проделали путь в километра два и полезли в Чёрное море принимать водные процедуры.

— Боря давай наперегонки до буйков и обратно, — предложил я, зайдя по пояс в теплую сентябрьскую воду.

— Чё тебе нормально-то не отдыхается? — Пробубнил себе под нос юный гений прорыва, но следом за мной поплыл.

А когда мы подплыли к конусообразному огромному поплавку, то есть морскому бакену, я, схватившись за него одной рукой, сказал:

— Слушай меня сейчас Боря внимательно и не перебивай, возможно, за нами следят. Как прилетим в Москву, я на глазах Мальцева и Васильева с тобой и со Светкой разругиваюсь вдрызг и прямо из аэропорта уезжаю в гостиницу «Юность». Всё равно через пару дней сядем на базе.