Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 10

Однажды вздохнув, коллега доверительно шепнула ей:

– Нужно колготки срочно купить… А то вдруг в обморок хлопнусь, который день голова кружится, заберут в больницу, а у меня там… мама дорогая… Ритка тогда, поправляя завитые на сахарной воде кудельки, понимающе кивнула головой.

Но тогда все так жили… Иной раз ей казалось, что они всей страной пьют, не просыхая, и торгуют, чем только можно. После проданных с грехом пополам за полдня пары-тройки банок с паршивым, растворимым кофе, Рита плелась домой с большой челночной сумкой. Она оттягивала руки и била по ногам не проданными чайными коробками и жестяными банками. В «хороший» день она могла купить для маленькой дочки молока и что-нибудь из самых простых и дешёвых продуктов.

Но с тем периодом в её жизни и жизни страны, которой уже не было, всё более или менее понятно. А вот что Рите хотелось бы знать сегодня: почему у неё в этом отношении если что-то и меняется, то лишь по форме, но никак не по материальному содержанию?

Когда у неё вообще не было работы по разным причинам, когда у неё было две – три работы в течение нескольких лет, когда была одна, но стабильная – результат был практически одним и тем же: она всё время была без денег. У неё уже появились внуки, но финансово ей всё так же помогают родители, как и в то время, когда она бесконечно училась, сидела в декрете, защищалась, разводилась, переезжала в другой регион, покупала мебель в рассрочку, снова искала работу, а заодно и себя…

Она получила второе высшее образование, защитила кандидатскую диссертацию, всё время работала, но у неё никогда не было и так и не появилось сбережений или какой-либо, более-менее ощутимой финансовой подушки. Зато регулярно возникали новые кредиты, долги и тяжёлые вздохи о материально неподъёмном, но таком желанном: новом ремонте, приятном отдыхе на хорошем курорте, каких-то дорогих вещах, не являющихся предметами первой необходимости и многом другом. При этом она совсем не была транжирой. Хотя вполне могла бы стать ею, даже из одного только духа противоречия, который был ей совсем не чужд, учитывая те условия, в которых она росла и формировалась, как личность.

Она стала часто анализировать сложившуюся ситуацию. Почему так? Да, получает она, университетский преподаватель, совсем немного, но если не брать в расчёт Москву, то зарплата её ничуть не меньше, чем у её коллег в остальных регионах. А денег всё равно нет… Точно так же, как и в двадцать с небольшим лет, когда она стояла перед своим жалким товаром, разложенном прямо на картонке у пыльной дороги.

Может, всё дело в ней самой? Это с ней что-то не так?! Потому что при всём остальном относительном благополучии: хорошие дети, привлекательность, нормальное здоровье, уютный дом и машина, достойная работа, живые родители, есть интересы и увлечения, – в материальном отношении она не просто несостоятельна, она беспомощна. Каким-то непостижимым образом у неё всю жизнь словно заморожена финансовая сторона…

Боже мой, думает Рита, ей пятьдесят, а на «чёрный» день так же, как в двадцать восемь и сорок пять – ничего! Даже машина, на которой она ездит, куплена ею в кредит и оплачивается её родителями!

Вуз и дисциплина, которую она преподаёт, взяток не предусматривают, а вести себя так, чтобы «несли», она не умеет. После того, как её муж не смог выплыть из бурного моря девяностых, надёжного мужчины рядом так и не появилось. Зарабатывать же каким-либо иным способом, у неё не получается, хотя она не раз пробовала. Открывала частный кабинет, пробовала себя в роли коуча, после окончания соответствующих курсов пыталась подрабатывать массажистом, писала дипломные работы и одно время даже была внештатным сотрудником газеты «Новое время».

Тем не менее, денег по-прежнему не было. Почти никогда. Невеликая заработная плата почти мгновенно уходила на погашение кредитов, весьма сдержанный набор продуктов, квартплату и бензин. Если бы не прекращающаяся поддержка уже довольно пожилых родителей, а в последнее время и взрослой дочери, пришлось бы совсем туго.

И это при том, что она по-прежнему экономила, как могла. Ей и сейчас не комфортно в дорогом магазине. Когда накануне собственного юбилея Маргарита Петровна, хорошо одетая, представительная дама зашла в ювелирный салон, почему-то подумала, что к ней навстречу выйдет сейчас кто-то из сотрудников магазина и спросит:

– А вам, простите, что здесь нужно?

Она не представляет, как можно покупать сапоги за пятнадцать, а женскую сумку за шесть с половиной тысяч, будь они хоть трижды кожаные! Она так же, как и её мать считает, что к мясу или рыбе непременно полагается гарнир. Обязательно… А иначе, что это ещё за барство?!





Однажды, когда подруга со смехом рассказала, как её зять съел в один присест целую сковородку котлет, она всерьёз посоветовала той обратить внимание на его психическое состояние.

Почему, – снова и снова спрашивает себя Рита? Что это? Давным-давно сформированная и прочно устоявшаяся нищенская психология?! Или она сама раз и навсегда определила собственную себестоимость, и выше отмеченной планки подняться просто боится? А может родители своей многолетней материальной помощью просто-напросто заблокировали её денежные потоки? Или в глубине души её всё устраивает и вообще она знает, что в самом критическом случае помощь непременно придёт? Вопросы, вопросы, а ответов нет… Хотя может и есть, да только она их почему-то не видит…

На сегодня интернет и один кредит оплачены. Какое-то время можно не переживать. Но это ненадолго. Скоро снова нужны будут деньги, которых у Риты пока нет. А до аванса далеко, как до Меркурия. Она много думает об этом и даже расстраивается. И признаётся с горечью, что устала считать копейки… Но всё равно вскоре успокаивается. Наверное, потому что знает, что безвыходных ситуаций не бывает, а может уже просто привыкла…

Несколько коротких воспоминаний, подсвеченных лучами уходящего солнца

Было это в середине августа, много лет назад, но сейчас вот отчего-то вспомнилось. Мы с моим младшим братом шли в капониры… Стоп, здесь вынуждена сама себя ненадолго остановить, чтобы попытаться в нескольких словах пояснить, что это собственно такое и где мы тогда жили.

Нет, я ничуть не сомневаюсь, что многим известно, что капониры – это такие военные, оборонительные сооружения, но для нас, в нашем детстве, они представляли нечто особенное.

Вообще, это был какой-то отдельный, совершенно автономный мир. При всём при том, что объективно говоря, чего-то действительно сколько-нибудь примечательного там было мало.

Ну вот представьте себе относительно небольшую, довольно холмистую территорию, обильно поросшую густой растительностью с кое-где встречающимися бетонированными лазами, (собственно, они-то и есть капониры), которые из-за буйства травы, даже не всегда удавалось разглядеть. И ещё росли там во множестве, как бог на душу положит, яблоневые деревья. Вот, в сущности, и все капониры. Но поди ж ты, тянуло нас туда неумолимо и я бы даже сказала со страшной силой.

Что это было? Отсутствие альтернативы? Ведь жили мы в военном городке, где не то что в развлечениях, а даже в сверстниках ощущался значительный дефицит. Например, в ближайшую школу нас, пять или шесть детей разного возраста возили на автобусе за несколько километров.

Или всё-таки было там нечто особенное, что манило и притягивало? А может мы с братом, просто, что называется, совпали с этим местом в каком-то ментальном смысле? Ведь других людей мы встречали там нечасто. Кто знает…

Но если позволяла погода и имелось свободное время, мы почти неизменно шли туда. А учитывая, что воинская часть располагалась на территории одной из наших южных республик, а значит, солнечных дней в году было предостаточно (трава в капонирах стояла зелёной до середины ноября), да и нехватку свободного времени мы как-то особенно не ощущали, то можно предположить, что проводили мы там время довольно часто.

Что мы там делали? Как и у многих, у нас этот процесс именовался очень просто: гуляли. А заодно ловили бабочек, стрекоз и ящериц, которых было там превеликое множество. Таскали домой в стеклянных банках из огромных луж головастиков, пытаясь поэтапно отследить весь процесс превращения маленького, шустрого и странного существа в зелёного, пучеглазого лягушонка. Забирались на самый высокий стог сена, который заготавливали местные мужики из ближайшего села и мечтали. И ещё говорили, делились планами по поводу того, что будем делать, когда покинем это место. И смеялись… Боже мой, как же мы смеялись тогда… До коликов в животе, до слёз, беззаботно, неудержимо и взахлёб. Кстати, я не так давно заметила, что хохотать, как тогда, открыто, широко с участием всего спектра чувств, всем своим юным, искренним естеством, не обременённым заботами и тревогами будущего и не томимыми призраками прошлого, со временем случалось всё реже. А жаль, иногда этого очень не хватает…