Страница 31 из 54
Лиза вытерла ему щеки своей кружевной юбкой, носового платка, как всегда, не оказалось в кармане. Он постепенно успокаивался. Теперь он только вздыхал жалобно. Голова его тяжело лежала на Лизином плече.
– Кроличек, я хочу спать. И вам тоже пора.
– Нет, нет, – вдруг быстро заговорил он. – Она не подлая, нет. Она чудная, она добрая, она благородная. Она все смеет. Она гордая. Она царица Савская. Ей молиться надо. Молиться. – Он выпрямился, тараща круглые, заплаканные, шалые глаза. – Она святая. Да, святая. Люби ее, Лиза. Чти ее. Я недостоин ее. Разве я смею ее осуждать? Хочется ей любовника иметь, и пусть.
Лизе стало скучно.
– Кроличек, идите домой.
– Домой? Хорошо. – Он встал и, не прощаясь, быстро, как шар, покатился по дорожке.
– Ничего не говори ей, – крикнул он, открывая калитку, и покатился дальше.
Лиза взглянула на качающийся легкий месяц, на верхушки сосен, глубоко вздохнула, не то от усталости, не то от грусти, и вошла в дом.
«Спать, скорее спать. Уже, наверное, шесть, а Коля еще у Одэт».
Она разделась, легла. В открытое окно тянуло сыростью. Шум деревьев смешивался с глухим шумом океана.
Лиза положила голову на подушку, и ей показалось, что звезды, как большие белые, светящиеся бабочки, кружатся в прозрачном небе.
– Кромуэль, – прошептала она и улыбнулась, засыпая.
Дверь открылась. Кто-то вошел в сон. В сон и в спальную.
Лиза подняла веки и уставилась на него светлыми отсутствующими глазами.
– Ты не спишь? – спросил неизвестно чей, но очень знакомый голос.
Лиза хотела ответить, но не было сил.
– Что ты так на меня смотришь? Не знаешь, кто я такой?
– Знаю, – прошептала Лиза, сонно шевеля губами.
– Кто же я?.. Андрей?
– Нет. Ты другой.
Сон тяжело давил на лоб, и ничего нельзя было понять.
– Кто же я? Кто? Скажи.
Лиза подняла голову, медленно соображая что-то.
– Ты Николай Николаевич Кофейник, – с трудом проговорила она.
– Кофейник? Прекрасно. Теперь моя фамилия Кофейник. И твоя тоже. Здравствуйте, Елизавета Николаевна Кофейник. – Николай сильно потряс ее руку.
Лиза еще шире открыла глаза. Николай наклонился над ней:
– Проснись, Кофейник.
Какой Кофейник? Что ему нужно от нее? Отчего он смеется?
Лиза протерла глаза. Теперь она совсем очнулась.
– Перестань, Коля. Чему ты?
Но Николай продолжал смеяться:
– Счастье твое, что ты живешь не в Средние века. Тебя бы непременно сожгли на костре как ведьму. И правильно сделали бы, ведьма зеленоглазая.
– Я ведьма, а ты кофейник. – Она приподнялась и села. – Жили были брат и сестра, кофейник и ведьма. Вот однажды говорит кофейник ведьме: вскипяти меня, – начала она рассказывать и вдруг громко рассмеялась. – Ты прав, я ведьма. Посмотри, какое у меня родимое пятно. – Она расстегнула ночную рубашку. Под нежной, детской, едва округленной грудью темнело треугольное коричневое пятно. – Видишь, у ведьм, говорят, всегда отметины были. – Она снова легла и натянула одеяло. – А ты где так долго пропадал?
Николай пожал плечами:
– Одэт не отпускала. Надоело.
– Она влюблена в тебя. И понятно. Ты такой хорошенький.
– Это тебе кажется оттого, что я похож на тебя.
– Нет, не оттого. Я влюбилась бы в тебя, если бы ты не был моим братом.
– Ну конечно, ты во всех влюбляешься. Давно ли по Андрею умирала, а теперь этот Кромуэль.
Лиза покраснела:
– Ты ничего не понимаешь.
– Что уж тут понимать! Влюбилась в англичанина.
Лиза трясла головой:
– Нет, нет. Я люблю Андрея. А Кромуэль… Он красивый, веселый. У него автомобиль. Он мне нравится. Но… – Она прижала руки к груди. – Ах, я не умею тебе объяснить.
Николай насмешливо улыбнулся:
– Да ты не волнуйся. Мне-то что? Влюбляйся в кого хочешь. Уже шесть часов. Я иду спать – и тебе советую.
Он вышел из комнаты и закрыл за собою дверь.
5
Лиза почувствовала что-то холодное на шее и с криком открыла глаза:
– Что? Что такое?
Было уже совсем светло. Солнце светило в окно. Николай в пижаме стоял возле постели, держа блестящие ножницы в руке.
– Что? – снова спросила Лиза.
– Что? Посмотри на себя в зеркало.
Лиза села на постели, протирая глаза кулаками, и вдруг увидела свои длинные светлые волосы на подушке. Они лежали как-то особенно, сами по себе. Они казались живыми, блестящими змеями, свернувшимися кольцом на солнце. Лиза смотрела на них, еще не понимая, потом подняла руку, потрогала свой затылок.
– Коля, – крикнула она, – как ты мог? Коля, что ты сделал? – Слезы потекли по ее щекам.
Он обнял ее:
– Ну, Лизочка, перестань. Так гораздо красивее. Ведь это смешно – длинные волосы.
Она прижалась к его плечу, продолжая плакать:
– Я так гордилась, так любила их. Как ты мог?
– Тебе все равно пришлось бы обстричь. Ты все не хотела, а теперь уже сделано. Скоро будешь взрослой…
– Я никогда не буду взрослой, – сказала она.
Он рассмеялся:
– Не будешь взрослой? Как так?
Но она уткнулась в подушку и громко всхлипывала:
– Зачем? Как ты мог? Зачем ты это сделал?..
Через три дня Лиза писала в Париж: «Милый, милый Андрей, со мной случилось большое несчастье. Коля обрезал мне волосы. Я плакала, хотя мне очень идет. Но мне так жаль. С волосами я была Изольдой. Так меня зовет Кромуэль, английский мальчик, с которым мы познакомились. Это книжка про Изольду, я тебе привезу, ты сам прочтешь. Кромуэль богатый. Мы каждый день кутим и очень веселимся, но мне грустно без тебя. Когда я купаюсь и соленая вода попадает мне в рот, я всегда вспоминаю, как мы целовались. Я лежу на песке, закрыв глаза, и думаю, что ты – рядом. И так уверена, что протягиваю тебе руку. Тебя нет, и я плачу. Здесь недавно потонула девочка…»
6
Мать Кромуэля только что вернулась домой.
«Уже три часа. Он давно уже спит», – подумала она, тихо открывая дверь в спальню сына.
Но комната была пуста, и кровать не тронута.
«Где же он так поздно?»
Она зажгла свет, села в кресло и взяла журнал.
Она не беспокоилась, мысль о том, что что-нибудь дурное могло случиться с ее сыном, даже не пришла ей в голову.
Она рассеянно перелистывала журнал. Она не читала, она думала. Она думала о своей жизни, о своем муже, убитом на войне. Он был такой большой, белозубый, веселый. Она улыбнулась своим воспоминаниям совсем так же, как улыбалась когда-то мужу. Кром становится удивительно похож на отца. И она с тем же удовольствием, с каким вспоминала сейчас мужа, стала думать о сыне.
Дверь бесшумно открылась, и вошел Кромуэль.
– Как вы поздно, Кром. – Она, улыбаясь, отложила журнал. – Хорошо веселились?
Он покраснел:
– Отлично, спасибо.
– Я хотела только дождаться вас, чтобы сказать вам спокойной ночи. Спите спокойно, Кром. Я рада, что вам весело тут.
Она встала и поцеловала сына.
– У меня к вам просьба, мама. – Он еще гуще покраснел. – Здесь очень хорошо, но чертовски дорого. – Он сделал ударение на «чертовски». – И мне…
– Разве так уж чертовски? – рассмеялась она. – Вам нужны деньги? Пятьсот франков хватит? – Она еще раз поцеловала его и пошла к двери, но на пороге остановилась. – Вы не играете ли в баккара, Кром?
– Нет.
– Пожалуйста, не играйте. Так я вам завтра утром дам деньги.
Он сделал шаг к ней:
– У меня еще просьба. Я хотел бы поехать в Париж в этот вторник, один.
Она покачала головой:
– Нет, милый Кром, вы ведь знаете, что мы едем в Париж через две недели, первого октября. И раньше вы не поедете. Вы уж как-нибудь устройтесь.
И она, кивнув на прощанье, вышла из комнаты.
7
Было двенадцать часов. Горячее розовое солнце высоко стояло на блестящем небе. Белые волны вздымались и падали. Купающиеся прыгали, держась за веревку. Из казино заглушенно и взволнованно доносилась музыка.