Страница 7 из 17
Безумие какое-то. Да, она действительно набрала пару килограммов за последние несколько лет. Это называется «половое созревание». Когда Макс только вступила в подростковый возраст, то, стыдясь своего тела и злясь на весь мир, очень болезненно воспринимала мамины намеки. Дело осложнялось и тем, что мать была повернута на собственной внешности. Макс видела, как мать превращается из обаятельной и профессиональной новостной журналистки в стереотипное холеное существо с гладким лицом, не имеющее возраста, которое так нравится зрителям. Теперь, в семнадцать, Макс наконец поняла: то, что мать все еще цепляется за свои впалые щеки, не означает, что это должна делать она сама. Она имеет право любить свою грудь четвертого размера и округлые бедра и считать свою задницу чертовски привлекательной в джинсах с высокой талией. Что с того, что у нее между бедрами нет треугольной дырки, которой сверкают все модели в «Инстаграме»? Макс читала о нереалистичном давлении на девушек, о вреде фотошопа, о расстройствах пищевого поведения. Ее раздражало, что она, гордившаяся своим телом, вынуждена выслушивать всю эту чепуху о диетах от своей матери, которой остался один шаг до анорексии. Разумеется, если обвинить Пейтон, она будет все отрицать. «Дело не в худобе. Я говорю всего лишь о здоровье и о том, что нужно следить за собой».
Макс закончила редактировать ролик и просмотрела его дважды, желая убедиться, что ничего не пропустила, затем, удовлетворенная, нажала «опубликовать» и затаила дыхание, дожидаясь, пока он загрузится. Получив подтверждение, выдохнула и покинула сайт.
Ее внимание привлек взрыв смеха у входной двери. Подняв голову, она увидела троицу одноклассниц из Милфорда и немедленно пожалела, что не выбрала кафе в центре или где-нибудь в районе Адской кухни. Макс съежилась в кресле и отвернулась к стене. Три дня назад, надев подобающее случаю белое платье и получив аттестат, она подумала, что Милфордская академия в одночасье исчезнет вместе со всеми учениками в одинаковой клетчатой униформе, растворится в воздухе как по мановению волшебной палочки, навсегда уйдет из ее жизни. Не тут-то было.
– Скорей, девчонки, мы опоздаем! – крикнула самая высокая, Люси, грациозная и длинноногая.
Она серьезно занималась фехтованием. Очень милая. Не красавица, но для университета Карнеги – Меллона вполне годится. Ей составляли компанию Джозефина (Станфорд) – папа-миллиардер, и Энн Мари (Корнелл), которая, несмотря на двойное имя и экзотический акцент, родилась и выросла в Верхнем Ист-Сайде.
– Нет, вы только посмотрите! – сказала Энн Мари, подняв пачку шоколадных крекеров, словно это были редкие бабочки, покрытые тончайшей пыльцой. – Хочу!
Макс бросила взгляд за прилавок и заметила, что симпатичный бариста тоже уставился на Энн Мари. Неожиданно!
– Ой, это ведь Макс? – спросила Джозефина, указывая на Макс. – Точно! Привет, Макс!
Люси возглавила процессию к столику Макс. Что это у нее на голове? Корона из косичек? Видно, что в салоне делала. И как ей это удается? Макс тронула рукой свои растрепанные локоны и задумалась, когда в последний раз хотя бы кончики подстригала.
– Привет.
– С ума сойти! Кто бы мог подумать, что мы тебя здесь встретим, – поразилась Люси.
«Ну конечно, если у меня хватило глупости выбрать кафе по дороге от школы к дому», – подумала Макс, а вслух как можно дружелюбнее произнесла:
– Да, просто невероятно.
– Что читаешь? – наклонилась к ней Энн Мари. – Кажется, я видела эту книгу у мамы.
Макс подняла со стола биографию Александра Гамильтона в твердой обложке:
– Да, неплохая книга. Я вообще-то жду друзей. Едем на пляж, а я решила сначала заправиться кофеином.
Как только слова сорвались с ее губ, Макс стало безумно стыдно. Почему ее так волнует, что о ней подумают?
– Конечно, – кивнула Люси. – Мы тоже в ту сторону. Погода просто изумительная.
– Угу, – буркнула Макс и, вспомнив, что хотела быть дружелюбной, добавила: – Надеюсь, там не ужасные пробки.
– Ладно, приятно было увидеться, – сказала Энн Мари и потянула Люси за руку. – Нам пора. Пока, Макс.
– Хорошего дня! – крикнула из-за ее плеча Люси.
Макс провела взглядом девчонок, которые забрали у стойки свои напитки, добавили молоко и сахар и вышли, хихикая. Только сейчас она заметила их наряды: короткие юбочки, обрезанные джинсы, выглядывавшие из-под маек лямки купальников. Они действительно ехали на пляж.
«Вот хрень», – подумала она, пытаясь сосредоточиться на книге, но в голову лезло совсем другое. Она окончила школу, не имея ни одной подруги. Разве ее кто-то слушал, когда она говорила, что не хочет учиться в Милфорде? Стремление получать самые высокие оценки, проходить самые продвинутые курсы и любой ценой попасть в Лигу плюща превратило всех в этой школе в бездушных роботов, готовых убить друг друга, только бы добиться цели. Разве ее слушали, когда она из года в год просила… нет, умоляла перевести ее в Ла Гуардия, Сент-Энн или Френдс – отличные школы, с более творческим подходом? Никто и никогда. Нет, не совсем так. Папа слушал, но мама легко побеждала в споре с помощью «неопровержимых фактов». «Милфорд – самая престижная школа в городе, и Макс признают клинической идиоткой, если она добровольно отдаст свое место, которое, между прочим, обеспечили ей еще в детском саду». Макс это бесило. «Самая престижная». «Труднее всего попасть». «Единственная и неповторимая». Как будто жизнь – нарисованная под линейку ровная дорога, и каждое направление, решение или возможность имеет точную цену, если, конечно, ты можешь выбирать.
«Плевать», – подумала Макс, возвращаясь к книге. Вся эта чушь со школой уже позади. Лето она проведет у тети Скай, о чем мечтала весь год, а потом поедет в колледж и начнет новую жизнь. Она достала телефон и написала Бринн в «Ватсапе»: «Я неудачница. Прикинь, только что встретила Люси, Джозефину и Энн Мари. В «Старбаксе».
Макс подождала минуту и вспомнила о разнице во времени с Гонконгом. Вновь взялась за книгу, но, так и не сумев сосредоточиться, собрала вещи и вышла.
– Хорошего дня! – крикнул вслед симпатичный бариста.
Она смущенно помахала рукой.
Стоял теплый для начала июня день, люди запрудили Лексингтон-авеню, спеша по обычным делам. Если пойти сейчас домой, интересно, мама еще в спортзале? Макс сейчас вовсе не хотелось выслушивать мамину болтовню – после каждого эфира Пейтон испытывала эмоциональный подъем. Она так задумалась, что не сразу услышала писк телефона.
«Фу, ты не могла придумать что-нибудь поприличнее «Старбакса»?» – написала Бринн.
«Значит, не могла».
«Что случилось?»
«Я поняла, что после твоего отъезда у меня не осталось ни одной подруги».
«Дружбу часто переоценивают», – написала Бринн.
«Точно».
Макс улыбнулась и посмотрела на часы. Пейтон обычно возвращалась из спортзала не раньше половины одиннадцатого, значит, она успеет пробраться в свою комнату. Папа может быть дома: крутит педали на тренажере или сидит на телефоне, – но он не действует на нервы, как мать. Макс проплелась пару кварталов в сторону своего дома и присела на скамейку у цветочного магазинчика. Солнце пригревало, а флорист, пожилая женщина с крутой панковской прической, улыбнулась ей и подняла большие пальцы. Макс открыла телефон и, не удержавшись от соблазна, зашла в «Инстаграм».
Первое, что она увидела в ленте, – фото Люси и Энн Мари в обнимку на заднем сиденье машины, судя по всему – такси, имитирующих страстный поцелуй. Заголовок: «Счастливого выпуска, моя вторая половинка. Я люблю тебя сильнее с каждым днем. Спасибо, что ты есть в моей жизни». И, конечно же, сердечко и смайлик. Дальше: Джозефина, Люси и Энн Мари возле кафе у заправки на хайвее, все трое – с ярко-голубым мороженым и улыбками до ушей. Заголовок: «Друзья навек». Еще троица: на крыше машины на стоянке, истерически хохочущие в камеру. Заголовок: «Буду скучать по этим девчонкам! Крутяшкиииии!».
«Задолбали», – сердито подумала Макс, переключилась на свой ютуб-канал и с приятным удивлением обнаружила несколько десятков новых комментариев.