Печать правосудия

«Где информация?» — пришло Шумякину сообщение.

«Информацию я достал, но мне нужна встреча»

Ответ пришел спустя пятнадцать минут.

«Хорошо. Вечером я сообщу место и внешность передатчика».

… … …

Артефакты или попросту арты. Что-то таинственное, могущественное, обладающее силой. Иногда силой, которую и представить сложно. Каждый из нас мечтает найти артефакт. Арт — он словно выигрышный лотерейный билет, который решит все твои проблемы. Я бы не отказался. Жаль, но пока мне судьба подкинула только утопленный мобильник и горсть мелочи.

В тоже время арты встречались не так уж и редко. Чем ближе к столице, тем их больше. Время, когда грубая сила и сила навыков определяли, кто владеет артефактами, давно ушло. Мир прогрессирует. Теперь в нём есть капитализм, власть, влияние семей, кланы, военные. Связи и деньги делают много. Больше, чем грубая сила. Иначе все арты оказались бы в руках силовиков.

Мне приходилось видеть арты, но никогда так близко.

— Подсвечник, найденный в раскопках на дальнем востоке, — сказала Фита, на что мы все в очередной раз охнули.

Он лежал прямо перед нами. Черт побери, я мог потрогать его, но не спешил. Никто не спешил. Арт всё-таки.

— Ему около четырехсот лет, — продолжила Фита. — В документах сказано, что он освещал палатку Николая Паринова во времена великого раскола. Паринов спас в этой палатке тысячи жизней. Хотя и умерло много…

— С виду обычная железяка, — сказал Бубль. — Даже под разными фильтрами не вижу ничего особенного.

Бубль напрягал глаза и расходовал энергию. Даже под очками было видно, как сморщивается кожа на лбу и над скулами. Бубль мог разглядеть надпись на экране телефона на расстоянии двухсот метров, а ещё он мог смотреть на мир под разными фильтрами и в разных световых спектрах. Когда он сказал, что эта штуковина выглядит, как обычная железяка, он имел ввиду куда больше, чем любой из нас.

— Даже аппер такую фиговину не отличит от обычного металлолома, а про пехов и говорить нечего.

— Борис! — Фита с укором посмотрел на Бубля.

— Про людей… я хотел сказать.

В этом вся Фита. Даже в такой, казалось бы, волнительной ситуации не отходит от своих принципов. Пехами апперы называют обычных людей. Пехи — это что-то исковерканное и сокращенное от пешеходы. Во всяком случае мы с пацанами считаем именно так. Пешеходы, наблюдатели, безучастные. По сравнению с апперами — носителями силы, пехи решают немногое. Или так было раньше? Да, так было раньше. Теперь есть пехи такие, что любого аппера за пояс заткнут.

— До тех пор, пока пехи к ним не дотронутся, — сказал Пауль. — Если арт сильный, то пеха может парализовать или крышу нафиг снести.

— Может, — подтвердила Фита. — И этому есть простое объяснение. Арты — это ведь обычные вещи, изначально. Просто они слишком долго находились в скоплениях силы. Чаще всего это предметы сильных апперов. Часы, украшения, доспехи, некоторая одежда и даже имплантаты, и искусственные конечности. Если эти вещи великие апперы носили долгое время, то они пропитывались энергией так сильно, что в большей степени состояли из неё. Но нам такие, конечно, в жизни в руках не подержать. Более доступные — те, что получили меньше энергии, но достаточно, чтобы её удержать. Столовые приборы, статуэтки, брелоки и другие вещи.

— Всё железное, — добавил Пауль.

Фита его не поправила, значит дело говорил. Ну, молодец. Вообще этого демона не интересует ничего кроме улицы. Слово книга для него — почти ругательное, а школа — не место для получения знаний, а тренировочный полигон перед реальными вылазками. Но про арты сукин сын что-то знал. Интерес и желание обладать заставил-таки его напрячь извилины.

— Если не железо или другой твёрдый металл, то они просто развалятся, — продолжил Пауль. — Нужна крепкая внутренняя структура и полости на химическом уровне. Хер знает, как это работает, но типа микропустоты должны быть в материале. Как в башке у Бубля, короче.

— Очень смешно.

С расстояния примерно в метр я чувствовал его вибрации. В этой штукенции хранилось куда больше силы, чем в сформированных сферах Пауля. Подсвечник гудел и окутывал энергией всё, что к нему приближалось. Никто из нас не спешил трогать его, и не потому что боялся отхватить от Фиты — хотя и это тоже — как бы после касания без руки не остаться. На столе будто лежало раскаленное до красна ядро. Красивое и манящее своим светом, но трогать нельзя — обожжешься.

— И сколько твой батя за него отвалил? — Пауль сунул руки в карманы и чуть отстранился.

— Не знаю, — Фита как ни в чем не бывало взяла его в руки; их не разорвало и не обожгло. — Но, наверное, дорого.

— Поздравляю с получением разрешения, — я положил руку ей на плечо и даже через тело почувствовал перетекающие волны энергии.

Отец купил Фите арт несколько лет назад, но только сейчас она смогла им пользоваться. Ну как пользоваться, пока только носить, знакомиться с ним, привыкать. До этого артефакт проверяли в специальном центре. Он проходил проверку на безопасность, устойчивость и прочую лабуду, под бумажку каждую. Потом, когда клерки сделали своё дело и наставили триллион печатей на бланк о допуске, пришла пора Фиты. Ей нужно было доказать свою состоятельность, профпригодность и… В общем, вся та же херня, только теперь для человека. Ей, в отличие от подсвечника, нужно было получить два триллиона печатей, которые вместе с допусками подсвечника слились в бюрократический оргазм синих штампов и подписей. И всё это при том, что Фита училась на лекаря в универе для апперов. То есть, там всё так близко сошлось, что лезвие хер проскочит. Апперу из простой семьи, у которого нет отца с круглой суммой, подходящего навыка, стремления учиться в универе и бла-бла-бла ещё пятьсот «если» — легче сдохнуть от апперлихорадки, чем получить на руки арт.

Событие поистине большого масштаба. Наш близкий друг получил свой собственный арт. Едва ли кто-то среди моих знакомых мог похвастаться даже не артом — таким другом.

Фита получила от нас сумку с лекарственными причиндалами. Мы с Паулем не участвовали в выборе подарка, но скинули денег. Особенно я. Для Фиты не жалко.

Она никому не предложила подержать артефакт, а сам никто не попросил.

— Скоро за мной заедет отец, — Фита намекнула, что нам пора сваливать.

— Слушай, Фита, а у тебя случайно нельзя намутить каких-нибудь ап-зельев? — Пауль засмотрелся на колбы за стеклом. — Короткие баффы там, усилители. Мы никому не расскажем.

— Проваливай, Пауль!

— Пока, — я взял сумку, чтобы передать Фите.

Внутри лежал арт. Моя рука оказалась слишком близко к нему. Сила перетекла в кисть без моего ведома и затем пошла дальше. Было как-то неловко бросать сумку на пол. Что случилось?! Я повернулся к Фите и вытянул руку. Внутри всё сковало, я даже не знал что сказать. Заберите её! Красные сгустки энергии потянулись из моих пальцев. Густые, точно смола. Такое я видел впервые. Они окутали шлейки сумки, я разжал кулак, сумка упала на пол, а растянутые до пола жгуты лопнули и разлетелись по магазину ударной волной, сметая со стола документы и опрокидывая близстоящие контейнеры.

Глава 3. Фигель

Кафе рядом со старым кинотеатром светилось голубым и розовым, на окнах переливались рисунки пляжных коктейлей, сладостей. Неоновые цвета, мигающая барная стойка, радугой из тюбиков поливают мороженое.

Шумякин пришел сюда не по своей воле. Он предпочитал места тёмные, затерянные в кварталах, без лишнего антуража. Но сейчас выбирал Безликий, а у него хрен пойми что в голове.

Внутри пахло ванилью, играла ненавязчивая лаундж музыка. Шумякин отмахнулся от официантки, пошел между столиками. Он искал: «Двадцать восемь, высокий блондин, волосы шапкой, в коричневой рубашке, с черной папкой на столе».

Слава богу, придурок удосужился сесть за столик в углу. Шумякин сел напротив, подозвал официантку, попросил пиво.

— У нас только крафтовое с вишней или кофейное.