Печать правосудия

Чем больше я об этом думал, тем больше сходился во мнении, что Шумякин ведёт свою игру. Но к чему такие риски? Цена таких поступков может измеряться жизнями. Но чьими?

Всего пару часов назад Курочкин подсел ко мне в столовой и спрашивал про рейд. Кажется, он завидовал, что туда взяли щегла, вроде меня, а его оставили на обочине. Я отшутился, сказав, что дело было слишком гиблое и на него послали кого не жалко: морских котиков, командора-частушечника, ботаншу Соколову, меня и холостого никому нафиг не нужного Шумякина.

На слова о Шумякине Курочкин отреагировал неоднозначно. Ничего не сказал, но как будто хотел. Значит, возможно, у Шумякина все-таки есть семья? Или кто-то, кем он дорожит? Кто-то, кого могут держать на прицеле, заставляя его действовать?

Солнце светило в окно. Я закрыл жалюзи, поставил кресло посреди кабинета, сел. Что там рассказывал Скор? Амплитуда, колебания, потоки… баланс силы в принимающей руке, захват силы соперника. Поерзав немного в кресле, я собрал силу в груди, направил её в левую руку. Правая осталась разряженной. Не полностью без сил, но со значительным перекосом.

Теперь, когда я понимал, как примерно работает запечатывание, слова Скора не казались мне чепухой. В памяти всплывали отрывки уроков, движения, силовая борьба на руках. Я распределял силу по его советам, и у меня получалось. Влево, вправо, вниз, захват, разрядка, пустое пространство для приема, торможение и… печать.

Я открыл глаза и рассмотрел странные формы мерцающей в руке силы. Поводил по сторонам, сила послушно потекла следом. Прямо в этот миг она перестала быть чем-то спонтанным, эмоциональным, случайным и неконтролируемым. В этот миг я управлял ей.

Дверь в кабинет открылась, я потряс руками в воздухе, чтобы растворить остатки энергии.

— Ты чего здесь делаешь? — спросила Соколова. — В темноте?

— Ничего, — я положил руки на колени. — Просто сижу на кресле в темноте и машу руками. Ничего такого, о чем ты могла подумать.

— Ни о чем таком я и не думала.

Диана взглянула на выключатель, но прошла мимо.

— Вот и хорошо, — сказал я.

Её волосы были собраны в две гульки, с правого виска спадала закрученная прядь. На ней была черная блузка, юбка и туфли на каблучке. Каблук был в два раза выше, чем обычно. Диана медленно прогуливалась вдоль стены.

— Поздравляю с успешным рейдом, — сказал она.

— Спасибо, я старался, — сказал я и замер в кресле, отслеживая её продвижение глазами.

— Одними бандитами в городе стало меньше. Я, конечно, предпочитаю более гуманные способы правосудия, но иногда действовать приходится жестко, — Диана провела рукой по стене.

— Жестко…

— И ещё я не ожидала от тебя такой решительности.

— Да?

— Одно дело пинать в классе Агафонова, дать сдачи Толкачеву и даже разобраться с парочкой ублюдков в городской подворотне, и совсем другое — участвовать в рейде на вооруженную организованную преступную группировку. Шумякин сказал, что ты спас жизни двум солдатам.

— Герой, получается. Он не передал через тебя какую-нибудь награду или медаль?

— Не-е-ет, — Диана посмотрела в сторону и загадочно покачала головой.

— Ты тоже неплохо справилась, — сказал я. — Особенно навыки оказания первой помощи.

Она улыбнулась.

— Советую поработать немного над частотой и глубиной, а в целом… Мне понравилось.

— Ха! — не сдержалась она.

— Если хочешь, я могу дать тебе частный урок. Знаешь, в этом деле очень важна практика, одно дело тренироваться на манекене и совсем другое…

Она подошла впритык, положила руку на спинку кресла, коснулась коленкой моей ноги.

— Приветики, — сказал я.

— Ну что, тебе звонила Юля?

— Нет, — я сглотнул слюну.

— Вот как? — её рука переползла на моё плечо. — Жаль. Видимо, я дала её неправильный номер.

— Действительно.

— Мне, конечно, далеко до её коротких шортиков.

— Кто знает, кто знает…

Диана потянула за край юбки, задрала её к бедрам, затем перекинула через меня ногу и села. Мои руки скользнули под блузку и смяли горячее тело. Поцелуй, минус одежда, занавес.

… … …

Мы лежали на полу на своей же одежде в разгромленному углу кабинета. Рядом валялись коробки с документами, перевернутый цветок, кресло. Диана водила ногой по стене, а я следил за рисунком её крошечных пальчиков.

— Ничего не хочешь мне рассказать? — спросила она.

— Например, где я научился быть таким хорошим в постели?

— Я серьезно.

— Серьезно? И что ты хочешь знать?

— Кто ты?

Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, куда она клонит. Я бы с удовольствием ей что-нибудь рассказал, если бы мог. К сожалению, приходилось прикидываться дурачком:

— Ты же читала моё дело.

— Там собраны только поверхностные и малозначимые факты. Так часто делают, когда хотят выставить человека обычным.

— Спасибо.

Диана отвернула голову и несколько секунд помолчала.

— Может ты и вырос на улицах, может совершал мелкие преступления, но ты попал в ОБНИС не поэтому, — она смотрела в потолок, а край её расстёгнутой блузки задирался все выше и выше от движений ноги по стене.

Если бы разговор касался какой-нибудь ерунды, я бы давно потерял его нить. Я повернулся к ней, положил руку на живот. Теплый и бархатно мягкий.

— Это среди обников такая традиция — строить конспирологические теории и окружать всё тайнами?

— Не было ни единой причины тащить тебя в этот рейд, а ведь Шумякин пришел именно за тобой.

— И тобой, — я просунул руку дальше, края блузки расползлись по бокам, вновь обнажая тело.

— Меня он взял за компанию и решил это в самый последний момент, чтобы ваша с ним игра не выглядела слишком подозрительно.

Я опустил руку чуть ниже, Диана дернулась, прогнула спину.

— Тебе сошли с рук разборки с Агафоновым и Толкачевым, потом это странное совпадение в спортивном зале, а ещё я случайно слышала, как Коломов произносил твою фамилию, причем дважды. Мою он за полтора года так и не запомнил, — Диана повернула голову и посмотрела на меня. — Кто ты на самом деле, Майоров? И что ты здесь делаешь?

— Прямо сейчас я влюбленный парень, который готов повторить, — я опустил руку ещё ниже.

Диана сдвинула ноги, перевернулась на бок, поднялась, застегнула блузку. Через тридцать секунд на ней были колготки, юбка, туфли.

Я сел на полу:

— Диана, ну не обижайся.

— Пока, Майоров! — она заправилась, провела руками от груди к бедрам, поправляя одежду и вышла, хлопнув дверью.

— Вот же дерьмо…

Мне хотелось побежать за ней, догнать, развернуть, всё объяснить. Но я не побеждал. Что я ей объясню? Расскажу, что я печатник, которого ОБНИС держит в тайне, потому что я ещё не наложил ни одной печати? Придумаю очередное вранье? Какой в этом смысл? Она и так наслушалась вдоволь.

Нужно согласовать это с Шумякиным и закрыть вопрос. Рано или поздно об этом узнают все. В конце концов меня готовят официальным печатником в отделение.

Одевшись и наведя порядок в кабинете, я сел в кресло и размышлял. Стоило ли идти дурить голову Шумякину прямо сейчас или оставить его наедине с бутылкой коньяка хотя бы на сегодня? Я выбрал второй вариант. Жизнь Шумякина и так превратилась в бесконечную череду решения проблем, так или иначе связанных со мной. Подождет до завтра.

Булькнул телефон. Не успел я взять его в руку, как пришло ещё одно сообщение, а затем — ещё одно и ещё несколько. Я открыл мессенджер. С незнакомого номера мне прислали пять фотографий. На них был какой-то парень. Он валялся в переулке рядом с фонарным столбом. Лицо его было испачкано кровью и распухло да такой степени, что не узнать. Серая кофта, джинсы, кроссовки с черными шнурками, на запястье спортивный браслет, в штанах — пояс с серебряной бляшкой. Кто прислал мне это? И почему это должно быть мне интересно?

Пролистав фото ещё раз, я закрыл их и стал ждать. Должно быть мне прислали информацию по какому-то делу. Опять проделки Шумякина? Если так, то следом пришлют инструкции. В конце концов с фотками я должен что-то сделать, не правда ли?